Наталья Абрамцева. «А теперь давайте подумаем, кому и зачем нужны сказки?»
Наталья Абрамцева. «А теперь давайте подумаем, кому и зачем нужны сказки?»
Родилась Наташа в семье учительницы русского языка и военного, который в 35 лет окончил Литературный институт (пьесы Корнелия Корнельевича Абрамцева сейчас идут в различных театрах.) В годик с небольшим девочке поставили страшный диагноз – спинальная амиатрофия Вердинга – Гоффмана.
Быть родителями ребёнка – инвалида – это подвиг. Главное – не опустить навсегда руки. Людмила Николаевна и Корнелий Корнельевич сумели сделать так, чтобы Наташина жизнь не заключилась в четырёх стенах, не зациклилась на несчастье. Для девочки были сделаны специальная коляска и санки. Тогда Абрамцевы жили ещё в Подмосковье, не в самой Москве. Зимой и летом вторым домом для неё стал лес.
«С детства я научилась улавливать малейшие шорохи: познакомилась с хлопотуньями белками, деловыми ежами, осторожными лисицами. Ну а полевые цветы и шиповник мне до сих пор дороже роз. Как всё это мне пригодилось позже! И в работе, и в жизни. Ведь воспоминания – это вторая жизнь…» На машине, «юркой малолитражке», как называла её Наташа, они с родителями объездили весь Крым, города Золотого Кольца.
В школу она проходила совсем немного. « У неё был такой корсетик, - вспоминает мама, - но всё равно, сидела она не очень устойчиво. И вот учительница ставила мальчишек дежурить около Наташки, чтобы кто-нибудь её не толкнул случайно. Они были, конечно, очень этим горды…
Но всё-таки сидеть долго было для неё очень тяжело, и писать она не успевала за ребятами… Писать ей было физически нелегко, и когда, уже будучи взрослой, она начала писать сказки, то писала фломастерами…А читала она всегда очень много, читать начала с трёх лет…И всё-таки учиться ей пришлось дома. У неё была очень хорошая учительница, и одноклассники всё время приходили. Иногда по нескольку человек, иногда целым классом…»
Вообще, в любой биографии есть «фасад», и есть то, что за ним скрывается. «Фасад» Наташиной биографии можно описать так: родилась в 1954 году, после школы окончила курсы переводчиков, переводила с английского и испанского, знала эти языки в совершенстве; примерно с середины 70-х годов начала писать сказки и рассказы, которые звучали по радио в передаче «Вечерняя сказка», а затем стали регулярно печататься в газетах «Вечерняя Москва» и «Сударушка». С 1990 года член Союза писателей. Написала более 120 сказок, 12 пьес. В 1985 году была издана первая книга. Всего книг вышло 16, некоторые из них уже после смерти Наташи.
Сказки переводились на испанский, японский, немецкий языки, по ним созданы диафильмы и мультфильмы.
…С детства Наташа тяжёлой болезнью была «прикована к постели», и эта болезнь оборвала её жизнь в феврале 1995 года. Прожила она 40 с половиной лет…
…За «фасадом» скрывается жизнь очень непростая, иногда трагическая, но и очень полная.
Мама Людмила Николаевна вспоминает, как в 16 лет вместе с паспортом Наташа получила справку, в которой значилось, что, как инвалиду с таким серьёзным заболеванием, ей не показана никакая работа, в том числе и надомная. С такой справкой она всю жизнь должна была получать 16 руб. в месяц. А ведь Наташа знала английский и испанский языки и могла прекрасно переводить! А ей законом запрещалось работать. И только после невероятных трудов маме удалось выбить другую, более «совершенную» справку, по которой Абрамцевой Н.К. всё же разрешается работа на дому - клеить пакеты!
«Она не была порывистой, внешне эмоциональной. У неё было всё внутри, приглушенно, она была очень сдержанна, нетребовательна…Но, вероятно, была очень впечатлительной. В три годика, помню, очень плакала, когда в мультике растаяла Снегурочка.
Столько, сколько она запомнила – нужно, чтобы это впечатлилось в неё. Что из литературы на неё повлияло? В детстве она очень любила «Тома Сойера», обожала «Маленького Принца», рассказы Дональда Биссета. А в более старшем возрасте – Булгакова. Сначала был роман «Мастер и Маргарита», потом «Белая гвардия». «Белая гвардия» поразила её тем, какие отношения могут быть в семье, и в том месте, где Елена молится за Алексея, прочитав молитву, Наташа сказала: «Мама, ты знаешь, ведь если так молиться, то конечно Бог услышит, не может не услышать…» и тут же добавила: «А ведь если не молиться, так ведь Он ничего не слышит!»
В письме к редактору японского детского журнала, который публиковал переведённые сказки, Наташа писала: « Пожалуй, самый грустный момент тонко почувствовал мой старший друг, журналист, написав обо мне:» …она не может отложить всё в сторону, выйти из дома, сесть в автобус, подняться на лифте к дверям друзей и сказать: Здравствуйте, а вот и я. Не ждали?»
К 20 годам, свою «земную жизнь пройдя наполовину», Наташа уже совсем не могла сидеть. «Малолитражка развалилась, а здоровье моё ухудшилось…» Она по-прежнему много читала, занималась какими-то переводами, но…произошёл в ней тогда перелом, трагедия, а потом - новое рождение…
Три месяца она тайно копила и собирала таблетки. Даже мама не догадывалась тогда, что Наташа решила осмысленно уйти из жизни. В письме, которое она собиралась оставить, были такие слова: «Мне надоело смотреть на мир из окна машины…Мне хочется слышать в четыре уха, смотреть в четыре глаза …»
К вере все приходят по- разному. Кто-то – вот так. Через таблетки и «Скорую помощь», которая успевает приехать вовремя.
