Лиля собиралась в дальнюю дорогу, многое нужно не забыть: всевозможные подарки, сменную одежду для себя на две недели, постельное белье и еду в поезд.
— Лиля, зачем ты берешь с собой простыню с наволочкой? В поезде все выдают — негодовала подруга.
— Я не собираюсь спать на застиранных после тысяч неизвестных мне людей простынях.
— Хорошо, логично, а еда-то тебе зачем? Нет никакого резона наедаться ночью, да и не похоже это на тебя – не унималась Вера.
— Отстань, отстань, а то у меня будет нервный срыв, нервы у меня на пределе. Мне нужно экономить, знаешь, какая дорогая жизнь в Европе?!
Лиля действительно была уже на взводе: казалось, поднеси спичку, не зажигая, и спичка вспыхнет. Стиснув зубы, чтобы не сказать лишнего и не обидеть подругу, она плотнее набивала многочисленные сумки. Лиля собиралась к дочери, а теперь уже и к внученьке, которые проживали в Бельгии, поэтому брала с собой много вещей. Помимо одежки и разных погремушек для новорожденной нужно было привезти многочисленные подарки для знакомых и малознакомых людей, поучаствовавших в судьбе дочери. Лилия Марковна работала врачом, временами получала презенты от выздоравливающих, и знала им цену; иногда так изматывалась, вкладывая свои знания и душу в больных, что эти маленькие подарочки становились каким-то утешением (съешь конфетку после работы и как будто, жизнь слаще и радостней стала). Она и сама любила дарить подарки просто так и в благодарность за…, да мало ли за что. Много в жизни разных обстоятельств случается: один помог правильное направление в жизни определить, другой в тяжелой ситуации справиться, третий, просто доброе слово сказал в нужный момент – каждого надо отблагодарить. Лиля продолжала заполнять свои, купленные как раз по случаю зарубежной поездки сумки. Знала, что обратно в этих огромных сумках повезет бесценный груз. Знала, уже знала.
— Какая прелесть, посмотри – умилялась, предлагая полюбоваться подруге, тем самым разряжая обстановку – эти детские платьица, в наше время таких не было.
— В наше время, ели ты помнишь, ничего не было: ни таких платьев, ни таких подарков, какие ты раздариваешь всем подряд.
— Ты знаешь, что не права! Эту Палехскую шкатулку я везу Полетт, которая помогала Милочке во время беременности, да и сейчас Мила без нее вряд ли справилась.
Полетт была матерью Карлы, сокурсницы и подруги Милы. Жила Полетт во Франции, но часто переезжая из Франции в Бельгию и обратно, а иногда подолгу оставаясь в съемной маленькой бельгийской квартирке, она заменяла на время мать Милочке. Купала новорожденную, укладывала ее для дневного сна, в то время, когда Мила бегала на собеседования и презентации собственных проектов.
— А янтарная трубка с мундштуком для Мариуса, он коллекционирует трубки, ты помнишь, я о нем рассказывала. Он создал роскошный фотоальбом с Жанночкиного крещения, а еще Милочка моет полы в его фотомастерской, чтобы расплатиться за вою квартиру.
Лиля, едва сдерживала слезы, ей не хотелось, чтобы все видели ее распухшие и покрасневшие глаза. Она следила за своим внешним видом – работа обязывала, а теперь, став матерью художницы, она своей внешностью должна нести эстетику в массы, так ей казалось. Но слезы сдерживать становилось все труднее и вот уже струйки туши потекли по щекам, комок нервов подкатил к горлу, и речь стала прерывистой.
— Если бы не эти чудесные люди, сколько еще трудностей пришлось пережить моей дочери?! Ведь Мариус и Кевин помогли защититься Милочке от нападок Пашки-паршивца. Кевин позже собирал и оформлял нужные документы, чтобы Пашку не посадили в тюрьму, психушка в Бельгии оказалась лучшим вариантом для него.
— А кто такой Кевин, ты не рассказывала – спросила участливая подруга – А, это тот, кто помог Миле с визой?
Воспоминания, раскручиваясь, как нитки из клубка обматывали любящую мать и мучительно сдавливали грудь, мешая свободно дышать.
