С.П.Дрозд

 

Крысиный шелест

 

Глава 1.  Конец

 

                 Конец.  Но, как в песне поётся, конец, это чьё-то начало.

      Трудовая книжка на руках.  Свидетельствами об изобретениях можно хоть туалет клеить, а, поскольку там площади мало, то можно и зал оклеить, от пола и до потолка.   Да, Николай, тобой подтёрлись как в самом грязном нужнике. Он шёл и думал:

      « Вот идёшь ты, спец, закончивший машиностроительный факультет МВТУ имени Баумана, по одной из самых крутых специальностей, и почти двадцать один год отработавший в режимном «ящике» под название НПО «Прогресс», с книжкой трудовой на руках, в которой значится «уволен по сокращению штатов».

        Да я всю жизнь и работал, чтобы было «сокращение Штатов» моими боеголовками, которые я создавал. 

          А сейчас, год 1996, век 20-ый?   И меня, без пяти минут кандидата в доктора наук по самой перспективной теме, я знаю, что по ней уже работают в США, выкинули на смоленскую помойку.  Хотя мне ещё всего-навсего 44 года.

      44, чего лет или веков?  Эта трудовая книжка,  в которой записана вся моя трудовая деятельность, он меня так тянет к земле.

         В ней практически три записи:  первая – поступил в очень элитный институт без блата, хотя парень из Климович Могилёвской области никогда на это не мог рассчитывать;  вторая – это подработки, когда учился в МВТУ ( хоть стипендия и была в отличии от других вузов 55 рублей, но на жизнь, тем более в столице этого не хватало;   ну, а третья – это работа в НПО «Прогресс», куда меня направили по распределению, до потери сознания на благо безопасности своей страны. 

        А вот сейчас встаёт вопрос: какой страны?    Я уже здесь вроде как не русский.   А просто  я белорус.   Россияне с большим удовольствием пьют  Климовичскую водку, но почему-то забывают, что она произведена в Белоруссии.  Грустно».

       И вот Николай так шёл, со своим выходным  пособием, в размере таком, что одним кулаком очень просто можно зажать, и думал.  А думы мрачные:

  «Жена – Людушка, да дочь – лапочка, да сын в мамочку.  Ну, и вот что я им, такой скотина скажу?   Да, нет, жена не поймёт.  Её тоже семь месяцев  назад «сократил» новый хозяин предприятия.    Да, она не гений, как я, но инженер-технолог на твёрдые «пять баллов».   Но сейчас она тоже выкинута со своей фабрики, и торгует чем-то на рынке, реализуя товары какого-то барыги с Кавказа. Ну а в итоге?  Где плюс, а где минус?   Плюс один – мы свободны, как птахи.  Минус тоже один – денег нет вообще».

          Да, они в этом городе живут уже почти 21 год.  Ещё учась в МВТУ, Николай познакомился со своей будущей женой.  Она тогда училась в МТИЛП, что расшифровывается как Московский  Технологический институт лёгкой промышленности.   Впрочем, все его называли немного по-другому – Московский технологический институт лёгкого поведения.  И к тому были все основания.  Потому, что там учились такие оторвы, что по сравнению с ними «шкурки» с улицы Горького невинные младенцы.   Вот на одной такой Николая и угораздило жениться.   Сама она была из города Лубны, что недалеко от Киева, то есть, как говорили в народе – хохлушка.  И сначала всё было очень неплохо.  Он получил хорошее распределение.  Завод только-только начал развиваться, поэтому ему сразу дали отдельную комнату в общежитии.  А когда, через полгода после его устройства на работу у них родилась дочка, Света, им тут же выдали ключи от двухкомнатной квартиры, жилой площадью в 32, а общей в 48 квадратных метров.  И тогда это всё казалось им раем.   Но, вот когда родился сын, Алексей, этих самых метров стало явно не хватать.  Пока дети были маленькими, с этим фактом как-то мирились.  А потом начались скандалы, упрёки в его неприспособленности к жизни и неумении «жить, как все люди живут».  Сама Люда работала инженером технологом на швейной фабрике.

