На следующий день в МГУ открывался симпозиум. Лена непременно хотела там присутствовать. А во второй половине дня — работа по секциям. И на одной из секций должна была делать доклад ее мама. Поэтому весь завтрашний день они решили провести в университете на Воробьевых горах.

Диме не очень все это улыбалось, но выбор был только один — или с ней, или без нее. То есть, практически, выбора не было. Если будет скучно, — решил он, — буду просто любоваться ею. А может, станет интересно, все-таки информационные технологии — это же и мое будущее. Если что-нибудь пойму, буду слушать. Нет, буду слушать все, что будет слушать она, чтобы потом не хлопать глазами.

Открытие симпозиума прошло шумно и сумбурно. Академик, который должен был его открывать, загрипповал, замену быстро найти не удалось. Многие участники явились с опозданием, во время приветственной речи в зале продолжалось хождение по рядам. То и дело хлопали сидения. Речи выступавших были абсолютно бессодержательны — так, одни общие слова. Просидев около часа и полностью разочаровавшись, Лена с Димой заявили Ольге, что им все это надоело и они идут гулять. Придут к трем на ее секцию. Пригнувшись, они выбрались из своего ряда и сбежали.

Лена не раз бывала в университете в прежние приезды и немного ориентировалась в нем. Они походили по этажам, почитали объявления на стенах коридоров, поглазели на студентов, заглянули в аудитории и лаборатории. Никто их не останавливал и не прогонял. Устав, они оделись, вышли из здания и немного постояли на Воробьевых горах, любуясь панорамой столицы и болтая о том, о сем.

В Москве потеплело — на градуснике было всего минус восемь. Но стоило Лене один раз кашлянуть, как Дима увел ее обратно. Они спустились в столовую и пообедали. Еще немного побродили по этажам и побежали разыскивать свою секцию.

Они нашли ее довольно быстро. Секция "Внедрение информационных технологий  в образовательный процесс" располагалась в одной из аудиторий второго этажа. Народ еще только собирался, и свободных мест было много. Они заметили в среднем ряду Ольгу, сели рядом с ней и с любопытством принялись разглядывать прибывающую публику.

У правой стены аудитории стоял длинный стол, за которым сидели руководители секции и ее спонсоры. Стол был поставлен так, чтобы сидящим были одновременно видны и лица выступающих, и лица слушателей. Один из организаторов симпозиума и одновременно его главный спонсор — американец Тони Гор — тоже с интересом оглядывал ряды аудитории. Он заметил светловолосую даму и молодых людей рядом с ней. И невольно его взгляд задержался на Лене.

Лена почувствовала на себе этот внимательный взгляд, посмотрела на его владельца — высокого седоватого мужчину — и перевела глаза на выступающего. За свою жизнь она привыкла, что ее часто рассматривают незнакомые люди, и научилась не обращать на это внимание. Смотрит — ну и пусть смотрит, пока не надоест. Посмотрит и перестанет.

Симпатичный дядька, подумала она,  высокий, выше всех за столом. Волосы с седоватые, а глаза голубые, молодые и очень умные. По возрасту годится ей в отцы. Наверно, какой-нибудь босс. Может, даже американец.

Лена знала от Ольги, что деньги на проведение симпозиума выделили американские бизнесмены, занимавшиеся распространением информационных технологий в странах бывшего соцлагеря, в том числе и в России. Они тоже прилетели, чтобы принять в нем участие, и сейчас находились в этой аудитории.

Наверно, один из них, — предположила Лена. И не ошиблась.

Бизнесмен Тони Гор был выходцем из России. В те далекие времена у себя на Родине он звался Антоном Гордецким и подвизался в одном из ленинградских вузов на должности ассистента. Тогда он был нищ, тощ и пронырлив. За вызывающую фамилию, острый беспокойный ум, невыносимый характер и вечное стремление совать свой нос во все дырки начальство не любило Антона и постоянно мечтало его куда-нибудь сбагрить. И такой случай представился.