— Нет, то был Марк-профессор филологии, который здесь в университете читал лекции на французском и фламандском языках, а вернувшись во Францию, сделал Миле приглашение как своей лучшей ученице. А уже из Франции Мила уехала в Бельгию поступать в Высшую школу визуальных искусств La Cambre. Приехав в Люксембург, Мила сначала работала гувернанткой в семье Кевина, крупного и очень известного адвоката. Им обоим я везу по бутылочке коньяка из Магарача, им есть с чем сравнить.
— Да, подруга, в скупости тебя не обвинишь, коньячок-то редкостный на аукционе покупался.
В своих коротких рассказах Лиля слегка лукавила, да ее можно понять, память старается стереть воспоминания, которые наводят грусть и тоску, чтобы заново не переживать неприятные моменты жизни.
Вера помнила все рассказы подруги о житье-бытье ее дочери, повторенные по нескольку раз, и знала, что Мила поехала в Бельгию за Любовью. Милочка, будучи натурой страстной, обладая образным мышлением, влюбилась в сокурсника Пашу. Стихи писала о пламенной любви на русском и на английском языках, перекладывала их на музыку – одаренная девочка. Еще на третьем курсе будущие лингвисты решили рвануть в какую-нибудь европейскую страну, случайно подвернулась Бельгия. Пашин товарищ, уехавший несколькими годами раньше, позвал дружка, обладающего языковыми навыками, к себе в помощь. Преодолев нелегально границу, под чужим именем (как в романах про разведчиков) Паша сначала преподавал на курсах французского языка в группах для эмигрантов из России, а потом, позавидовав безбедной жизни друга программиста, поступил в местный университет на факультет IT технологий. Лилия Марковна отпустила свою дочь к любимому другу только после окончания Российского Госуниверситета. С красным дипломом лингвиста-филолога Мила начала осваивать университеты жизни чужой страны. У нее все каким-то удивительным образом получалось, за чтобы она не бралась. Проработав год в большом доме гувернанткой двух девочек, где ее полюбили как родную, Мила поступила в La Cambre (живя в России, она частным образом посещала занятия в художественном училище и мечтала продолжить обучение). Лучшая ученица курса Поля Морэ осваивала графическое искусство (литографию, линографию, ксилографию), зарабатывая на хлеб и кров в магазине книг, нередкими подработками переводчицы в Парламенте (спасибо Марку). Мила вырастала на глазах Пашки, чем вызывала не только восхищение, но и зависть, попытки подбодрить его от малоуспешных становились все менее успешными.
— Что ты себе бубнишь под нос, я не слышу? Лучше бы помогла мне с сумками, а то поезд уедет без меня.
— Так, вспомнила твои рассказы о Пашке-баламуте, как он над Милочкой поиздевался.
— Кто старое помянет, тому глаз вон! Присядем на дорожку, такси ждет – Лиля понемногу успокаивалась, негоже нюни распускать.
Сначала по воскресным дням на электричке Пашка ездил в Голландию, где так называемые, легкие наркотики были в свободном доступе; позже он задерживался там подолгу, валяясь на траве в местных парках с новыми дружками и подружками. Вслед за «легкими» пришли «другие». Учеба уходила на дальний план: за академическим отпуском последовало полное отчисление. Возвращения в совместный малообустроенный быт были мучительными, часто в сопровождении полицейских. «Дальше в лес, больше дров». Пообщавшись с современными «хиппи» и «панками», у него возникла мания проповедника и Мессии, пришедшего спасти несовершенный мир, с кулаками он набрасывался на несогласных, да и на всех, кто попадался под руку. Милочке доставалось больше других, причины находились с легкостью: за то, что испоганила и сломала окончательно жизнь, за то, что отказывала в деньгах на наркотики, за то, что не признавала в нем Мессию. Любовь таяла-таяла и постепенно совсем куда-то исчезала, оставив после себя пространство в душе, вроде ноющей пустоты. Плачь, девочка, плачь, «слеза всегда смывает что-то и утешение несет». С большими трудностями, но все, же удалось Пашку отправить домой в Россию, мать не хотела забирать сына, побывавшего в психлечебнице, в развалившуюся «хрущебу», провожала-то за деньгами на новую квартиру, а обернулось все наоборот.