         Сначала его направили мастером на сварочный участок, где он проработал два года.  Потом перевели мастером в механический участок, потому что там возникли проблемы, с которыми он легко справился.  Ну а потом ему предложили перейти в КБ при заводе.  Тем более, что там про него уже знали, благодаря нескольким рацпредложениям и одному изобретению, заявку на патентование которого он подал. И это изобретение прошло, правда, в заявку пришлось дописать ещё две фамилии:  начальника ОТК Железнякова и военпреда Гридюшко.   Второй был особенно примечательной личностью.  В звании майор, хотя ни дня не служил в армии, может только срочную.  Заочно, или как говорил товарищ Райкин – «заушно», закончил местный Политех.  А потом каким-то непостижимым путём на его плечах оказались погоны лейтенанта, и он осел в должности военпреда, и дослужился до майора.  Выводы делайте сами.  Деньги он зарабатывал на идиотских рацпредложениях, которые практически никто не использовал.  Но деньги за них получал исправно, чему свидетельством был новенький «Жигулёнок», на котором он рассекал по городу.   А ты, попробуй, не подпиши его заявку, и вся партия продукции будет забракована со всеми вытекающими оргвыводами.

        Между прочим, переводу Николая со сварки в механический участок предшествовал огромный скандал.  У Николая, на участке ни с того ни с сего стали рваться сварные швы на деталях.   Моментально с третьего отдела прибежал мужичок, отставной гэбист по фамилии Козлов, и по произвищу, естественно «козёл».   И фамилия и прозвище очень подходили этому кретину.

     Он пытался выжать какие-то объяснения от сварщика, потом насел на Николая, пытаясь заставить подписать его некую бумагу, и намекая, что этим делом занялась уже военная прокуратура.   Николай скромно и твёрдо послал его очень далеко, и пообещал ему «сделать больно», если он будет ещё приставать.   А Николай был бывший спортсмен, как и большинство студентов МВТУ, ростом 180 см, и этот, плюгавый, сморчок, 160-ти сантиметровый недомерок сразу проникся доверием к словам Николая, и ретировался ни с чем.

    Как потом выяснилось, виной всему были, придурки, из отдела снабжения.  Они решили сэкономить, тем более, что за это им светила премия.  Они купили два вагона листового металла, а это 120 тонн, где-то в Магнитогорске.  Последующий химанализ этой стали показал, что её вообще ни к одному стандартному сорту отнести невозможно. Поэтому швы и давали трещины.  Было вообще удивительно, что её ещё как-то умудрялись варить.  Снабженцы премию получили и потратили.  А на заводе стали искать виновных.  Первым виновным оказался главный инженер, наверно, самый порядочный человек на заводе, номер два, естественно, мастер, ну а третьим в данный паровоз прицепили сварщика.  Ну, насчёт сварщика, так это вообще перебор.

       Так Николай попал в механический участок.  Потом долгая работа в КБ. И горбачёвская перестройка, которая исковеркала не только страну, но и людей,

а, главное их души.

       После путча 1991 года и развала Советского Союза НПО «Прогресс» стало понемногу загнивать, во всё нарастающем темпе.  Последние два года денег почти не платили.  А если и платили, то с такими задержками, что они при столь стремительной инфляции превращались в «пшик» ещё до момента их выдачи из окошка кассы.   Самое страшное было то, что и уйти на другую работу было невозможно, потому что везде царила разруха и деградация.

       Перед увольнением Николай уже три месяца не получал никаких денег, хотя исправно отсиживал по восемь рабочих часов за своим кульманом.

Выходное пособие при увольнении тоже не выдали.  Выдали лишь смехотворную сумму, якобы в счёт погашения задолженности по зарплате за прошлый год.  Всё.

      И вот так шёл Николай, сам по себе, размышляя о превратностях судьбы, соображая, чтобы такое продать.  А продать-то   и нечего.  Всё рухлядь советская, купленная на сэкономленные от 150 рублей чистой зарплаты ведущего инженера.  А в последнее время  он был СНС (старший научный сотрудник).  А теперь, сотрудник кого?

         Придя домой, и, увидев глаза своей жены, ну не смог он ей сказать, что его выкинули с работы, как помойного котёнка.   Ту мелочь, в основном, что ему дали на его уже бывшей работе, он ей отдал.  Себе оставил только на проезд до своего любимого места над Днепром, да на бутылку пива, на всякий пожарный.

      Она обрадовалась, типа, ой-наконец-то зарплату получил.

      Ну а на другое утро он оделся в свой лучший костюм, которых у него было аж два штуки, надел самый лучший галстук, который подарила ему жена на десятилетие со дня свадьбы, и направился к месту своего самого последнего приюта, как ему казалось.  Жене он сказал, что у него сегодня отгул, и он хочет походить по предприятиям города, поискать более высокооплачиваемую работу.  Ей это сразу пришлось по душе.   Люда  поправила ему галстук на шее, сказала, чтобы он вёл себя прилично, и не ругался с начальством.   Да, вчерашние деньги хорошо на неё подействовали.  Даже забыла, как позавчера запустила  в него сковородкой.  Николай тогда еле-еле увернулся, от чего пострадало стекло серванта, что вызвала новый приступ дикого гнева у жены.