То было время первых робких сношений с дальним зарубежьем. В их вуз из Бостона пришло приглашение выделить на полугодовую стажировку молодого специалиста в области информатики не старше тридцати лет, сносно владеющего английским. Антон идеально подходил под эти требования. И хотя до слез было обидно устраивать этому мерзавцу такую лафу, начальство все же отправило его в далекую Америку − дабы по возвращении использовать полученные им знания на благо родного института.

Но, пожив с месяц вдали от руководящей и направляющей, Антон почувствовал неодолимое желание никогда больше не попадать под ее чуткое руководство. Сделав ручкой начальству, он женился по большой любви —  к  Штатам — на тощей и смешливой американке Аннет. Папа его жены владел изрядным пакетом акций компании, занимавшейся внедрением информационных технологий в разные производственные процессы, и имевшим собственное дело в этой области. Папа вовлек сметливого зятя в свой бизнес, и скоро их доходы стали расти, как на дрожжах. В отличие от многих соотечественников Антон был истинным трудоголиком. Когда нужно, он мог работать день и ночь, был легок на подъем и нюхом чуял самые прибыльные направления в их бизнесе.

Первое время руководство института взывало к совести Антона и периодически давило на его маму, оставшуюся одной в десятиметровой комнатке многосемейной коммунальной квартиры. Маме дважды за счет института устраивали переговоры с беглецом, чтобы та уговорила его вернуться.

— Тошенька, как тебе живется? — робко спросила мама в их первый разговор − вместо того, чтобы обрушить на него град упреков.

— Как в раю, — ответил сын. Что было чистой правдой после его полуголодного житья в стране победившего социализма.

— Деточка, а когда же ты вернешься?

— Сделаю все, чтоб никогда! — клятвенно пообещал сын.

— Но неужели тебя не мучает ностальгия?

— Мама, ностальгия кончается при первом же воспоминании о нашем коммунальном туалете.    

Вскоре Антон — теперь уже Тони — настолько опередил  тестя в деловой хватке, что тот с легким сердцем передал ему управление компанией и навсегда отстранился от дел. Через некоторое время он умудрился влететь на своем кадиллаке в серьезную аварию и не дотянул до больницы. Тони стал полновластным хозяином огромного и все приумножавшегося состояния.

После того, как Аннет нашла себе такого же веселого кинорежиссера, они с Тони радостно расстались, оставшись добрыми друзьями, — и он стал наслаждаться свободной жизнью богатого холостяка. Мама давно умерла, и с бывшей родиной теперь его уже ничто не связывало. Но ностальгия, о которой она когда-то спрашивала, после сорока лет стала время от времени мучить его. И чем дальше, тем чаще.

К тому времени в его стране произошли такие перемены, о которых он в прежние времена не мог и помышлять. Дружные союзные республики дружно разбежались, образовав независимые непонятно от кого государства. Это не пошло на пользу их экономике, и нищета приняла поголовный — за малым исключением — характер.

И тогда Тони Гор решил искупить свою вину перед страной, где он родился и вырос. Тони понимал, что без современных технологий производство в ней никогда не поднимется и Россия в конце концов превратится в банановую республику. Поэтому он создал Фонд помощи науке и ученым, занимавшимся информационными технологиями. В частности, его Фонд систематически организовывал различные конференции и симпозиумы, на которых ученые разных стран обменивались последней информацией в этой области.

Сам Тони всегда с удовольствием принимал в них участие. Вот и на этот раз он прилетел в Москву, чтобы посидеть на очередном симпозиуме, послушать доклады, а затем навестить Питер и поклониться могиле матери.