«Я спросила тогда её, - рассказывает Людмила Николаевна, – Наташ, как дальше-то жить? Она ответила: «Второй раз это может сделать только сумасшедший. Давай будем жить так, будто ничего не было»…И вскоре после этого она написала первый рассказ «Так может быть ещё не всё?» А я пошла в храм, к священнику, спросить: «Самоубийство – это же грех? Как же ей теперь жить? Простит ли её Господь?» Мы ведь никогда не сомневались, что Бог есть. Наташу крестили, когда ей было три годика, яйца на Пасху красили, ну и почти всё. В храм очень редко ходили, ничего не знали, не понимали… А священник сказал мне: «Да ведь Он, конечно, простил её… Ведь если б Он её не простил, её бы в живых не было…» И вот после этого батюшка пришёл к нам домой, и Наташа в первый раз исповедалась и причастилась… И с этого момента, потихоньку, крепла и крепла в вере. И до конца жизни… Если она вечером не могла помолиться, она говорила: «Мамочка, я так плохо себя чувствую, почитай, помолись за меня…»
И вот тогда она начала писать сказки.
«Так получилось, что одушевление неодушевлённого стало для меня очень интересным и важным делом. Сказка – это эпиграф жизни, это дитя сердца. Как же важно, чтобы отношения между добром, злом и ребёнком были правильными. А сказка поможет ребёнку почувствовать, узнать добро. Здесь только сердце разберётся… Вот я и пишу сказки. И буду писать. И постараюсь, чтобы после каждой из них можно было сказать задумавшемуся малышу: «А? Э-э… Так-то, дружок. В этом-то всё и дело…»
Она стала видеть четырьмя глазами, слышать четырьмя ушами…
Её сказки – это взгляд на жизнь человека, который за обыденным видит глубину. Её герои – те, кто постоянно нас окружают. В сказках оживают ваза, дом, пень, окно, и даже Закон Природы. В них нет волшебников и Баб Ёг. Но в них есть чудо. Её цветы в вазе могут вздрогнуть от холодной воды, а разговаривают у Наташи в сказках все, даже старые тапочки. Малюсенького мотылька на картине никто никогда не замечал, но вот он улетел ненадолго – и картина стала пустой.
Она была способна в любой вещи увидеть большее, чем просто вещь. Здесь предметы, цветы, животные – образы человеческих отношений. Кстати, дети, присылая на радио или в газеты свои рисунки по сказкам, не сговариваясь, рисуют героям – вазам, сосулькам, пням – глаза. И подписывают например так : «Русская народная сказка «Пень».
Эти сказки не просто чисты и нравственны, хотя и это сейчас – выдающееся качество в литературе, в том числе в детской. Они полны образами, рождёнными чистым, любящим и страдающим сердцем.
« Так не бывает. Не бывает, чтобы кто-то не был нужен, просто необходим, хотя бы кому-то одному на свете» - так говорит в одной из Наташиных сказок мудрая птица сова.
Наташа не была одинока. Её всегда окружали друзья, самым близким из которых была мама, Людмила Николаевна. «Мы с ней любили устраивать вечера. Например, вечер Вертинского. Она очень любила музыку… Я около неё ставила раскладушку, ложилась, и мы целый вечер просто слушали… Я вдруг поняла в какой-то момент, что уже не я старшая подруга, а она. Я поняла, что я эту жизнь не знаю так, как она…
«-Кем вы были в молодости? – спрашивает в одной из сказок Синица у старого Пня.
– Пальмой – отвечает тот, устыдившись своего «скучного» прошлого.
- Но это же не так, - возмущается обнаружившая обман Синица. – Вы были клёном, обыкновенным клёном, но разве это плохо – быть клёном в родном лесу?»
Может быть, кому-то покажется, что в этих сказках нет яркого закрученного сюжета. Но когда-то нужно отдохнуть от детективов и клипов! Зато в них есть глубина, трепетность и нежность. Они очень утешают страдающее сердце. Очень утешают… И грусть в её сказках сродни грусти Экзюпери в «Маленьком Принце». Кто-то назвал её сказки психологическими. А кто-то сказал о них так: « Это были не сказки, это были слова признания в любви. Любви к жизни…»
Марина Нефёдова
ТИШЕ, ПОЖАЛУЙСТА...
Где-то в лесу жила-была речка. Чистая-чистая, прозрачная-прозрачная. Весь свой лес поила прохладной водой. Каждому позволяла смотреться в себя, как в зеркало. Ни с кем не ссорилась, со всеми болтала. Веселая, добрая речка.
Так было долго. Но однажды утром проснулась она в плохом настроении. То ли сон грустный увидела, то ли еще что случилось. Вздохнула речка печально, потянулась и зацепилась волной за корягу, поцарапалась. Совсем расстроилась речка, чуть помутнела ее вода. Заметило это солнце. Решило развеселить речку. Пощекотало ее своим длинным лучиком, да как-то неудачно: сломался луч, уколол и без того поцарапанную волну. Вскрикнула речка испуганно. «Что за глупые шутки?» — подумала она обиженно. А тут еще неприятность: кто-то больно толкнул речку копытцем. Оказывается, совсем маленький лосенок, покачиваясь на своих тоненьких ножках, пришел попить. Запутался в речной траве и упал в воду, еле выбрался. Эта мелочь окончательно вывела речку из себя.