         Да, таких любезных проводов, он просто не ожидал.  Вот что делают с женщиной деньги.

         Что мог он ей сказать на прощание?  Какие-то банальные фразы, типа: « Я люблю тебя ».  Так про любовь они уже давно не говорили.  Да и где она теперь?  От той, прошлой любви остались только дети, которые ненавидят своего отца с подачи своей же матери.

« А может не такие уж они и мои?  – с горечью  подумал Николай. –  По-крайней мере, характером они точно не в меня».   И эта мысль его как-то успокоило: значит, если что-нибудь с ним случится, то  особо переживать не будут, и хоть в этом смысле он останется безгрешным.

          Он доехал до Днепра, и вышел на набережную.  Скамеечка, на которой они так любили с Людой сидеть 21 год назад, как раз тогда, когда она была беременна Светой, была пустая, уже аккуратно окрашенная и высохшая до такой степени, что садиться на неё можно было безбоязненно.  Тем не менее, Николай с силой провёл пальцами по блестящим доскам сидения, чтобы убедиться, что от них не останется следов на брюках.

      Он сел на лавочку, и задумался, глядя на воду в реке.   Сейчас у него было много времени для созерцания палитры водяной глади.  День был солнечный со слабым ветерком, и вода порой покрывалась рябью, от чего согласно законам интерференции она начинала играть удивительным многоцветьем красок от преломляющихся солнечных лучей.    Где-то, в верховьях реки, очевидно, прошёл сильный ливень, потому что по реке плыли какие-то, коряги, щепки, а вот и творение рук человеческих – презерватив.  И хватило у кого-то совести бросить эту гадость в реку.   И время остановилось. 

       Кажется, Николай, заснул.  Во всяком случае, когда он пришёл в себя, то перед ним стоял невысокий, абсолютно седой мужчина, очень пожилой, который спросил Николая:

– Извините за беспокойство, Вам, что, плохо?

–  Да, нет, кажется, разморило на солнце.

–   Я тут рядом сидел.  Причём давно уже сижу, я, знаете ли, каждый день прихожу сюда, если погода не очень плохая. А Что мне собственно делать.  Жена уже семь лет, как умерла.  Дети, а их у меня трое, все выучились и их разбросали по распределению по Советскому Союзу.  Кстати, вы за Советский Союз?

–   Конечно, за него, – уверенно сказал Николай.

–   Ну, я так тоже про Вас решил.  Да, про что это я.  Ах, да.  Мне показалось, что Вы застонали, и когда я подошёл к Вам, у Вас были закрыты глаза.  Вот я и решил Вас побеспокоить.  Вы, уж, извините.

–   Нет, Вы всё правильно сделали.  Мне на самом деле было плохо.

–   Вы знаете, у меня есть дурацкая привычка – стараться делать какие-то хорошие дела окружающим.  При этом, я совершенно не представляю последствий своих действий.   А Вам, действительно было плохо?

      Николай молча кивнул головой.

–   Знаете, если что приходите на это место.  Я здесь сейчас бываю практически каждый день.  Вон та скамейка, соседняя – это любимая с нашей женой. Но я вижу, что вы торопитесь, так что не смею Вас задерживать.  На всякий случай, меня зовут Абрам Пискун.  Когда-то, в войну  капитан-авиатехник.  Подходите, если что.

      Николай встал со своей скамейки, и машинально посмотрел на часы.  Было уже 15-00.  Получается, что на этой скамейке он просидел, не вставая, 6 часов.

      И тогда, для очистки совести, Николай решил зайти в Бюро по трудоустройству, благо оно находилось рядом, на улице с символическим названием – Пролетарская.  Документы были при нём, и ему выдали тощий скоросшиватель с перечнем  вакантных рабочих мест.  Инженерами там и не пахло, а тем более СНС.   С унылым вздохом Николай вернул скоросшиватель в окошко, забрал свой паспорт, и двинул домой.  Как раз он придёт примерно в то время, когда обычно возвращался с работы.