После развода с Аннет Тони так и не женился. Женщин он имел много и каких хотел — но жениться на американке больше не желал. Нет, они были милы, энергичны, понимали толк в сексе и со вкусом одевались. Но не было в них чего-то...  он и сам не мог толком объяснить, чего. Какого-то тепла, душевной доброты, что ли, так присущей русским женщинам. И потому, приезжая в Россию, Тони всякий раз с особым вниманием вглядывался в их  лица.

У Тони была две страсти — красивые камни и красивые женские лица. Можно сказать, он коллекционировал их. Страсть к красивым камням Тони унаследовал с далекого детства.

Его мать происходила из старинной дворянской семьи, бывшей когда-то богатой и знатной. Вихрь революции одним махом уничтожил всех ее членов за исключением двух сестер. Старшая сестра вышла замуж за бывшего красного командира и приютила у себя младшую. Это их и спасло. Они сменили фамилии и зажили тихой жизнью, стараясь не привлекать к себе внимания. Но не получилось. Красный командир со всем семейством был вскоре репрессирован, но маму Антона почему-то не тронули.

Она уехала в Ленинград и стала работать на заводе. Да так и доработала до старости на одном месте

Первое время мама страшно боялась, что за ней вот-вот придут и заберут. Когда во двор заезжала черная машина, она пряталась под кровать. Завидев издали военного, сворачивала за угол и пробиралась к дому дворами, прячась по подъездам и путая следы. Но со временем, решив, что о ней забыли, перестала пугаться каждого встречного и зажила спокойней.

Мама никогда никому не рассказывала о своей прежней жизни — только Антону под большим секретом и непременно шепотом. От старшей сестры ей остались два старинных кольца — одно с рубином, другое с сапфиром. Они были тщательно спрятаны от посторонних глаз, и лишь изредка Антону дозволялось ими полюбоваться.

— Это настоящие камни, — внушала ему мама, — не вареные, не то, что теперешние. Им цены нет! Пусть лежат на черный день — мало ли что.

Мальчик любил рассматривать камни на просвет. Красные и синие огоньки, вспыхивавшие в них, казались ему отблеском далекой  сказочной жизни, которой жили когда-то его репрессированные родственники. Ни он, ни его мать так до конца и не поняли, за что их убили. Ведь надо быть поистине чудовищем, чтобы у тебя захотели отнять жизнь подобные тебе существа. Но по словам матери все их родные представляли собой цвет русской интеллигенции и были добрейшими людьми − за исключением разве что мужа сестры, у которого действительно руки были по локоть в крови после участия в раскулачивании. Но и его в знак благодарности родная власть не замедлила отправить на тот свет вместе со всем семейством.

Ведь они были такими же, как мы, — с содроганием думал мальчик. — Как им, наверно, было больно и страшно, когда их убивали. О чем они думали в тот момент? Наверно, все пытались понять — за что? А может, надеялись, что в той, другой жизни, им будет лучше, чем в этой? Вот если бы это оказалось правдой.

Став Тони Гором, он не утратил страсти к красивым камням и начал их коллекционировать. Мамины кольца после ее смерти бесследно пропали, будто их и не было вовсе. На вопросы Антона, куда подевались вещи, соседи только пожимали плечами и разводили руками. И он плюнул на поиски. Заказал по памяти похожие кольца и иногда, в минуты острой тоски принимался рассматривать камни на просвет. С этих камней и началась его коллекция.

Страсть к красивым женским лицам Тони удовлетворял, незаметно любуясь ими. Иногда он подходил к привлекшей его внимание особе и, представившись фотокорреспондентом, просил разрешения ее сфотографировать. У него уже собралось несколько фотоальбомов, которые он любил просматривать на досуге.

Лицо девушки, сидевшей в среднем ряду между дамой лет сорока и молодым человеком, сразу приковало его внимание. Почему-то на ум пришло воспоминание о цветущей яблоневой ветке на фоне синего майского неба. Он взглянул на это лицо раз, другой и почувствовал неодолимое желание смотреть на него, не отрываясь.

