На водку, погруженную в тело, действует выталкивающая сила. Правда, у меня эта сила проявляется крайне редко, после ну очень-очень большого количества испитого, а обычно все обходится более легкими проявлениями, вроде небольшой потери ориентации во времени и пространстве и неодолимым желанием прислонить голову к подушке, даже если эта подушка воображаемая, и находится посреди проезжей части оживленной автотрассы. Впрочем, подобные выкрутасы я дозволяю себе только на родине, ибо по месту постоянного жительства напиваться до состояния северокорейской баллистической ракеты (никто, в том числе и минобороны КНДР, никогда не знает, взлетит ли она вообще; куда полетит, если взлетит; и, особенно - где рухнет в конце концов) очень вредно, по двум основным причинам: после подобного загула вероятность навсегда потерять надежду на трудовую деятельность стремится к бесконечности; и в течение короткого периода можно оказаться банкротом, ибо алкоголь стоит примерно столько же, сколько уже упомянутая мною северокорейская ракета.

Но сейчас, к собственному удивлению, я проснулся не на МКАДе в час пик, а у себя дома. В смысле – в родном доме, где, после небольшого вояжа в Чехию, продолжал невозбранно отпускничать. 

Несколько секунд я соображал, какая причина меня разбудила. Впрочем, для этого нужно было просто открыть глаза: причиной оказалась мама, стоящая надо мной с деревянной вилкой в руках. Эта самая вилка всегда означает, что мама готовит блинчики с жареной капустой в качестве начинки. Вы когда-нибудь ели мамины блинчики с жареной капустой? Если нет – таки вы ничего не ели. Хоть и пользы от тех блинчиков – как от шаурмы: один вред организьму. Но вкусно. Вот просто вкусно – и все! Но сейчас мне было немного не до блинчиков. Даже с капустой. Да хоть с гавайским осьминогом.

- Ну мам, - сказал я.

- Вставай, - сказала мама, - хватит валяться. Смотри солнце уже где.

Эти переговорные фразы в нашем с мамой лексиконе присутствовали когда-то лет 15 подряд, практически изо дня в день.  И сейчас, во время моих наездов на родину, они повторяются куда чаще, чем хотелось бы, несмотря на то, что я сам уже много старше мамы в те дремучие годы.

- Ну мам, - повторил я без особой надежды, ибо знал, что за этим последует.

- Вставай, уже пора, - сказала мама безапелляционным тоном и ушла. Это означает, что мама начинает нервничать, что сын у нее великовозрастной балбес, что день – это день, а спать нужно ночью, и вообще: сказала вставай - значит вставай.

- Это садизм, - сказал я себе. Или подумал.

Сел на кровати и посмотрел в окно. Солнечно. На часах – 11 утра. Или дня? Значит, мама таки будит меня не в первый раз. В котором часу оказался дома… оперативная память стерта, нет данных. Ну и ладно, высплюсь еще, подумал я и поплелся в душ, а оттуда, уже чуть бодрее – в кухню.

Мама и правда занималась блинчиками. Но что мне до блинчиков? Я полез в холодильник за пивасом. Уселся за стол, повернул пробку. Холодная живительная влага вернула зомби к полноценной жизни. Мама обернулась и вздохнула. Я тут же понял, о чем пойдет разговор. Последние лет 25 мама только об этом со мной и говорит. Печет блинчики и говорит. Печет и говорит. Причем готова печь и говорить часами.

- Все люди как люди, а ты все где-то бегаешь. Не мальчик уже. Пора вернуться, осесть. Жениться. О внуках уже молчу… не дождусь же…

Маме за 70, но мне кажется, что внуков она готова ждать вечно. Даже несмотря на то, что я их ей никогда не обещал, скорее наоборот. 

- Жениться не могу, нету достойных, - попытался отшутиться я.

- Ой, ну что ты такое говоришь! Вокруг такие хорошие женщинки – только оглянись…

Я оглянулся. По телевизору за моей спиной показывали «Дом-2». Кто не в курсе – это такое место, куда потихоньку свозят всех блядей обоих полов, чтобы в день страшного суда никого поодиночке не искать. «Дом-2» моя мама смотрит увлеченно, хотя бы для того, чтобы несколько раз по ходу действа выразить свое отношение к современной молодежи, и за некоторые выражения по теме, с точки зрения «роскомнадзора», ее ip-адрес следовало бы заблокировать.  Подозреваю: мама считает, что мне в том доме – самое место. По сути.

- Не, с этими я рожать внуков отказываюсь, - сказал я.

