«Я!- живейшая из жен…»

                                                                         Когда кривляться станет ни к чему

                                                                         И даже правда будет позабыта,

                                                                         Я подойду к могильному холму

                                                                         И голос подниму в ее защиту…

Б.Пастернак

            Мне всегда казалось, что о ней я знаю много, главное я знаю ее стихи, а все остальное не так важно: кто муж и где он, где дети и сколько их? Это мне было не интересно. Интересно мне было только одно: почему человек воспитанный в вере решается на самоубийство? Ответ на этот вопрос я надеялась найти в Елабуге.

            Как только я вышла из автобуса в Елабуге, меня охватило противоречивое чувство: с одной стороны - я приехала домой, а с другой, накатила жуткая тоска «хоть в петлю лезь». И я вспомнила: Марина повесилась.… Был сентябрь, ну значит совсем недавно…

            …Пароход  «Александр Пирогов» отплыл из Москвы 8 августа 1941 года, на нем покидала Москву Марина Цветаева. Дорога в Елабугу заняла 10 дней. Часть пассажиров сходит в Чистополе, но город переполнен эвакуированными, и Марине с сыном там места нет. 17 августа пароход причалил к елабужской пристани.  От старой пристани пыльная, тягостная дорога в город.  На холмистых пыльных улицах не то избы, не то сараи. Все покрыто серой пылью. «Елабуга похожа на сонную, спокойную деревню»,- записывает в своем дневнике Мур. Начались поиски жилья и работы. Надо отдать должное Муру, он тоже пытался найти работу. «Мне жалко мать, но еще больше жалко самого себя»,- пишет  он.

            21 августа Марина Ивановна с сыном поселились на улице Малая покровская в доме Бродельщиковых. Условия, в которых они оказались, обычные для эвакуированных: комната метров шесть, перегородка, отделяющая ее от хозяйской горницы, не доходит до потолка, вместо двери – занавеска.

            Мура раздражало все - комната, город,  улица, окружение. Цветаева панически боялась что- либо предпринимать сама. Все ее решения определяли самые разные люди, которые оказывались в тот момент поблизости.  Сама она писала о потере воли. Ее метания между Чистополем и Елабугой, ее неуверенность в собственных силах, привели ее, в конце концов, к мысли: «Без меня Мур будет пристроен…». Мысль, как мне кажется, безумная. И это безумие привело ее к смерти. Муру было шестнадцать, он был взрослым и только мешал «товарищам писателям». Мешал в Чистополе, в Москве, в Ташкенте.… По меткому замечанию Натальи Громовой (в кн. «Эвакуация идет…»- М.: Совпадение, 2008), -«Дневники Мура можно, следуя традиции XYIIIвека, назвать так: «Необычайная жизнь и злоключения Георгия Эфрона, сына знаменитого поэта Марины Цветаевой и неудачного агента советской разведки Сергея Эфрона, его приключения, рассказанные им самим». Что пришлось на долю шестнадцатилетнего юноши. Сначала тяжелый путь в Елабугу и смерть матери; затем Чистополь и снова Москва; через две недели эвакуация в Ташкент; унизительная, тяжелая жизнь в Средней Азии, и снова Москва; три месяца учебы в Литинституте и, наконец, фронт. Он прошел все эти круги ада на Земле и погиб. Ну, а если бы не погиб?  Думаю, неуютно жилось бы ему в этой стране: советская власть не простила матери ее белоэмигрантского прошлого, а сегодняшние «демократы» время от времени  вспоминают службу в КГБ отца.

            Недавно русская Православная церковь, исследовав материалы, касающиеся Марины Ивановны Цветаевой, разрешила ее поминовение в церквях, простила ей грех самоубийства, поскольку посчитала, что только сложившиеся тяжелые обстоятельства, приведшие к полному физическому истощению и упадку, заставили верующую Цветаеву покончить с собой.

            Могила М.И. Цветаевой утеряна. По воспоминаниям очевидцев, стараниями сестры Анастасии, удалось определить приблизительное место захоронения. Сейчас там установлен памятник. В Елабуге открыт  мемориал. Мероприятия разные проводятся, чтения и прочее. Даже рябина у входа в музей.  Но впечатление от всего этого тяжелое. Бетон, мрамор, не нужно это все ни ей, ни нам. Лучше если мы будем помнить ее стихи.