Да, расстроенная, испуганная, обиженная речка рассердилась, разозлилась, фыркнула и... вышла из себя. Из берегов своих... Сначала осторожно, на прибрежную траву. Дальше — до первых кустов. Потом закружилась вокруг стволов деревьев. Во все стороны, дальше, дальше, дальше растекается речка... И понимает, что не то делает, а вернуться не может. И коряга не хотела царапаться, и солнечный луч нечаянно уколол, и лосенок, конечно же, не нарочно упал в воду. Все понимает речка, а теперь — бесформенная мелкая огромная лужа. Все понимает, а вернуться не может... Сорвалась... Вышла из себя. И вперед бежать не может, сил больше нет... Качается почти стоячая вода меж кустов и деревьев. Гниют ветки, листья, трава в стоячей воде. Никто не пьет из бывшей речки, никто в нее не смотрится. Мутной, грязной, вязкой трясиной стала чистая, светлая речная вода.
Болото... Неверные кочки... Ползучие стебли... Страшные черные оконца... Болото...
А была речка. Была... Добрая, веселая лесная речка. Только вот из себя вышла... Выйти каждый может. Всегда может. Выйти легко... Очень-Слишком даже...
...Не надо кричать... И дверью хлопать не стоит... Спокойно... Зачем бить посуду?! Тише, пожалуйста... Тише...
ДОЖДИК
Жил-был дождик. Косматый, длинноволосый дождь. Если он сердился, холодные пряди его мокрых волос хлестали людей по лицам, по глазам. До слез. Но люди не обижались, потому что когда дождик был в хорошем настроении, его мягкие, шелковистые волосы ласково касались ваших щек, рук, глаз, что-то шептали. И все-таки дождь был косматым и длинноволосым. И ему это надоело.
— Постригусь,— решил дождик.— Не я первый, не я последний. Отправился к парикмахеру. А парикмахером, конечно, месяц-серп работал.
— Тебя как стричь?— спрашивает месяц.— Покороче или умеренно?
— Давай покороче. Постепенно отращу, если не понравится,— решил дождь.
Отрезал месяц-серп волосы дождика.
Вернулся стриженый дождик в свой город. Пока он бегал к месяцу, ничего хорошего в городе не случилось. Наоборот. Листья на деревьях потускнели, привяли. Цветы на клумбах лепестки опустили — вянут. Люди ходят серые, пыльные, вялые. Засыхают люди. Разволновался дождик.
— Сейчас,— говорит,— сейчас я вас всех быстренько полью, вам легче станет. Оживете сразу.
Люди, цветы, листья обрадовались. Ждут. Смеются. Дождь торопится, распустил волосы-струи, поливает.
— Ну же!— кричат люди.
— Жарко...— плачут цветы.
— Сохнем,— шелестят листья.
— Да что вы,— не понимает дождь.— Я же поливаю. Бьют короткие струи-волосы, но не достают даже до крыши самых высоких домов.
Сухо, все суше на земле. В пыль рассыпаются цветы, шуршат почти
мертвые листья, молчат потерявшие веру люди.
— Да что же вы сохнете!— не понимает, сердится дождь.— Я же поливаю.
Старается, трясет короткими волосами. Не долетают подстриженные струи до сухой земли.
И тут только понял дождь, что он наделал. Понял, что, пока будут отрастать струи, погибнут цветы, листья, люди...
— Глупый я, беззаботный я,— плакал дождь. Плакал, плакал, плакал... И слезы его упали на землю. Поток слез. И встали цветы — ожили! И весело зашелестели листья — ожили! И вздохнули легко люди — ожили!
А дождику долго еще плакать — пока-то отрастут его волосы-струи.
А ЗВЕЗДОЧКИ ПАДАЮТ?
Щенок Тявка ловил звездочки. Тявка был совсем маленький, а потому считал: поймать звездочку не так уж и трудно. Тявка жил на даче. Забор дачи ему очень мешал. Вот слетает с неба звезда, и Тявка несется по влажной ночной траве, по грядкам, по клумбе, пробирается через крапиву туда, где должна лежать упавшая звездочка, и вдруг — забор. «Оказывается, звездочка упала по ту сторону забора»,— огорчался Тявка.
Тявка совсем избегался. Однажды, в который раз стукнувшись носом о забор, щенок решил немного отдохнуть и прилег тут же. Послышался смех. Тявка поднял голову и увидел на заборе соседского кота. Кот прямо-таки давился смехом.
— Глупый щенок! Совсем глупый! Что это ты делаешь?
— Я? Я ловлю звездочки,— ответил Тявка,— вернее, хочу поймать хотя бы одну. Но они всё падают не там, где нужно. За забором падают. Кот снова рассмеялся:
— Глупый щенок! Совсем глупый!
— Почему? Почему я глупый? Я просто не умею прыгать через забор. Кот сидел на заборе и ухмылялся:
— Да потому ты глупый, что ловишь то, чего нельзя поймать!
— Нельзя?
— Конечно, нельзя,— важно говорил Кот,— ты уж мне поверь. Я долго жил в библиотеке и начитался всяких научных книг.