- Не паясничай, - сказала мама.

- Слушайся мать твою! – донеслось из гостиной. Это батя подал голос.

- Запятую ставить или нет? – невинным тоном поинтересовался я.

- Оппортунист, - охарактеризовал меня батя.

- Гены, - намекнул я.

- Где ты был ночью? – поинтересовалась мама.

- Вечером встречался с одноклассниками. А где был ночью – это невероятно сложный вопрос. Долго рассказывать.

- Пьянь, - донеслось снова из гостиной.

- Сам-то, - опять намекнул я.

Хлебнув  еще пивка, я пошел на свежий воздух - портить его никотином и шевелить мозг, с целью восстановления очередности событий, которые всплывали хоть и сочно-яркими, но дискретными картинками.

Вечера встречи одноклассников, как мне думается, придумал диавол. Ибо чей еще изощренный на провокации разум может изобрести действо, где пожилые дядьки и тетьки собираются вместе и начинают играть в школоту, как-то: упиваются до потери остатков совести, а потом подкладывают кнопку под задницу управляющего филиалом сбербанка; или пляшут полуголыми на столе; или нестройным хором поют матерные частушки… А потом, по водочке (которая имеет свойство быстро кончаться) употребив мартини (ибо эту пакость в начале никто не пьет), вспоминают былые годы, доводя женщин до слез, а мужиков (которые почти не плачут, но много пьют) – до встречи с белочкой. И все это – под знаком высокой любви к родной школе. Но диавол, вообще-то, придумал еще много другого, не менее интересного и увлекательного. Он такой – горазд на выдумки…

Вечер встречи, вообще-то, не планировался заранее. И я, не особо приветствуя подобные мероприятия, четверть века их успешно избегал (последний раз бывал на подобной встрече еще в Союзе, вроде на пятилетие выпуска). Но, прибыв в родную тьмутаракань, в маркете встретил Саню – того самого управляющего местным сбербанком, и от него нехотя узнал: планируется встреча одноклассников, ввиду внезапного наезда в город двух наших бывших заводил, ныне проживающих в Ханты-Мансийске – Гены и Бори, которые в школе чмырили того же Саню – мама не горюй. Я честно пытался отвертеться, но не тут-то было: вечером ко мне завалились Саня с супругой Юлей. Мы выпили по 50 грамм… потом добавили еще по 50… И еще… И мне показалось, что я уже очень хочу лицезреть Санину и Юлькину пьяные рожи в стенах родной школы. На том и порешили.

Странное занятие: знакомиться заново с людьми, с которыми 10 лет подряд, с перерывами на каникулы, топтал полы (тогда еще деревянные, а ныне – ламинированные) родной школы. Ну, Саню-то узнать не сложно: он как был лысоватый дрыщ в очках, так и остался, только волос стало еще меньше, да очки сменил на подобающие должности. Узнал бы я и программного гения Афоню, но он уже с полгода (после нескольких неудачных попыток пристроиться в Азии и в Европе) уехал куда-то в Канаду и пока канул безвестно.  Без особых проблем я вычислил нашу отличницу-медалистку Майю, главным образом – по маленькому росту и необъятной фигуре. А остальные…

Всего собралось 10 человек из 19: шестеро местных и почти местных (кое-кто перебрался в область), и четверо – из отдаленных от родных мест районов, включая меня, двух нефтяников из Ханты-Мансийска и военного пенсионера из Брянска, случайно в это время оказавшегося в родном городе. Семь бывших пацанов и три бывшие девчонки.

Сначала все как-то стеснялись друг друга, с трудом перебивались с «вы» на «ты»; потом прибыла слегка запоздавшая служба доставки из местного кабака, гарсоны начали накрывать стол, мы с мужиками раскупорили первую бутылку, разлили, и все пошло как-то веселее. Выпили за встречу, потом – за прекрасных дам, за родителей, за тех, кого больше нет с нами по жизни (а таких набралось аж четверо уже), а потом – за все подряд, например за сбытие мечт и за хронопов Хулио Кортасара.  Официанты, доставившие выпивку и жрачку, вполне предсказуемо оказались выпускниками той же школы (ибо она одна в городе), хотя и много более поздними; посему были тут же приглашены на наше сборище. И – понеслась.

Я у стола оказался зажат между Саней и Олей – классной, в общем, девчонкой лет 35 назад, фигурной красавицей, не лишенной веселых подвижных тараканов в голове. Ныне Оля оказалась трижды замужней дамой, дважды обремененной потомством, в том числе внуками, – домохозяйкой из областного центра.