Дама, по-видимому, ее мать или очень близкая родственница, — думал Тони, — они непохожи, но что-то общее в улыбке, мимике определенно есть. Рот — да, губы схожи — наверно, все-таки мать. Молодой человек глаз с нее не сводит — тут, конечно, любовь. И не безответная, судя по ее взглядам на него.    

Объявили доклад профессора Туржанской, и он увидел, что дама встала.

— Туржанская! — воскликнул он мысленно. — Математик Ольга Туржанская! Неужели та самая, чьи очень толковые статьи не раз попадались ему в определенных журналах? Никогда бы не подумал, что эта миловидная хрупкая дама — обладательница такого могучего ума.  Воистину, русские женщины — загадка природы.

Он вслушался в доклад и еще раз поразился ее знанию предмета и пониманию путей выхода из кризиса, в котором оказалось изучение точных наук в стране.

Взглянув на девушку, Тони утвердился в предположении, что та — ее дочь. С такой любовью, с таким обожанием она смотрела на выступавшую — несомненно их связывали семейные узы.

Тони вгляделся в мать девушки. Очень мила, очень! Не так, как дочь, но по-своему красива. Правильные черты лица, мягкий славянский профиль. Какое-то уверенное спокойствие и истинная интеллигентность чувствовались в ней. Чем-то она напоминала его мать. И позабытая нежность шевельнулась в душе Тони.

Наверно, тоже из Питера, — предположил он. Да, с фотоаппаратом к ним не подойдешь — сразу получишь вежливый от ворот поворот.

Внимательно выслушав ее доклад и проводив взглядом до места, где она с дочерью сразу стали что-то оживленно обсуждать, он принял решение.

Дождавшись перерыва, Тони позвонил по сотовому давнему другу, возглавлявшему в столице одно из частных сыскных агентств. Друг часто выполнял его разные, в том числе и деликатные, поручения. Не раз он выручал Тони, разыскивая потерянные деньги Фонда и выясняя, в чей конкретно карман они уплыли.

Друга звали Вадимом − он был молчалив, наблюдателен и безупречно относился к поручениям Тони. Тем более, что тот никогда не скупился на оплату. Кроме того, их связывала стародавняя дружба еще с тех далеких времен, когда оба были молоды, честолюбивы и вкалывали за гроши — Тони в своем вузе, а Вадим в одном из питерских НИИ.

— Здорово, Шерлок! — приветствовал Тони приятеля. — Как разыскивается? Нюх еще не потерял?

— Это ты, бродяга? — обрадовался Вадим. — Все летаешь? Все нас облагодетельствовать хочешь? Опять какую-нибудь очередную говорильню организовал? Сказывай быстро, что надо, а то тут у меня народ. Или позвони после семи.

— Деловой! — упрекнул его Тони. — Со старым другом ему поболтать некогда. Гони всех — у меня для тебя важное задание.

Было слышно, как Вадим попросил людей подождать в приемной. Когда голоса в кабинете стихли, он сказал:

— Ну давай, излагай свое дело. Опять бабки пошли не туда. Смотри, разоришься с нашим народом!

— Нет, совсем другое. Мне нужны сведенья об одной женщине и ее семье. Все самым подробным образом — адрес, возраст, фотографии всех членов семьи, взаимоотношения между ними. Друзья, привычки, хобби, материальное положение, жилищные условия — в общем, все-все. И побыстрее.

— Что за женщина?

— Профессор Туржанская. Знаю, что сама она из Питера, математик. Сейчас в Москве. Сегодня выступала на симпозиуме, организованном в МГУ нашим Фондом. С ней девушка — по-видимому, ее дочь. О ней — тоже все до мельчайших подробностей. Расходы оплачу, ну и гонорар, разумеется, тоже. Сделаешь?

— Без проблем! Когда надо?

— Желательно завтра к полудню. Чтобы к секции все было у меня. Мой сотовый ты знаешь — он не изменился.