— Ну и что?— возразил Тявка.— При чем здесь книги? Что в них написано о звездочках?
— Да хотя бы то, что звезды вообще не падают.
— Ну уж нет! Еще как падают! Сегодня уже четыре штуки упали!
— Вовсе это не звезды!— Кот начинал сердиться.
— Как же не звезды? Звезды — они и есть звезды,— спорил Тявка. Чересчур умный Кот устало вздохнул:
— Ну как же объяснить тебе попонятнее? Это не звезды. Это такие большие камни, которые летают очень высоко. Выше Луны. И когда падают на Землю, трутся о воздух и сгорают. Понятно?
— Понятно. Понятно, что все это че-пу-ха. Камни летают, сгорают - ерунда! Вы какие то неправильные книги читали, уважаемый Кот. Я пошел ловить звездочки. Пока!
И Тявка убежал. Кот смотрел ему вслед и качал головой.
"Маленький еще. Подрастет - разберется".
А Тявке было жаль Кота. "Бедный Кот, - думал он, совсем свихнулся от своей учености. Звезду от камня отличить не может".
ОЧЕНЬ ПРОСТАЯ СКАЗКА
Жили-были сова и солнечный луч. Они жили в одном лесу. Вернее, в лесу жила только сова, а солнечный луч просто пробегал по лесу, когда солнце вместе со всеми своими лучами катилось по небу.
Сова и солнечный луч дружили. Никто во всем лесу не мог понять, почему они дружат.
— Странно,— говорили остальные совы,— что хорошего нашла наша сова в этом солнечном луче? Он такой яркий, зажмуриться хочется. Совы жмурились и засыпали. Ведь совы спят днем.
— Странно,— говорили остальные солнечные лучи,— что хорошего нашел наш солнечный луч в этой сове? С ней поговорить-то можно всего два раза в день: утром, когда мы, лучи, уже проснулись, а совы еще не уснули. И наоборот, вечером, когда мы, лучи, еще не уснули, а совы уже проснулись,— так говорили солнечные лучи и весело бегали по лесу.
Не понимал никто, почему дружат сова и солнечный луч. Ведь такие разные они, не похожие. Это так. Но сова и солнечный луч дружили, и все тут.
На рассвете солнечный луч появлялся в лесу. Скользил по стволам сосен, и они становились золотыми. Стряхивал ночную росу с еловых иголок. Потом солнечный луч разыскивал сову, золотил ее перышки и говорил:
— Привет, сова!
— Доброе утро, солнечный луч!— отвечала сова.
— Как прошла ночь в лесу?— спрашивал солнечный луч.— Все было спокойно?
— Ах, нет, нет,— хлопала глазами сова.— Было очень неспокойно. Потерялся маленький лисенок.
— Ой-ой-ой!— замигал солнечный луч.
— Все очень волновались,— сказала сова.
— Куда же он мог деться?— не понимал солнечный луч.
— Он нашелся. Вернее, я его нашла,— гордо отвечала сова.
— Так где же он был?
— Оказывается -заблудился и попал в берлогу дедушки медведя.
— Ой-ой-ой!— опять замигал солнечный луч.
— Ничего страшного, все обошлось,— рассказывала сова.— Дедушка медведь очень гостеприимный. Он даже хотел угостить лисенка медом, но лисенок, оказывается, не ест меда.
— Скажите, пожалуйста! Какая неприятность! Не люблю я неприятностей...— вздохнул солнечный луч.
— Кто же их любит,— хлопнула желтыми глазищами сова.— Хорошо, что все хорошо закончилось.
— Это точно,— согласился солнечный луч и добавил:— Ну ладно, сова, пора мне бежать. Дел сегодня много. Нужно все лесные кувшинки позолотить и у маленькой березы сломанную ветку прогреть, чтобы зажила быстрее.
— Беги, солнечный луч,— кивнула сова,— счастливого дня! До вечера!
— До вечера, сова!— мигнул солнечный луч.— Счастливого сна. Сова уснула на весь день, как и полагается совам. А солнечный луч занялся делами. Вечером они снова встретились.
— Добрый вечер, сова.
— Добрый вечер, солнечный луч! Как прошел день? Все ли дела успел ты сделать?
— Да, сова,— как-то грустно ответил солнечный луч,— я все успел. Позолотил и разгладил лепестки кувшинок, полечил березкину веточку. Все успел.
— Так почему же ты грустишь?
— У меня были неприятности,— печально мигнул солнечный луч,— а это так неприятно и грустно...
— Ах, ах!— встревоженно захлопала огромными глазами сова.— Ах! Какие же у тебя неприятности?
— Понимаешь, сова,— стал объяснять солнечный луч,— это не совсем мои неприятности. Дело в том, что поссорились две пчелы. Одна считает, что самый лучший мед — цветочный, а другая утверждает, что липовый мед — лучше. А я в этом ничего не понимаю.
— Пчелам виднее,— совершенно справедливо решила сова,— они сами разберутся.
— Разберутся-то разберутся, но я очень не люблю, когда ссорятся,— сказал солнечный луч.
— Не волнуйся! Я думаю, пчелы уже помирились,— успокаивала сова.
— Ты думаешь?— чуть повеселел солнечный луч.— Ну ладно, я тебе поверю, иначе буду плохо спать и не смогу завтра позолотить серединки ромашек.