- И давно ты домохозяйка? – поинтересовался я ради приличия.

- А почти сколько себя помню, - пожала плечами Оля.

После школы Оля окончила инъяз и пару месяцев работала в областном исполкоме секретарем-переводчиком, там и нашла первого мужа – старше ее почти втрое, зато при высокой должности; чел он был весьма ревнивый, посему юной Оленьке пришлось бросить трудовую деятельность и переключиться на дела дамашние, коих насчитывалась, в общем, немного, учитывая, что при доме мужа обретались нелегально нанятые садовник и кухарка-уборщица. Так Оля и скучала бы между чтением и телевизором, но муж очень удачно, лет через 5, внезапно скончался от сердечного приступа. После нескольких тяжб с остальными близкими родственниками от первого брака покойного супруга, Оля, при посредстве хорошего адвоката, отсудила себе дом, распределив между остальными родичами две квартиры и сберкнижку. На кой ляд ей была сберкнижка с парой тысяч целковых, если основные сбережения хранились дома наличкой и в металле желтого цвета?! С тех пор Оля еще два раза сходила замуж, уже по очень большой любви, а нажитое непосильным постельным трудом бабло вложила в бизнес своего второго мужа – сеть магазинов, ныне переросшую в три торговых центра, до сих пор получая неплохой доход от этого предприятия, как номинальная совладелица. Со вторым мужем Оля разошлась по обоюдному согласию, и они остались друзьями. С третьим, самым любимым супругом, вечно непризнанным гитаристом-бардом лет на десять моложе, Оля родила сына и дочку, а те – внуков. Так и живут. Правда, муж уже лет несколько как уехал в неизвестном направлении, видимо, в творческом поиске. Поиск затянулся.

Саня, в общем, личность не сильно примечательная, даже где-то слегка убогая. В школе его постоянно обижали – вышеупомянутые ханты-мансийцы, и вообще, все кому не лень. Саня учился круглым отличником аки Майя, знал наизусть стихи Пушкина и Лермонтова , разбирался в классической музыке, не пил, не курил, и слушался маму; все это было совершенно непростительно в глазах будущих работников «Газпрома», которые всю жизнь думали, что Рембрандт и ребрендинг – одно и то же.  Поэтому Саня вечно ходил с приклеенным на спине тетрадным листом со всякими интересными надписями и изображениями (чаще – нецензурными), а также получал подзатыльники и поджопники с насилующим душу постоянством. Апофеозом стал совсем уж неприличный случай: в 9 классе на физкультуре Гена стянул рывком с Сани штаны, причем вместе с трусами, оголив все самое сокровенное; девушки сильно негодовали, но отворачиваться не спешили, а Саня еще с десяток секунд стоял и краснел, не понимая, что с этим всем делать. После 10 класса  затюканный школой Саня уехал в Москву - постигать азы экономической науки, а по окончании ВУЗа вернулся в маме и стал работать в местной сберкассе кассиром с надеждой на карьерный рост.  Так и дорос до управляющего филиалом сбербанка, а попутно женился на нашей же однокласснице Юльке – самой отвязной девчонке из всех возможных вариантов.

Юлька, девчонка весьма и весьма презентабельной наружности, начиная еще со старших классов школы, перепробовала всех стóящих мужиков в округе, пока ей не стукнул тридцатник, а потом решила, что пора рожать, и просто стала жить с Саней, ибо он, единственный из всего мужского населения города, был не в курсе Юлькиных амурных приключений. Оказался крайним в общей длинной очереди. Мама Сани к тому времени уже закончила свой короткий жизненный путь, и это было увы, но хорошо, ибо будь она жива, все равно умерла бы на месте, причем в страшных мучениях, едва узнав про этот мезальянс. Когда Юлька забеременела, Саня решил, что он честный человек, и сразу женился. Юлька и Саня родили сына, и стали жить-поживать; попутно супруга научила Саню пить, а курить так и не научила, ибо не курила сама. Сейчас Юлька сидела по другую сторону от Сани.  Говорят, что из бывших шлюх получаются самые верные жены. Возможно. Вообще-то Юлька еще ничего, вполне баба для мужика. Правда, Саня утверждает, что треть их совместного дохода (Юлька работает в том же банке)  тратится на поддержание внешнего облика супруги. Да и ладно – наверно, это, по сути, правильно.

