Утром следующего дня Дима задолго до назначенного часа сидел на заветной скамейке. Выражение его лица было таким сложным — смесь страдания и ожидания — что прохожие, кто с интересом, кто с сочувствием, поглядывали на грустного молодого человека. Какой-то малыш подошел и протянул Диме мячик.           

— Дядя, не плачь, — участливо сказал он. — На, поиграй.

— Спасибо, зайчик, — улыбнулся Дима. — Я не плачу. Иди, играй сам.

И погладил малыша по льняной головке. 

Стрелки нехотя ползли к десяти. Дима не сомневался, что Лена придет. Но что она скажет ему? И что он скажет ей? Терзаясь, он пытался найти ответ,  — но все слова, приходившие на ум, казались ему то глупыми, то откровенно пошлыми.

Две узкие ладошки закрыли ему глаза. Лена! Она пришла. Он счастливо вздохнул, поцеловал каждую ладошку, и ее руки обвили ему шею. Потом она обошла скамейку, села рядом и заглянула ему в лицо.

— Димка-невидимка! — пропела она. — Где твоя улыбка, полная задора и огня?

Она не сердится!

Гора Эверест свалилась с бедной Диминой души, и ему стало так легко, что, казалось, взмахни он руками — и полетит.

— Лена! — простонал он. — Леночка! Прости меня, я больше так не буду. Никогда, клянусь!

— Как никогда? — Она широко раскрыла глаза. — Что, совсем? Ой, Дима, не пугай меня!

Он посмотрел на нее непонимающе. Она закрыла лицо ладошками, и ее плечи затряслись от смеха.

Он терпеливо ждал, когда она насмеется. Наконец, она вытерла выступившие от смеха слезы и серьезно посмотрела ему в глаза.

— Дима, давай поговорим. Обо всем и откровенно.

— Давай, — послушно согласился Дима. — Только сначала ответь: ты своей маме рассказала?

— Конечно. Я ей обо всем рассказываю. И она мне.

— Тогда все! Я к вам больше — ни ногой. Воображаю, что она теперь обо мне думает.      

— Ничего плохого она о тебе как раз не думает. Наоборот, она о тебе очень хорошо думает. Она думает, что ты меня очень сильно любишь, поэтому и не сдержался. Но она считает, что, поскольку это касается нас обоих, нам надо вместе решить, как быть дальше.

Димочка, я хочу того же, что и ты. Но не сейчас. Ты же понимаешь, какие могут быть последствия.

— Понимаю, — потупился Дима. И вспомнил Иру. Ох, не дай бог!

— Леночка, все будет, как ты скажешь. Я сам больше — ни-ни! Обещаю и клянусь!

— Димочка, вот представь: мы сдаем все экзамены, поступаем в институт и в августе едем в студенческий лагерь на море. Мама говорит: там так чудесно! И все у нас будет. Будем жить в одной палатке. Целый месяц вместе. И даже, если потом — малыш, ничего страшного. Мама говорит: вырастим.

Дима даже глаза зажмурил от такой сияющей перспективы. Неужели возможно такое счастье? Ох, дожить бы!

— Доживем, — заверила его Лена. — Всего каких-то четыре месяца. Сейчас главное, не сорваться. Дима, я все годы шла к этой медали, будь она неладна. Но теперь надо сделать последнее усилие. Да и тебе — столько надо поднять! В математике ты еще более-менее. А физика? Ты же ее ухватил только чуть-чуть, самый хвостик. В механике, я уверена, ты — по нулям. А электродинамика? Расчеты цепей — ты имеешь о них представление?

— Ни малейшего, — признался он.

— Вот видишь! А термодинамика? Все эти задачи на тепловой баланс. А на газовые законы? Их же — тьма! А у тебя — апрель, май, июнь — все! Экзамены.

Мама говорит: конкурс будет бешеный. Пять-шесть человек на место. Это значит, из пяти проходит только один. Представляешь? Надо знать лучше остальных четырех. А из нашей школы на этот факультет идут почти все. Даже Венька с его тройками знает физику лучше тебя. Но ведь туда — не только из нашей школы стремятся. Половина ребят из физматшколы при университете  тоже идут на этот факультет.

— А они чего туда прутся? Шли бы в свой университет.

— Факультет больно хороший. Нравится.

— Ох, Лена, если ты хотела меня напугать, то своего добилась. Что же мне делать? Я уже дрожу.

— Заниматься. А что еще остается? Давай разделим всю программу по физике на количество дней до июля и каждый день, включая все воскресенья и праздники, будем вместе проходить определенный кусок. Заодно и я с тобой повторю. А то вдруг не сдам математику на пятерку — тогда мне все сдавать. Да и учиться на первом курсе будет легче.       

— Давай, сегодня и начнем, — загорелся Дима. — Бог с ними, с каникулами. А то я чувствую — не успею.

— Давай. Пойдем ко мне. Только... знаешь, Дим. Если ты вдруг почувствуешь, что... что не можешь... без этого — ты мне скажи. Ладно? Я тогда соглашусь. Только не бросай меня. Я тебя очень люблю — я не смогу без тебя.

— Лена, да ты что? Леночка, как тебе в голову могло такое прийти? Чтоб я?! Тебя?! Бросил?! Да я без тебя не могу жить! Выбрось эти мысли из головы. Ты все правильно решила. Ты у меня — самая красивая, самая  умная, самая лучшая девочка на всем земном шаре. И во всей Галактике. А целовать тебя можно? Хоть иногда?

— Можно, — засмеялась Лена. — Только осторожно!

— Нет, ну я же обещал.

— Тогда пойдем. Дел у нас с тобой — невпроворот.