      Следующие дни трёх недель были, как будто списаны под копирку:  утром Николай делал вид, что идёт на работу;  затем заходил в Бюро по трудоустройству, и в очередной раз убеждался, что там ему ничего не светит;

затем, на деньги, которые выдавала ему Людка, якобы на обед, он покупал рекламную газету (именно на столько и хватало этих денег, а по городу Николай уже привык перемещаться в целях экономии пешком);  затем он шёл на набережную на свою лавочку и начинал изучать рекламу ( совершенно бессмысленное занятие);  потом появлялся Абрам Львович Пискун,  и они с ним говорили на всякие отвлечённые темы.  Обычно Абрам Львович приносил с собой шахматы, и они, остервенело, сражались за каждую клетку на деревянной доске, как будто в бою сошлись Александр Македонский и Гай Юлий Цезарь.

       Кто-то мне возразит, и скажет, что эти два уникальных полководца принадлежали к совершенно разным эпохам истории человечества.   Но позвольте вам не позволить.  Абрам Львович  родился, вырос и воевал в эпоху Генсека Сталина, а Николай родился при социализме, жил при уже развитом социализме, и оказался вместе с миллионами, такими же, как он сам в ….

Уважаемый читатель,  подбери сам те слова, которые хочешь вставить  вместо этого многоточия.

       И вот так, соблюдая видимость спокойной жизни, Николай проводили день за днём.   Но тучи на семейном горизонте уже сгущались, и Людка иногда намекала, что не плохо было бы повторить вброс деньжат  в общий котёл, а то они уже последнюю неделю живут только благодаря тёщиному салу, которое она прислала из города Лубны, минуя всё украинские таможни.

      А у Николая тоже ни черта не сходилось.  В этом, грёбаном Бюро, вакансии были только для тех, которые  и в прошлой жизни были ни кем, и в будущей им светило стать Президентом Страны, ни больше и не меньше.

Так пролетело три недели, то ли отпуска, то ли паломничества в душу свою.

       И вот, в пятницу, 26 мая, когда Николай опять скрестил свои умственные извилины с аналогичными извилинами Абрама Львовича за шахматной доской, Абрам Львович сказал, задумчиво перемещая на доске коня, который, как потом оказалось, принёс Николаю мат, сказал:

–  Николай, я чувствую, что у Вас много  проблем, и, самое главное, это не связано с женщиной.     А это даже хорошо.  Как говорят французы: «Шерше для фам».  Николай, поймите меня правильно: поражение – не всегда означает конец всего, а конец может стать началом.  Когда мы, под Берлином, в распутицу февраля-марта 1945 не знали,  куда посадить наши самолёты, то я придумал их сажать на автостраду. А за что,  думаете,  мне дали орден Красного Знамени – за находчивость.  А вот другой человек, немножко решил полихачить, и после удачного боя он, кстати, Герой Советского Союза, решил крутануть бочку.   Ты же наш человек, знаешь. Что-то не подрассчитал, и с левым креном ушёл в автостраду.  А потом, приказ: «Быстро убрать мозги этого придурка со взлётки – там вверху висит ещё два полка, ожидающие посадки».    И вот, мы, умываясь слезами по погибшему, быстро  освободили взлётку.  И посадка пошла, и тут девочка-оружейница, говорит мне: « Дядя Абрам, ( это такая кликуха у меня  была, потому что «Мой дядя самых лучших правил»), тут мне девочки-зенитчицы, подсказали,  рядом упал ещё один самолёт, почти  в расположении их части».  Когда я подошёл к останкам этого самолёта, мне даже не надо было его идентифицировать.    Номер на фюзеляже и хвосте говорил, что это Мой самолёт.   Я только не знал кто в кабине.   После  проверки оказалось, что Мой был подбит, и Своему ведомому, который тоже был подбит, он уступил право сесть на взлётку первым.  И в итоге, оба стали для меня ангелами.   Мой был истинный командир.

      А потом  меня списали с самолётов, да и мне не хотелось к кому-нибудь привыкать.  И меня перевели в аэродромную службу.   Вот там я и заработал Орден Красной Звезды.  Это уже был апрель 1945 года, и многие почему-то расслабились.  Тем более, что наши пошли вперёд.   И тут из леска выкатывается стрелковая цепь фашистов, а за ними, в леске, притаились какие-то гады, но уже с пушками, потому что сразу начался обстрел аэродрома.  Аэродромный персонал растерялся.  Особенно из-за того, что мы должны были отправить в Москву одного раненого генерала.   И тут это.   Все застыли в ожидании пули. Кроме меня.