Гена и Боря (по школьному – Крокодил и Чебурашка) – это ханты-мансийцы. Два некровных брата-акробата по жизни, в свое время, где-то в старших классах, державшие в страхе и повиновении всю нашу школу, включая некоторых учителей. Оба были практически неразлучны, а Боря плюс к этому обладал совершенно шикарной лопоухостью, что и породило кликухи этой парочки. Учились Гена с Борей на нетвердые тройки, между тройкой и двойкой, причем максимально близко к последней. После школы друзья уехали в область, где сначала промышляли на рынках кражами  и кидаловом, а  позже ходили по тем же рынкам с дамским револьвером и учебной гранатой, и предлагали торговцам «крышу» за мзду. Это, впрочем, продолжалось недолго: на их дуэт вышла реальная «крыша» и отбила сразу три вещи: желание промышлять подобным образом, почки, и остатки мозга. После этого Гена и Боря внезапно исчезли из поля зрения одноклассников; ходили смутные слухи, что оба окончили свой жизненный путь в непростых 90х; однако гляди ж ты – объявились. Оказывается, вышеупомянутая «крыша» им намекнула: если они появятся еще где-нибудь в средней полосе России, то большого песца им обоим не миновать.  Поэтому Гена с Борей свалили в Сибирь, где сначала пытались заняться уже освоенным промыслом; но, после синхронной отсидки в виде двух лет за очередную кражу, нашли свое счастье на буровых вышках. Гена за прошедшее время поднялся в карьере до мастера участка, а Боря (которому, видимо, мозг отбили чуть сильнее) так и остался простым бурильщиком. Оба купили квартиры в Ханты-Мансийске, где и проживают счастливо с женами и отпрысками. На родину попали случайно: Гену послали в Москву утрясать какие-то дела с оборудованием, а Боря отправился с ним по велению души, находясь в законном отпуске. После столицы осталось время, и парочка наехала в родной городок – на людей посмотреть и себя показать. В общем, вид впечатлял – хорошие, дорогие, и почти одинаковые костюмы при галстуках, респектабельная обувка и крашеные модельные причесоны; но было одно но: на 27-градусной жаре все это выглядело немного не в тему, особенно если учесть, что все остальные, кроме них, Сани и Майи, были одеты строго по погоде.

Про Майю и сказать-то, в общем, почти нечего. В школе эта одинаковая в высоту и ширину примерная девочка успешно получала свои пятерки и побеждала на областных олимпиадах, одно время была даже комсоргом (не верьте тому, что в комсорги не брали евреев), но вследствие не слишком резвой активности была переизбрана с должности. После школы почему-то в ВУЗ не пошла (это с золотой-то медалью!), а закончила техникум по специальности бухгалтера. В том же техникуме, совершенно неожиданно, первой из наших девчонок вдруг выскочила замуж за хорошего парня примерно своих же габаритов, и до сих пор с ним счастливо живет, походу родив за раз двух близнецов-братьев, а потом еще одного, тоже мужика. За прошедшее время ее муж стал довольно крупным (по областным масштабам) бизнесменом, ведая оконно-дверными делами. В его фирме работает и Майя – главбухом.  А вот с одежкой – это да, беда бедой. Серое глухое платье ниже колена, с длинным рукавом и белым воротником. Точно в таком же Майя ходила на майские и ноябрьские демонстрации всю школьную дорогу.  Ну может, оттенок слегка другой… 50 оттенков серого… даааа…

Высокий и мощный Витя когда-то хотел стать астрономом. Он даже накопил много денег на настоящий телескоп. Витя был единственным владельцем телескопа в школе, а может, даже в городе. По крайней мере, именно к нему, с его же разрешения, географичка водила нас посмотреть на Марс размером с двухкопеечную монету, на едва различимое красное пятно Юпитера, и на лунные кратеры, в порядке факультативных занятий. Витя очень хотел стать астрономом, но учился, вообще-то, так себе, и поступление в ВУЗ  закономерно провалил, после чего загремел, по физиологическим данным, прямиком в ВДВ, а оттуда, через год – в Афган. Конечно, это был уже не 80й год, но и не 89й, поэтому повоевать таки пришлось; впрочем, о войне он говорить любил куда меньше, чем о звездах. После ранения Витя вернулся в Союз и остался служить прапорщиком, а потом поступил в училище по армейскому профилю, и таки увидел звезды вблизи – правда, на погонах. Дослужившись до двух звезд размером побольше, Витя вышел в запас, и переехал с места службы в Рязани - на родину жены, в Брянск.

- А как дела с телескопом? – спросил я.