— Правильно. Поверь мне и отправляйся спать, солнечный луч. Ты устал сегодня. Спокойной ночи. Я буду ждать тебя завтра утром.
— Спокойной ночи, сова! Рано утром я тебя найду. Обязательно.
И они простились.
Вот и все. Вся сказка. Не про Бабу Ягу, не про Кощея Бессмертного, не про волшебников добрых и злых. Просто про сову и солнечный луч, которые дружили. А разве не может быть такой сказки?
СТЕКЛЫШКО
Красное стеклышко поблескивало в пыльной траве. В траве возле асфальтированной дорожки через газон большого дома. Это было чудесное красное стеклышко, яркое, веселое, живое. Острые изломы, о которые разбивались солнечные лучи, гладкие стороны — в них, становясь лиловым, отражалось синее небо. Красное стеклышко ловило луч солнца, подбрасывало его, переворачивало, кидало с грани на грань (как с ладони на ладонь) и потом стреляло им изо всех сил в самую неожиданную сторону.
Маленький обыкновенный котенок, как зачарованный, смотрел на стеклышко. Котенок прижался к пыльной траве, чтобы стеклышко его не видело, и старался угадать, куда бросит солнышко этот луч или тот. Угадывал он или ошибался — все равно ему страшно хотелось схватить зайчика, появлявшегося на траве. Сначала котенок стеснялся, а потом подошел к красному стеклышку. Вежливо поздоровался и сказал:
— Я — Котя. Из этого дома. Можно, я буду ловить ваших зайчиков?
— Конечно, Котя. Конечно! Разве ты не знаешь, что вдвоем играть веселее?— ответило стеклышко.
Они долго играли. Конечно, чудесное красное стеклышко немного подыгрывало Коте: ведь оно было взрослым.
Мимо шли люди. Люди, люди — ноги для котенка и стеклышка: туфли, босоножки,-сапоги. Котя и красное стеклышко играли и не заметили, как какие-то красивые, глубоко задумавшиеся туфли задели красное стеклышко, подбросили его. Оно подскочило, подпрыгнуло несколько раз, ударилось об асфальт и рассыпалось, рассыпалось... И вот уже пять, шесть, семь осколков сверкнули на асфальте.
Котя очень удивился такому странному превращению. Котя растерялся, огорчился. Котя чуть не плакал: он не мог найти среди осколков стеклышка, своего приятеля.
— Стеклышко! Стеклышко!— звал Котя.— Вы которое из них?
— Я — осколок! Я не стеклышко... Я осколок. Я не стеклышко. Я осколок. Я осколок,— звенело со всех сторон.
Осколки... Осколки... Осколки... Ну разве так можно?! Разве можно не понимать, что каждый осколок — это стеклышко. Крохотные искры солнца разлетаются от крохотных граней, в крохотной красной серединке лиловеет небо. Осколок — крохотное стеклышко. Пройдет много времени, и еще много времени, и еще много, прежде чем осколок поймет это.
Ира, спасибо , что поделилась новым именем для меня Наталией Абрамцевой! Как всегда в своих заявках несешь доброту, которой многим не хватаета, а может и эабыли, что это такое сотрадание. На твоих постах и сами учимся быть добрее и отзывчие . Спасибо, низкий поклон тебе!
Среди повседневной суеты найдите несколько тихих минут, чтобы неспешно прочитать, понять,почувствовать всю чистоту, нежность и силу, которую дарят вам сказки Натальи Абрамцевой. Не мешайте памяти возвращаться к этим сказкам, и они, не тускнея, раз за разом будут дарить вам даже в самые трудные для вас времена свет, доброту, жизнерадостность.
Сказки Натальи Абрамцевой необычны, как и судьба Наташи. Она писала их лежа - была тяжело больна с детства. " Я работаю,как вельможа. Я работаю только лежа "-, писал поэт Анциферов о труде шахтера. Вот так работала и Наташа.
Но она очень любила жизнь и на маленьком "Запорожце", специально благоустроенном отцом, лежа и глазея по сторонам, объехала с родителями и Крым, и Прибалтику, и "Золотое кольцо" -да и где она только ни побывала. А лес и море -именно здесь проходило все летнее время- давали и здоровье и впечатления для творчества.
И встречи - много разных людей: добрых и... не очень. Но хороших - больше. Так шла жизнь.
... Еще совсем недавно в комнате на пятом этаже многоэтажного дома у метро "Аэропорт" , в квартире, где почти всегда открыты все окна, решал свою судьбу нежный, благородный и добрый маленький Солнечный лучик, дерзнув перечить Закону Природы и прорваться в темный Космос, чтобы осветить его; раскаивался лесной Пень, устыдившийся, что в молодости был в родном лесу кленом, а не... пальмой; Море оправдывалось, что поступила партия медуз, провда, не надолго; на стенах играли цветные радужные Зайчики от Люстры с веселым хрустальным Шариком. Все это и еще многое из того, что происходило здесь чудесного и странного, и было - Наташа Абрамцева. Это и еще жизнь Наташи - и счастливая и горестная. Прямо скажем, не сказочная.Но счастье в этой горестной судьбе было:природа, друзья, родители, творчество и ПРИЗНАНИЕ ее творчества! Сказки разлетелись по всему миру на разных языках. А в ответ письма, письма, письма...
Самые любимые свои сказки собрала Наташа в книге "СКАЗКИ ДЛЯ ДОБРЫХ СЕРДЕЦ", над которой работала до последнего дня.
