Марк Александрович Поповский родился 8 июля 1922 г. в Одессе, Украина.

В 1952 г. закончил филологический факультет Московскою Государственного университета. В 70-е годы в Москве собрал библиотеку Самиздата, подписывал диссидентские письма-протесты против существующего правопорядка и передавал рукописи на Запад. Все это послужило поводом для преследования со стороны КГБ и, в конечном счете, привело к вынужденной эмиграции из Советского Союза.

С 1978 г. Марк Александрович живет в Нью-Йорке, (тел. 212–569–5171). Автор более 20 опубликованных книг. Среди них наиболее известны: "Когда врач мечтает" (1957), "Путь к сердцу" (1960), "Второе сотворение мира" (1960), "Разорванная паутина" (1962), "По следам отступающих" (1963), "Судьба доктора Хавкина" (1963), "Кормильцы планеты" (1964), "Пять дней одной жизни" (1965), "Дороже золота" (1966), "Надо спешить" (1968), "Над картой человеческих страданий" (1971), "Люди среди людей" (1972). "Панацея — дочь Эскулапа" (1973), "Июньские новости" (1978), "Управляемая наука" (1978), "Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга" (1979) "Дело академика Вавилова" (1983), "Русские мужики рассказывают" (1983), "Третий лишний. Он, она и советский режим" (1985), три тома "На другой стороне планеты" (1993-1997), "Мы – там и здесь" (2000). Многие из этих книг переведены на иностранные языки.

Активно сотрудничает с радиостанцией "Свобода", газетами "Новое Русское Слово" и "Панорама", множеством литературных журналов. Вновь начал публиковаться в Новой России.

Член Союза писателей (1961–1977). Союза журналистов (1957–1977). Вице-президент организации "Писатели в изгнании", американское отделение ПЕН-клуба.

С командировочным удостоверением "Литературной газеты" отправился я в Ташкент. Состоялось обычное в таких случаях интервью с местным профессором. Я уже собирался уходить из его квартиры, когда внимание мое привлек стоящий на рояле портрет бородатого старца с явно нестандартной, волевой физиономией. Хозяин дома пояснил: это его университетский профессор, знаменитый хирург Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, живший в Ташкенте в двадцатые-тридцатые годы. Профессор возглавлял кафедру хирургии и одновременно являлся архиепископом, первым лицом русской православной церкви в Средней Азии. Власти трижды арестовывали и ссылали этого упрямца, но Валентин Феликсович, в монашестве Владыка Лука, не сдавался.

- Он очевидно давно уже умер? - осведомился я. Но оказалось, что хирург-архиепископ жив и даже возглавляет Крымскую епархию. Более того, в борьбе с верующим ученым уступила, в конце концов, советская власть. Во время войны хирурга выпустили из сибирской ссылки и назначили хирургом-консультантом военного госпиталя на 10 тысяч коек. А за свои научные заслуги, он был даже награжден Сталинской премией.

Я покинул Ташкент буквально захваченный этой поразительной личностью. Да, именно такого человека хотел бы я видеть героем своей книги.

Через две недели после ташкентской встречи я уже был в Крыму. Архиепископ Крымский и Симферопольский принял меня в скромном загородном домике под Алуштой. В свои 80 лет он по-прежнему производил впечатление личности несгибаемой. Наш двухчасовый разговор свидетельствовал о том, что память профессору не изменяет. Но, увы, зрение он потерял полностью: в садик, где мы готовились беседовать, его привела одетая во все черное пожилая монахиня. "Что вы собираетесь делать со всеми этими фактами? - поинтересовался Владыка, когда наш разговор подошел к концу. Я ответил, что собираюсь написать о нем книгу. "Никто не позволит вам ее опубликовать" - парировал Войно. И оказался прав. Книга "Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга" увидела свет лишь в 1979 году в Париже.

Чтобы написать книгу о епископе-хирурге мне понадобилось два десятилетия. За это время удалось опросить более ста пятидесяти современников героя, объехать, от Крыма и Узбекистана до Красноярска и Туруханска, двенадцать городов и несколько деревень. В итоге возник том в 550 страниц переизданный недавно доброй русской семьей в Америке.

Собирая материалы к будущей книге, я наталкивался на опасения и страх со стороны даже близких родственников своего героя. Дети Войно-Ясенецкого принимали меня сначала дружелюбно, предоставили возможность познакомиться с письмами отца, но затем испугались, решили, что появление книги может дурно повлиять на их профессорские карьеры. Особенно нервничал старший сын Михаил. Он несколько раз звонил ко мне в Москву из Ленинграда, требуя прислать на прочтение уже готовые главы. Подвергать свой труд цензуре я не спешил. В начале 1976 года, когда рукопись была почти завершена, Михаил Валентинович в телефонном разговоре начал угрожать, что если я не познакомлю его с текстом, он обратится в ГБ. В июне 1977 года кагебешники действительно совершили обыск в нашей квартире, но был ли замешан в этом Войно-Ясенецкий-сын, утверждать не могу.

С начала шестидесятых я разделил каждый свой год на две части. Девять месяцев по-прежнему расходовал на добывание хлеба насущного: писал очерки и статьи для прессы, книги, пригодные для издания. В оставшиеся же три месяца удалялся в дома творчества, где погружался в писание сочинений, за которые в те годы сажали. Продолжалась та двойная литературная игра почти полтора десятилетия.

Но самым трудным оказался для меня год 1972-й. Материал был собран. Очередной свой отъезд в писательский дом творчества я твердо решил посвятить первой главе будущей книги. И тут - стоп! Размышляя о том, как наилучшим образом выстроить жизнеописание героя, я вдруг сообразил: моих знаний на такой труд не хватит. В свои пятьдесят, окончив школу, университет и медицинское училище, я оставался типичным советским образованцем. И, конечно же, атеистом. С моими тогдашними, безбожными представлениями обнажить перед читателем духовный мир героя мне явно было не под силу. Я заметался в поисках человека, который согласился бы преподать мне основы христианской религии. Встретился с несколькими священниками и даже с двумя епископами, но люди эти явно шарахались от странного писателя-еврея. Они вполне резонно подозревали во мне автора очередной антирелигиозной книжонки. Для такого рода подозрений было достаточно причин.

Владыка Лука умер в разгар хрущевского правления. Поклонник кукурузы и ненавистник модернистского искусства, Никита Сергеевич прославился также своими жестокими гонениями на церковь и вообще на любое проявление религиозных чувств у граждан СССР. Известно, что он превратил в склады и просто разрушил не менее десяти тысяч храмов. Летом 1961 года советские газеты не посмели даже заикнуться о кончине Войно-Ясенейкого. От приказного забвения Владыку не спасла даже его Сталинская премия, превратившаяся, правда, к этому времени в Государственную.