     Я быстро скомандовал зенитным батареям, чтобы они перевели ствол на горизонталь.   А, поцеловав командиршу расчёта, которая потом стала моей женой, я понял, что «они не пройдут».   Пока девочки приходили в себя, я перенацелил зенитку на танк.  Поймал его в прицеле среди листвы, и нажал спуск. Смрадный, чёрный дым, который взметнулся над леском, который находился сзади стрелковой цепи, убедительно мне доказал, что  я попал в цель.  Я приказал девчатам: «Рубите по лесу».  А сам рванул к наспех собранной команде из поваров, прачек, три летуна подраненных и т.д.  А перед нами цепь примерно в триста-четыреста эссесовских голов.  И тут, моя будущая жёнушка, золотко, незабвенное, она сделала первый выстрел из зенитки, и второй танк в леске загорелся.  Потом последовали ещё пять выстрелов.  И уже в лесу раздымлялись  пять костров.

      Видя такой исход событий, первая цепь решила сдаться, а за ней все последующие.  Когда я подошёл к раненому генералу, и доложил, что «мы их успокоили», он отвинтил от своего мундира орден Красной Звезды, и сказал:

–  Товарищ капитан, я получил этот орден под Москвой, в 1941 году. А, сейчас я убеждён, что его надо передать более достойному.    Я только вот тогда  не сказал этому генералу, что после отбития этой атаки на аэродром, из команды поваров и официанток осталось только два человека. 

       А мою жену ранило осколками, от прямого попадания танкового снаряда в соседнюю зенитную  установку.  Там легли все девочки, и командир расчёта, бывший наш лётчик.  Это к чему я тебе говорю?  А к тому, что в любой жизненной ситуации есть хоть какой-то, может даже неправильный, с точки  зрения окружающих, выход.  Я, тебя, дорогой, почти  понял.   Тебе надо грести против течения.  Только, умоляю, на всякое действие есть противодействие.

И самое, главное, будь самим собой.  Никогда не отрекайся от своих добрых дел.

      С тем они в тот день и расстались.  Николай истратил последние деньги на проезд домой.  Дома была вся его семья.  Лёха сразу стал приставать насчёт денег на какую-то вещь для себя.  Отказ Николая вызвал бурю негодования у Людки.  Слово за словом – и понеслось.   И, что всю жизнь он жил не «как все люди», и, что семья для него ничего не значит и так далее.  Николай наорал на всех,  и пошёл спать.

            Снилась ему какая-то чертовщина.  Сначала возникла харя бывшего начальника его цеха Фомина.  Потом приснился, придурок, новый главный инженер, а за ним новый директор, ставленник «новых русских» хозяев жизни.  А потом ему приснилось, что он лежит прикованный наручниками на рельсах, и на него надвигается тысячетонная масса грузового состава.  Это было уже слишком,

и он с криком проснулся.  Было два часа ночи.  Рядом, как ни в чём не бывало, храпела жена.  Он вышел на кухню.  Бесцельно, минут десять, постоял у двери на балкон.  А затем решительно вернулся в спальню, оделся, накинул на себя верхнюю курточку, и вышел из квартиры.

 

                                               Глава 2.    Начало        

 

      И время как будто остановилось. Он бесцельно бродил по ночному спящему городу.  Было время, когда даже воры спят, либо пьют.  По улицам лишь изредка проносились машины милиции, скорой помощи и аварийных служб.

       Середина мая – всё цветёт, природа оживает, а тут на душе такое!  Почему-то стали вспоминаться все жизненные обиды.  Постоянные стычки с начальством потому, что он не правильно понимал интересы производства, и политику партии вообще.  Дома вечные скандалы с женой, в основном из-за денег.  Ну не научился он воровать, хотя всё начальство вокруг воровало, нагло и самозабвенно.   А что стоила его наука, его изобретения?  Пшик.  Вечно кто-то лез в соавторы.  Вспомнить тошно, но иногда он уступал их домогательствам.  Сам себе потом противен был.  Так что, неужели ничего не было в жизни хорошего, о чём приятно вспомнить без сожаления?   Почему-то вспомнилось, как он, получив гонорар за очередное рацпредложение, пригласил всю бригаду, которая монтировала его установку в загородный ресторан, на шашлыки.  И деньги-то были, не бог весть что!  Всего-то 150 рублей, но на шесть человек как раз.  Интересно, сколько начальник хапнул?

Экономический эффект от установки составил 100000 рублей в год.  А по положению о выплатах должны были выдать 10%, то есть 10000 рублей.  Ну, вот и считай, сколько он хапнул.  Да ну их к чёрту!   А посидели тогда хорошо!