Несколько сказок из этой книги Вы прочитали...
Книги бывают разные. Маленькие и большие. Обложки бывают красивые и простые. Но самое главное для книги - это ее тираж. Каким количеством она издана! Это важнейшая характеристика книги. Допустим, книга в золотом переплете, но издана в одном экземпляре. Даже в музее она не доступна.
А Наталье Абрамцевой, был случай, одно издательство предложило напечатать 12 сказок в календаре. Как известно, календари не залеживаются. Они раскупаются все! И вот в "Календаре для женщин " на 1992 год были напечатаны 12 сказок по числу месяцев тиражом 10 000 000 -десять миллионов экземпляров! Такой вот тираж!
Некоторые читатели присылали Наташе самодельные книжечки,сделанные из календарных листочков. Очень хороший тираж был!
Весь материал взят на официальном сайте Натальи Абрамцевой (http://www.strumishka.narod.ru/)
РАССКАЗЫ И СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
ЖДЕТЕ?..
Уже несколько дней ее преследовал лиловый цвет. Лиловым отливал снег. Лиловым казался свет фонарей. Кем-то оставленные на скамье, лиловели необыкновенно лиловые астры. Сначала это удивляло, потом стало пугать. Ведь не синий, не желтый, не зеленый. Лиловый! Разве это ни о чем не говорит? Лиловый цвет — цвет беды. Неузаконенно. Но она знала, что это так. И ждала. Недолго. Вечером, когда за окнами кружились уже совсем лиловые снежинки, раздался звонок в дверь. Открыла: прекрасная женщина в лиловом длинном платье, очень живые лиловые глаза, волосы цвета тумана.
-Я ваша беда. Ждете? — Она прошла в комнату.
-Ждала. Но почему именно я?
-Так вышло...
Они сели в кресла напротив друг друга. Они будто изучали друг друга, привыкали.
-Вы долго будете со мной?
-Как получится.
-Я справлюсь?
Беда пожала плечами: "А как же другие?"
Страшно не было, но нарастала тревога. Тревога, которую не снять никакими словами, никакими лекарствами, никакой работой. Тревога, которая исчезает, только уступив место страху, отчаянию, бессилию.
-Вы мне поможете? — робкий голос.
-Я? - Лиловые глаза расширились от удивления. -Хотя... И так бывает. Правда, редко...
-Почему же вы все-таки ко мне пришли?
-Вы не понимаете? А спрашивали о помощи. У меня! Значит, одиноки. А кто-то должен быть рядом. Вот я и -пришла.
-Одинока? — с вызовом. — Почему одинока?! Муж, друзья, дети...
-Да? - с мягкой насмешкой.
Обе знали, что у кого-то истрепаны нервы и характер неровный, у кого-то работа сумасшедшая, кто-то чем-то болен, кто-то равнодушен просто... Обе знали.
-Ну, что же, вот и познакомились. До завтра. Беда протянула руку. От этого прикосновения стало
страшно... Оно не было леденящим — теплая человеческая рука.
А телеграмму принесли часом позже...
Москва, 1975 г.
РОЗОВЫЕ ЦВЕТЫ
Странно,— сказал цветовод, взглянув на картину, висевшую в комнате.
— Очень странно,— подхватил художник, который тоже видел картину впервые.
— О чем вы?— спросил хозяин квартиры своих гостей.— Чем удивила вас эта картина? Действительно, картина была очень проста: на ней был нарисован только горшочек с цветами. Вернее, с одним-единственным цветком. Он, нежно-розовый, похожий немного на колокольчик, немного на лилию, довольно высоко взлетал на бледно-зеленом стебельке над пушистым кустиком своих темных бархатных листьев. Цветок очень красивый, но что странного?
— Непонятно следующее,— стал объяснять цветовод,— количество листьев, золотистый цвет тычинок, некоторые другие детали говорят мне, что розовых цветков должно быть не менее пяти.
— Я не ученый,— сказал художник,— но тоже считаю, что автор картины должен был изобразить больше цветов. Ведь они прекрасны!
— Ах, вот в чем дело!— улыбнулся хозяин дома.— Картина у меня случайно и недавно. Я только знаю, что она очень старая, вернее, старинная. Но в чем-то вы, вероятно, правы. Потому что картина действительно называется «Розовые цветы». Цветы, а не цветок. Ну да ладно.
И все, о картине забыли, другие были дела, разговоры. Люди покинули комнату, вещи почувствовали себя свободнее и заговорили на своем языке.
Сначала зашуршали нарисованные темно-зеленые бархатные листья:
— Ну, что ж... ты свободен. Лети, малыш. Ты слишком прекрасен, чтобы вечно быть с нами, обыкновенными листьями. Счастья тебе!
— Нет, нет,— отозвался розовый цветок, а ведь именно к нему обращались листья.— Нет, нет,— прекрасный голос прекрасного цветка звучал очень неуверенно,— я не могу оставить вас, милые листья. Я помню, как вы растили меня и моих братьев еще до того, как нас всех нарисовал художник. Я не покину вас.
— Твои улетевшие братья говорили так же... Но... Не теряй времени, лети,— шуршали темно-зеленые листья.
— Я помогу, помогу,— над окном взлетела легкая красивая занавеска,— я перенесу прекрасный цветок через подоконник, прямо в мир.
— Ах, нет! Ах, нет!..— дрожал голос розового цветка.— Я не могу бросить свои добрые листья. Ведь они совсем не цветы. Как же быть с названием картины?! Люди будут удивляться или даже смеяться...