Все хорошо, что хорошо кончается.
Решение рожать далось Милочке нелегко: любимая учеба, работа со свинцом и другими химическими препаратами казалась несовместимой с ношением под сердцем будущего человечка. И своя жизнь была неопределенной, (как с младенцем на руках, без постоянной работы продолжать строить карьеру?), да и хотелось учиться дальше у именитых мастеров. Все летело в тартарары. Мила защищала диплом, с минуты на минуту, ожидая начала родов. Сложилось, как нельзя лучше: с дипломом в руках, на котором красовалась надпись « Диплом с большим отличием», роженица сдавала другой экзамен на роль будущей матери. Образовавшуюся душевную пустоту заполняла все нарастающая любовь к собственному ребенку. Да и работа, требующая больших усилий, не давала замкнуться на себе: количество гравюр множилось с каждым днем.
К тому времени, когда счастливая бабушка собиралась навестить своих любимых девочек, Эмилия Белова поучаствовала в нескольких европейских выставках и даже отличилась, получив премию «Молодое дарование Бельгии». Несколько ее работ опубликовал журнал «Mayak», а три работы даже приобрел бельгийский коммерсант для своей коллекции.
— Лиля, давай, организуем выставку работ Милы здесь, в родном городе – предложила Вера – это можно сделать в Художественном училище, в мэрии, да мало ли где, нужно еще подумать.
— Ты полагаешь, нам пойдут навстречу? Кому это надо? – Лиля была совершенно неуверенна.
— Вероятно, где-то придется заплатить, но пусть страна знает своих героев.
— Узнает, узнает, я помогу – подключилась новая знакомая Лилии Марковны с большими связями.
Первую выставку на родине молодой художницы решили провести в «Белой галерее». Дело оставалось за малым, привезти работы. Большим новым сумкам предстояло в целости и сохранности доставить гравюры для обозрения публики.
***
Назад Лилия Марковна вернулась через две осенних сырых недели, и уже вскоре состоялось открытие выставки. День выдался на удивление сухой и солнечный. Приглашенные кто попарно, кто поодиночке заходили в зал, ставший вдруг красно-золотым от поздних осенних и приятно пахнущих цветов. Звучала музыка «What a wonderful world» Луи Армстронга, играл приглашенный джаз-бенд. Публика поднималась по лесенке на бельэтаж, где развернулась сама экспозиция, иногда возвращаясь в партер, где устроили фуршет. Все перешептывались, стараясь соблюсти благочинную обстановку. Все работы, висевшие на стенах, были под номерами и не имели названий.
Лилия Марковна взяла слово: — благодарю собравшихся, тех, кто помогал организовывать эту выставку и тех, кто пришел вместе с нами прикоснуться к миру искусств. Желаю всем приятного просмотра.
Затем вышел вперед местный критик, очень важный, очень опытный, не менее знаменитый, сказавший много лестных слов в адрес молодой европейской, а хочется надеяться, все же своей, родной художницы.
— Гравюры раннего студенческого периода отмечены ностальгией. Волжские пейзажи узнаваемы с первого взгляда, при более пристальном просмотре можно разглядеть знакомые с детства места: волжские заливы, с утлыми лодочками, крутые утесы с белыми березками, качающимися на ветру.
— Более поздние работы выдают нам уже опытного мастера, мастера автогравюры, владеющего не только техникой графического искусства, но и различными приемами передачи чувств и настроения. Подтверждением моих слов является то, что на многих работах оставлены белые широкие поля. Видимо, художница создала посыл о душевной пустоте, вернее душевном пространстве, которое жаждет заполнения. Подобные приемы в работах русских мастеров автогравюры мне ранее не встречались.
***
Принеся домой полученную в подарок работу, которая мною условно названа «Разговор с собой наедине», я не медля ни минуты, заполнила «душевное пространство» словами: L amour Te amo Love любовь 恋愛 juris aequabilitatem
и подобными.
Il cuore ha ragioni che neanche la ragione stessa riesce a capire! — У сердца есть причины любить, которые сам разум не может даже понять!