Тогда тоже был май.  Теплынь.   Взяли шашлыки, салатики, вина хорошего сухенького.   И обстановка была какая-то мирная, домашняя.   Денег даже чуть-чуть осталось.  Тогда так, внаглую, не обсчитывали.  Домой вернулся около десяти вечера, а там Людка, и снова скандал под её любимую шарманку: «Где деньги, сволочь!»   А чёрт!  Опять с хорошего на мерзость сбился.

       Понемногу стало светать. Похолодало.  Ноги сами собой вынесли его на мост через реку.  Он подошёл к перилам и заглянул в чёрную вялотекущую воду.   « Метров тридцать будет, – подумал он. – Размажет так, что и тонуть будет нечему».   Вспомнились слова песни «Ох, и глубока, Бирюса-река».

      « Не топитесь в мае – всю жизнь маяться будете», – пришла на ум идиотская фраза.   Решение созрело мгновенно и бесповоротно. Он глубоко вздохнул, и начал перелезать через перила.  В это время за его спиной раздался скрип тормозов.  Его невольно качнуло вперёд, туда, вниз, и он инстинктивно ухватился мёртвой хваткой за перила.  Всё-таки инстинкт самосохранения в нас сидит глубоко.  Он опять встал на пешеходную дорожку, и застыл в оцепенении.  За спиной раздался звук открывающихся автомобильных дверей, а затем он услышал шаги нескольких человек. Вот они остановились.  Он напряжённо ждал. 

–  Что, братан, допекли в корень? – раздался за спиной приятный баритон. – На работе, или дома?

–  И там, и там,  – глухо ответил он.  – А вы, кто будете?

–  Общество спасения утопающих, – раздался за спиной едкий хрипатый голос. –  Слыхал, небось, про такое?

–  Ладно, ребята, мне пора,  –  сказал Николай и полез через перила.      

      Неожиданно, сзади его обхватили чьи-то сильные руки, резким броском оттащили от перил моста.  Только сейчас он смог увидеть тех, кто приехал на машинах.  Машин было две: одна – серебристый «БМВ», вторая – джип «Чероки».   За рулём обеих машин сидело по водителю.  Ещё двое копошились сзади джипа.  Обладателем приятного баритона оказался мужчина лет 35, крепкого телосложения, среднего роста.  Одет в дорогой костюм с бабочкой.   Со свадьбы, что-ли?

        Обладателем хрипатого голоса, как и предполагалось, оказался худощавый парень лет около тридцати, очень подвижный – вылитый холерик.

–  Вы, что, со свадьбы, что-ли? – хрипло спросил Николай.  

–   Ага, с корабля на бал, понимаешь,  – весело зарокотал баритоном старший. – А ты, чего удумал?  Весна, птички поют.

–  Ещё не поют – слишком рано.

–   А ну, живо в машину! 

       Николай не успел опомниться, как двое мужиков, что крутились сзади джипа, подскочили к нему, и силком вкинули на заднее сиденье.   Следом за ним в машину влез хозяин машины. “ То ли ещё будет?” – с тоской подумал Николай.  

     Ему сегодня в голову определённо лезли исключительно фразы из известных песен. 

–  Давай коньячку, – предложил-приказал обладатель баритона. – Кстати, меня зовут Анатолий Викторович Решетников,  для своих просто Толян.

    Николай замотал головой, но Толян твёрдо заявил:

–  И не спорь со мной.  Не надо. 

      После 150 коньяка потеплело внутри, и сразу стало всё по фигу.  Краем глаза Николай увидел, как те двое мужиков подтащили к перилам моста какой-то длинный куль в мешковине перевязанный верёвкой, и сбросили его в реку.  На переднее сиденье сел Хрипатый:

–   Ну, всё, можно ехать.

–   Ну, что ж, поехали! – сказал Толян, и налил Николаю ещё 150 граммов коньяку. – Ну, а теперь рассказывай, в чём проблемы?

     И Николая почему-то понесло.  Может быть от выпитого коньяка.   Он стал рассказывать про свою жизнь, про обиды, и, вообще, про всё, что привело его на этот, чёртов мост.  Хрипатый сначала пытался комментировать его рассказ, а потом затих, и погрустнел.

–  Да, братан,  – сказал Толян,  – Допекли тебя, гады.  Если б, меня так, я бы не знаю, что с ними сделал.

–  Зато я знаю, – заржал Хрипатый, которого, как потом выяснилось, звали просто Вова.