— Не думай об этом, малыш,— шептали листья.
— Я перенесу вас в удивительный мир, чудесную жизнь, о которой вы ничегошеньки не знаете,— торопила красивая занавеска.
— Спеши, тебя ждут!
— Нет, нет, нет, не могу,— все сильнее дрожал голос прекрасного розового цветка.— Нет, нет,— повторял он и...
Улетел? Остался? Вы правы... Улетел или остался...
СОЛНЕЧНАЯ ВЕТКА
Такой солнечный день может быть только раз в жизни. Солнца было столько, что воздух казался плотнее. Вернее, это уже не воздух. Нет. Легчайшие, прозрачные солнечные капли заменили его атомы. Теплое, необыкновенно яркое, чуть-чуть сумасшедшее солнце апреля. И не было человека на шумных улицах города, не было ни одного живого человека, который не заметил бы, что с солнцем что-то творится. Солнце везде. Солнце в чашечках нарциссов и в стаканах с фруктовым соком. Солнце стекает с пальцев людей. Это не то солнце, от которого режет глаза, болит голова. Нет. Этим солнцем дышишь.
Хотя бы иногда, хотя бы на мгновенье необходимо видеть такое солнце. Иначе постепенно, незаметно перестанешь быть ЖИВЫМ человеком.
.. .Она медленно шла сквозь солнце. Она знала, что сегодня солнце светит для Нее! Сегодня Она родилась. Правда, не совсем сегодня, а в этот день лет сорок назад. Она шла домой. Не спешила. Сегодня можно. А в руках то, в чем солнца больше, чем во всем остальном городе. Что-то необыкновенное? Ну, это кому как покажется. Ветка белой сирени. Одна ветка белой сирени! Но солнца в ней несравненно больше, чем во всех сиреневых садах. Она видела капельки солнца в серединке каждого цветочка, им светился каждый лепесток. Солнце окутывало чудесную белую ветку.
Она осторожно несла эту солнечную ветку. Подаренную совсем случайным, но, поверьте, солнечным человеком. Солнечный день, солнечная ветка, солнечный человек - все сразу. Неправдоподобно. Да. Но ведь не все в жизни правдоподобно. К счастью.
А солнце не жалело себя. Оно расплывалось, распылялось, металось. Солнце знало, что необходимо Ей сегодня.
Она шла домой и видела, как поставит солнечную ветку в самую простую стеклянную вазу. Солнечная ветка... Дома... Она пошла еще медленнее. Дома... Солнечная ветка. Что-то не то... Что? Что же заставило ее вдруг растеряться? Она увидела, как тускнеет, умирает дома солнечная ветка белой сирени! Темная квартира? Обыкновенная. Дома не ждут? Ждут. Кто как. Почему, ну, почему же тогда должна потускнеть белая ветка?
"Солнце", - поняла Она. Поняла спокойно, потому что знала давно: дома нет солнца, которым дышит эта солнечная ветка. "Дома нет солнца", - повторила Она почти вслух и прижала ветку к себе. Нет, нет! Она не понесет эту чудесную солнечную сирень туда, где нет солнца...
И тогда случилось еще одно чудо. Прямо перед Ней, из выхода метро, появился старый, довольно странный человек. Высокий, длинные седые волосы, черный на малиновой подкладке развивающийся плащ. Она что-то вспомнила. Уже чуть успокаивалась, чуть улыбалась. Ну да, это он! Скрипач-аккомпаниатор. Как раз вчера, случайно включив телевизор, наткнулась на какой-то концерт. Среди прочего - цыганские романсы и этот старый музыкант. Его отрешенность от всего, его откровенная преданность скрипке, и только ей, решили судьбу солнечной ветки. Ведь скрипка —это звучащее солнце. Бог мой! Как благодарил старый скрипач! Как галантно целовал Ей руку! Не каждый день дарят артистам цветы на улице.
И вот Она дома. Телеграммы. Поздравления по телефону. Ярко-красные тюльпаны. Заказан столик в "Праге". Так. Все так. А солнце? В телеграммах? В "Праге"? По телефону? Нет! Нет! Нет! Нет солнца... Она смеется. Почему? Никто не понимает. Она смеется. Ей больно. Ей горько. Она горда. Да, она просто счастлива! Она спасла солнечную ветку белой сирени.
И только солнце. Она и сирень белая знают об этом. Даже старый скрипач не знает. Или знает?..
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ГРЕЗЫ
ЧУДЕСА, ДА И ТОЛЬКО
Пожалуйста, никогда не выбрасывайте старые сахарницы. Если у вас появился новый сервиз, старую ненужную сахарницу хорошенько вымойте, высушите и поставьте на самую дальнюю полку буфета. И тогда, может быть, в вашем доме некоторое время будут твориться разные удивительные вещи. А это совсем не плохо...
В старых сахарницах любят жить Струмышки. А Струмышки, эти сказочные существа, больше всего на свете любят устраивать людям приятные удивительные неожиданности. Струмышки — это совсем не мышки, не лягушки, не воробушки... Очень немногие видели Струмышек — такие они непрочные, придуманные, ветреные. От одного человеческого взгляда мгновенно превращаются в летучую золотистую пыль. Но те, у кого легкий взгляд и веселые глаза, видели Струмышек и рассказывают, что они похожи на клубочки желтого, необыкновенно легкого, пушистого меха. А глаза у Струмышек... Одни говорят — карие, другие — фиолетовые, третьи — синие. И это правда — глаза у всех Струмышек разные.