Когда  дома у Лены  они распределили по дням все, что им предстояло повторить, то пришли в тихий ужас. Только одной физикой надо было заниматься не меньше, чем по два часа ежедневно. А остальные предметы? Их ведь никто не отменял.

Вечером Ольга сообщила им новость: во всех крупных городах страны с этого года вводится тестирование − по всем предметам вступительных экзаменов. Оно будет называться единым государственным экзаменом − ЕГЭ. В их городе тестировать выпускников будут университет и металлургический институт. Но утверждает результаты Москва.

Тестирование по физике и математике состоится в конце апреля. В каждом варианте — по сорок задач. За три часа их надо решить. Если все верно — получаешь сто баллов. От семидесяти пяти до ста баллов — пятерка, от пятидесяти до семидесяти четырех — четверка, от тридцати до сорока четырех — тройка, ниже тридцати — двойка.

Все участники тестирования получат сертификат с указанием набранных баллов − и могут его сдать в приемную комиссию желаемого вуза вместо вступительного экзамена. У кого больше баллов, тот и будет принят.

— Со временем, — пояснила Ольга, — все вступительные и выпускные экзамены будут заменены такими тестами. Закончил школу, прошел тестирование, послал в выбранный институт свой сертификат и жди результата. Здорово, правда?    

— А зачем это придумали? — спросил Дима.

— Чтобы вы не мучились два летних месяца. И чтобы все блатные дела свести на нет. А то на вступительных такое творится. Деньги крутятся, сравнимые с бюджетом страны.

— Чтоб у нас блатные дела — да на нет? — не поверил Дима. — Сильно сомневаюсь, Ольга Дмитриевна! Подделают эти сертификаты — только так.

— Не подделают — у них будет несколько степеней защиты. Как у денег.

— Тогда прямо на тестировании будут ответы подсовывать. Кому надо. Или вариантами торговать. Найдут способ.

— Откуда у тебя такой скептицизм, Дима?

— Мне мама рассказывала, что в вузах творится. Думаете, те, кто на экзаменах зарабатывает, успокоятся? Да никогда. Что-нибудь придумают.

— Не знаю. В нашем вузе все по-честному.

— Ну, может, только в вашем. Да и то... я уверен — вы не все знаете.

— Нет, знаю. Я столько лет была председателем экзаменационной комиссии. У нас экзамены прозрачные.

— Да, про ваш все так говорят. Но зато про другие... Особенно про мед и юрфак. И про торговый. Там — только плати. Это правильно, когда экзамены, как вы говорите, прозрачные. Только так и должно быть. Я бы даже журналистов на них пускал. И телевидение. Пусть все видят, как сдают, как баллы выставляют. Чтобы не за закрытыми дверями. И ответы — только компьютеру.

— Где же столько компьютеров взять? На всех не хватит.

— Ну, может, потом? Надо создать Центр тестирования. Большой такой, многоэтажный. И пусть люди не в один и тот же день сдают, а, например, в течение месяца. Пришел, получил тест, пообщался с компьютером и ушел. А потом забрал результат — и все.    

— А что, Дима, идея хорошая. Я ее на августовских совещаниях озвучу. Головка у тебя светлая, молодец.

А вы, друзья, завтра же идите в университет и записывайтесь на тестирование. Я думаю — там порядка побольше будет. Немного надо заплатить — это ведь пока эксперимент. И готовьтесь, у вас всего месяц. Там будут только задачи, так что заучивать всякие определения, формулировки не нужно. Нужно решать, решать и решать. Но теорию, конечно, знать надо — без нее все равно ничего не решите.

Дима просидел у Лены допоздна. В девять позвонил Оленин.

— Я тебе домой звонил-звонил, а твоя мать сказала, что ты у Ленки. Помирились?

— Да мы и не ссорились. Саша, дела ваши плохи. Все равно надо к врачу. Правда, там у них делают эти, как их, ну... мини. Если срок небольшой. За деньги. Но ее родителям все равно обязаны сообщить.

— Ладно, дай адрес, где это. Попробую заплатить врачу — может, обойдется. Если бы эта дура поменьше ревела. А то ходит — глаза красные, нос распух. Уже ее родители обратили внимание. Надо, пока каникулы, с этим решить, а то у нее медаль может погореть — тогда нам вообще хана.

— Что случилось? — Во время их разговора Лена держала ушки на макушке. — Это Оленин? Он об  Ире?

— Он меня просил никому не говорить. Но раз ты все слышала...  Только, пожалуйста, никому.

— Конечно, Дима. Значит, Ира хочет избавиться? А потом вообще может не быть детей. Она хоть об этом знает? 

— Понятия не имею. Он просил узнать — я узнал. А что им остается? Ирку же родители убьют, если пронюхают, да и ему не поздоровится.

— Ой, как мне ее жалко! Ира его так любит, еще с детского сада. Она за ним всю жизнь хвостиком ходила. Когда они бывали в ссоре, пряталась за деревьями, только бы его увидеть. Оставила бы ребеночка. Ведь первенец! Они оба такие красивые, и малыш у них, наверно, был бы хорошенький − прехорошенький. Дима, уговори их оставить.

— Лена, да ты что? Кто ж меня послушает? Сашка меня знаешь куда пошлет? Нет уж, уволь. Пусть сами решают свои проблемы. А то можно такого насоветовать − потом не будешь знать, куда деваться. Ох, как неохота уходить, а надо. Темно уже. О, опять звонят. Определенно, это мои.

— Да иду, иду! — закричал он в трубку. — Что делали? Занимались, естественно. Что значит, чем? Мама, что за вопросы? Физикой, в основном. Ну, мне не веришь, Лену спроси или Ольгу Дмитриевну. Ладно, я же сказал — иду.