    В это время они подъехали к особняку расположенному в престижном районе города.

–   Ладно,  – сказал Толян,  – выходим, перекусим, и подумаем как можно тебе помочь.   Может, и ты,  как тот «неуловимый мститель» на что-нибудь сгодишься. 

      Стол уже был накрыт.  За ним сидел седоватый мужчина, возрастом примерно около 50 лет.

–  Вот, Григорий Петрович, – весело зарокотал Толян, – Жмура тебе привёз.  Можно сказать, прямо из речки вытянули.

–  Ну, и на кой он нам?  – строго спросил Григорий Петрович. 

–  Видишь ли, это инженер, изобретатель.  Он такое рассказал про свою жизнь, закачаешься.  А потом, нам, что умные головы не нужны?  У нас же не завод, где, куда ни плюнь то ли пень, то ли дуб.

–  Ну, ладно, раз привёз, прошу за стол.  Тебя хоть как зовут, а то молчишь всё?

–   Николай, – наконец обрёл дар речи Николай, и поправился, – Николай Степанович.

–  Ну, Степаныч,  давай, вещай, про жизнь свою убогую, – приказал Григорий Петрович.  Судя по всему, главарём здесь был он.

        Пришлось Николаю вкратце повторить всё то, что он говорил Толяну, только без лирических отступлений, и размышлений на тему морали.

–  Да, – задумчиво произнёс Григорий Петрович, потерев пальцем переносицу , – Потёрло тебя не слабо.  Так ты, говоришь, инженер-механик.  То есть спец по железякам?

       Николай утвердительно кивнул головой.

–  Ладненько, – сказал Григорий Петрович. – Я беру тебя на работу.  Толян, нарежь ему «кусок» в виде аванса.  Ну, а там посмотрим. 

     «Куском» оказалась трубочка из двадцати пятидесятидоларовых купюр, которая плавно и мягко переместилась из рук Толяна во внутренний карман куртки Николая. На этом аудиенция закончилась, и вконец очумевший, и, уже изрядно захмелевший Николай, был отпущен домой до восьми утра следующего дня.

     Когда Николай пришёл домой, было около десяти часов. Жены с дочкой уже не было.  Сын, Алексей, это имя ему, которое он ненавидел,  дала жена, увидел Николая, и заявил злорадно:

–   Ну, ты, батяня, даёшь!  С утра и уже в дрезину! Ну, мать тебе всыплет, тунеядец!

      На всё это Николай только махнул рукой, и завалился на диван.  При этом, используя остатки, ещё не сонного сознания, он спрятал трубочку за батареей, за плинтусом, так, что её невозможно было увидеть.

     Сил ответить этому щенку ни силой, ни словом уже не было, и он рухнул на первый попавшийся под тело диван, а таковых в доме было два, причём один, самый любимый и знакомый находился на кухне.

     Он ушёл  в мир Морфея,  и уже не слышал, и не видел никого.   Только перед глазами стояла чёрная, мутная вода реки-Днепр.  

         Всё, конец – это чьё-то начало.

 

                                                       Глава 3.      Утро.

 

               Николай не слышал, когда пришли со своих заработков Людка  и, его, якобы, дочка Светка.  Он не слышал, как Лёха, злорадно докладывал матери, ну тут уж сомнений быть не должно, как «папа Коля», нажравшись, ещё пытался что-то говорить.   Он  не чувствовал, как Людка, своими наглыми и хамскими руками обследовала его тело, на предмет наличия наличности.  

           Ему снился совсем другой сон, и его вряд ли кто мог прервать.   Даже очередью из АКМ-47.    Это сон был из другой жизни, и с другой планеты.

Он сидел на берегу  реки, не очень широкой, примерно как Днепр в районе Каховки.   И к нему, вдруг,  из глубины вод, выплыла большая рыба-Сазан, и сказала:  «  Николай, будь предельно осторожен.  У тебя начинается новая жизнь.   А к ней надо привыкнуть.  Привыкай,  братан».   Так сказала  Николаю  во сне рыба-Сазан, махнула хвостом, и уплыла по своим рыбьим, бытовым делам. 

     И, тут перед глазами Николая ощерилась щучья пасть, изрыгающая многоэтажные, русские маты. 

      Николай протянул вперёд руку, и сказал:  « Щучка, ты, моя, милая !»

 И тут же получил по роже.   Наверное, это было даже не плохо, потому что он сразу поинтересовался временем.  В ответ Людка завопила:

–  На кой хрен тебе время!   Ты и так безвременно инвалид на голову, и, этих, придурков, ещё настрогал.