Струмышка из этой сказки зеленоглазая, как новогодняя елка, что сегодня принесли в дом. И сияют ее глаза, как елочные игрушки и мишура. Весело и ярко. Струмышка поселилась в красной с белыми горошинами сахарнице, которую мама убрала за ненадобностью.
Семья, где поселилась зеленоглазая Струмышка, была самая обыкновенная. Мама — портниха, папа — инженер. У него есть любимое занятие — мастерить механические игрушки. А еще дочка. Девочка как девочка: косички, пятерки, тройки, джинсы. Спокойно жила семья. Никаких несуразностей. И вот под самый Новый год началось...
Дождавшись ночи, Струмышка выбралась из сахарницы, распушила свой легкий-легкий мех и плавно слетела с буфетной полки. Золотистым парашютом покружилась над спящими хозяевами квартиры. Зелеными волшебными глазами заглянула в их сны, чтобы с каждым познакомиться получше. Придумала первую приятную странность, рассмеялась тихонько и принялась за дело. А как делала Струмышка свое дело — спрашивать не станем.
В предновогодний день у всех мам забот невпроворот. У нашей мамы, конечно же, тоже. Ей необходимо было найти карамель «Вишенка», любимые конфеты семьи. Купила мама нужные конфеты, пришла домой и высыпала их на красивое большое блюдо, чтобы видно было, как их много.
Дочка прыгала рядом, папа с удовольствием потирал руки. Мама радовалась. А Струмышка, само собой, сидела рядышком на столе.
И вдруг — рассыпалась Струмышка. Золотистая пыль засверкала у всех в глазах, а потом мама, папа и дочка увидели, что праздничное блюдо наполнено не конфетами-карамельками, а самыми настоящими крупными, спелыми, сочными вишнями. Как ни любили все карамель, но настоящие ягоды, да еще зимой — что за чудо!
— Ну, ты у нас просто волшебница, — сказал папа.
— Зимой свежие ягоды! Не мороженые какие-нибудь, а настоящие, словно только что с ветки!
Усталая мама не знала, что и подумать, но обрадовалась вместе со всеми и снова принялась за дела. Некогда было думать, что произошло.
А папа сел заканчивать свой новогодний подарок — игрушечный вертолет. Струмышка его уже дожидается. Только папа ее не видит, ведь она рассыпается от взгляда человека. Вот самый важный момент — последняя деталь, и вертолет готов. Но множество золотистых пылинок засверкало в глазах у папы. А вместо вертолета... смотрит папа и ничего не понимает. За какую-то неуловимую секунду серьезная летающая машина превратилась в трех совершенно легкомысленных квакающих лягушат. Зеленых, как елка! Они по очереди приподнимали похожие на мухоморы красные шляпы и кланялись, квакая. Можно ли в это поверить? Нет, конечно. А можно не поверить, если видишь своими глазами? Вот сидел папа и не знал, верить или нет.
Подошла мама. «Все-таки у тебя золотые руки, — сказала она, — только ты мог сделать таких забавных лягушат». Не поверить маме папа, естественно, не мог.
Да и каждому ясно, что веселые лягушата гораздо лучше обыкновенного вертолета.
А Струмышка удалилась в свою сахарницу. Принялась за свои волшебные дела: готовить сюрприз для девочки.
И лягушата необыкновенно хороши, и спелые вишни вкусны и красивы, но есть у девочки мечта. Год назад ей подарили книжку про кошек, на обложке которой был нарисован веселый рыжий котенок. Очень хотелось девочке такого котенка. Но все не до него было: то мама занята, то папа в командировке. А тут вдруг ровно в двенадцать часов, когда били куранты, знакомая золотистая пыль закружилась в глазах у мамы, папы, девочки и над всем праздничным столом — и вдруг... живой рыжий котенок вышел из под елки и влез на стол. Он сел рядом с тарелкой девочки, наверное, был голоден. Мама думала, что это подарок папы, папа подумал, что котенка подарила мама, девочка не успела ничего подумать, она была просто очень рада. Только Струмышка знала, в чем дело.
Никто в семье не удивился Струмышкиным чудесам: ни первому, ни второму, ни третьему. Так устроены люди: добрым чудесам не удивляются: их просто помнят.
Вот и кончились странные новогодние неожиданности в этом доме. Струмышке пора перебираться в другую сахарницу, других людей удивлять. Она им нужна: не очень интересно жить без веселых и добрых Струмышек.
Не выбрасывайте, пожалуйста, старые сахарницы.
«А теперь давайте подумаем, кому и зачем нужны сказки?
Этот жанр я считаю необходимым. Сказка – это эпиграф жизни. Это молитва на сон грядущий, на грустное настроение, на плохую погоду. И для ребят, и для взрослых. Дети мудреют, взрослые возвращаются к чистому роднику детства, мягчеют, добреют, светлеют душой. Сказка – это связь поколений. В этом ее главное волшебство. Сказки надо читать и наедине, и всей семьей; за общим столом, сидя на полу, на траве… Это уже сказка о дружбе! Сказки, прочитанные вместе, помогут нам в… в чем? В той ситуации, что сейчас нас окружает.»
Наталья Абрамцева
Она прожила короткую жизнь.
1954-1995 г.