      Николай подумал: « Х-м, впервые в жизни она беспристрастно оценила умственные способности своих последышей». 

      Как ни странно, голова, после выпитого, не  болела.   Коньяк – это  вам не палёная водка.

 Николай спросил ещё раз:

–  Так всё же, который сейчас час?

     Людка ответила враз, и категорично:

–  Это время ему надо.  А, куда же ты, сволочь, собрался, в пять часов утра?

    Николай сказал, достаточно невнятно:

–   Людочка, я тут, вчера на работу устроился.

     Тут же сбоку подкатил сынок-сучонок Алексей:

–  Ага, на винзавод, дегустатором.  То-то, вчера после дегустации тебя развезло.

     И тут случилось «нечто», которое в этой семье никогда не бывало.

Николай, привстал с дивана, и от души двинул сынку-ублюдку в рожу.

Тот резко откатил башкой в противоположную стенку. 

     А Николай, окончательно встав с дивана, двинул для профилактики в рожу Людке, которая откатилась почти рядом с сынком, и заявил:

–  Я на работу иду. А теперь мне надо побриться.  Будете мешать – убью на хрен. 

    Тут из своей комнаты вылезла Светка.  Увидев на полу  свою мать и братца, она не очень и удивилась. Мало ли какую афёру они задумали.  Но, на всякий случай, спросила:

–  А чего вы это здесь среди ночи делаете?  

    Людка стала говорить: «Па-.. Па.. Па..»  

–  А, я знаю, – сказала Светка,  – тебя паппараци замучили по телевизору.

   Сладко зевнув, она отправилась в свою постельку.         Байстрюк Лёша и жена Людка были близки к коме.   Они ждали Николая в коридоре около, ну, в общем, в «хрущобе» это называется санузел

     Из этого так называемого санузла,  вдруг появляется человек.  Тот же самый Николай, но глаза!  В этих глазах, как на двух противоположных краях нашей Галактики отразились два чувства:

«  Я вас презираю».

« Это мой день, брысь, отсюда».

     Явление такого Николая, уверенного в себе, бодрого, и, чуть-чуть, злого, настолько чуть-чуть, чтобы заехать в харю любому, кто попытается ему перечить просто потрясло до кончика копчика.  Это было уже с лишком.       

        Николай сказал:

–  Пожалуйста, посидите, где вы сидите.   

       Людка и Лёшка тупо и синхронно  кивнули головой, и, окончательно съехали жопой на пол коридора.

      Николай зашёл в комнату.   Сразу стали появляться навязчивые мысли, из серии, а, может, я просто напился? И этого ничего не было.   Но рука легко нащупала тот маленький рулончик из 20-ти бумажек, который он очень разумно спрятал там, где его никто не сможет найти. В похмельной памяти всплыло:

“ А, Людка, ведь шарила по карманам.  Ну, да хрен с ней.  Дам отцепного, а там будь, что будет.   Итак, сколько дать ей.   У меня, сейчас, одна тысяча долларов на руках.  Сто, двести?   Да я что, крохобор?  600 баксов ей, и мне на дорогу и, типа на завтрак 400 хватит вполне. Всё. Решено.”

      Николай направился к выходу.   В коридоре разыгрывалась шекспировская трагедия, из серии:

–  Сынок ты, видишь, как умирает твоя мама на глазах у твоего отца,  но он даже не желает по-быстрому, сбегать в аптеку за нитроглицерином.

     У Николая возникло желание сблевать от этой картинки.

    Он, просто, швырнул этой парочке в  харю 600 долларов,  вышел  из квартиры, и зашёл в лифт, который унёс его вниз,  к новой жизни.

     Последнее впечатление из этой жизни он унёс следующее: Людка и Алексей, сидят перед туалетом, а у них на голове, плечах, на полу лежат доллары.

     Дверь, лифта, закрывшаяся за спиной Николая, очевидно и закрыла ему вход в прошлую жизнь, потому, что новая жизнь предлагала ему выход.

 

 

 

                                      Продолжение следует!!!!!

 

 

    blackbird34   может предоставить полную версию данного произведения.   

Кроме этого имеется рассказик про международную экспедицию на Марс, и что из этого получилось.  Но рассказик очень длинный, примерно на треть пачки бумаги формата А4 кеглем 14.  Надеюсь, что это кого-то заинтересует.  С уважением ко всем посетителям «На завалинке».   Да прибудут наши мозги с нами – всегда!