- А как же, - улыбнулся он, - есть такое дело. Теперь такая штукенция у меня – сама фотки неба на принтере печатает. Приезжай – посмотришь! – И Витя еще полчаса рассказывал мне о видимой через окуляр Вселенной.

Присутствовали на встрече еще два наших парня – Паша и Боря-2, - работяги с единственного местного завода, фрезеровщик и мастер цеха. Про Борю я помнил, что он ухлестывал за Олей, за которой ухлестывал и я. Мне лично Оля на выпускном отказала в полном доступе к телу: «ты что, это потом… куда торопиться?» Помню еще, услышав отказ, я напился вдребедень и после выпускного пошел провожать какую-то более сговорчивую девчонку. Интересно, а Боре Оля отказала тоже? Пашу, к стыду своему, я не мог вспомнить вообще. Знаете, есть в любой школе абсолютно невидимые ученики. Они как бы есть, но их как бы и нет. Паша, видимо, из таких.

Не посетивших наш школьный междусобойчик, но пребывающих в добром здравии, насчитывалось пятеро: бывший комсомольский вожак в 10 классе, а ныне – гендиректор группы каких-то мутных компаний в Москве – Ванька; собрат Майи по национальности Юра, статный красавец, по которому умирало пол-школы девок, едва получив аттестат, вместе с мамой и папой съехал на историческую родину, а потом в Австралию, где ныне имеет небольшой рыбный бизнес; Афоня, пропавший где-то среди канадцев; и две девчонки (Света и Люба), вышедшие замуж и равномерно распределившиеся по европейской части территории России.

Четверых уже нет в живых. Наш третий Борис (по количеству Борисов на один класс нас следовало бы занести в какую-нибудь книгу рекордов) работал строителем, любил туризм и альпинизм, а погиб совсем молодым, еще до тридцатника, – утонул где-то на Алтае. Дима, Оля-2 и Лара пришли к концу дороги уже в более зрелом возрасте – за 40, по разным причинам, и довольно далеко от родных мест.

Ну вот и весь наш дружный коллектив, занявший когда-то первое место в школе по перетягиванию каната, и удерживавший это самое место до окончания школы (во многом благодаря Гене, Вите и Диме, еще в школе ставшему взрослым КМС по боксу).

Пьянка достигла апогея, когда вдруг мне вспомнились учителя. Жив ли кто? Мы все любили историка, военрука и географичку, и терпеть не могли завуча Милку (в миру Людмилу Павловну). Директора у нас почему-то менялись так часто, что уследить за их назначениями было практически невозможно. Сам я был не в курсе, поэтому спросил у народа, пытаясь перекричать всеобщий гвалт:

- А чего учителей не пригласили?

Все вдруг замолчали, только Майя своим нежным баском негромко сказала в наступившей тишине:

- Так нет уже никого. Осталась только Мила Пална… и физкультурник еще, но он где-то не здесь, уехал давно…

Я прикинул: действительно, учительский состав у нас был немолодым – лет по 45-50, а то и старше. Молодыми были физрук и химичка, но химичка погибла еще в конце 80х – попала под автобус. Милка тоже была не из молодых, где-то нашего теперешнего возраста. Значит, сейчас ей 80 или больше…

- А че? – неожиданно подал идею незаметный Паша. – Проведаем Милку? Я знаю, где живет… - все тут же заговорили – мол, да, давайте проведаем!

- Эй, эй… - Саня поднял руку. – Куда?! Время – одиннадцать! Старый человек, спит уже…

- Да не спит она, - откликнулся Паша. – У нее долго телик светится… я по соседству живу, вижу…

Оставив столы на попечение не сильно трезвых официантов, и наскоро похватав в руки какую-то еду и выпивку, мы высыпали на улицу. Кто-то вызвал такси в виде пассажирского «соболя», хотя Оля попыталась забраться за руль своего «лэндровера» и высказала желание всех на нем отвезти – видимо, взыграли юные мозговые тараканы. Ее вовремя вытащили, ибо на перекрестке у светофора, метрах в 50, маячила полицейская тачка (она там, как привинченная, стоит с 80х годов), и ее владельцы с большим интересом рассматривали нашу компанию, почуяв легкую добычу, и, наверно, с большим сожалением смотрели вслед уплывающему «соболю».

Мы приехали на самую дремучую окраину города. Когда-то этот район назывался Шанхаем из-за бесконтрольного самостроя, обычно аварийного; теперь и сюда проникла цивилизация: улица застроена коттеджами и просто добротными домами, и даже проложен плиточный тротуар. Среди всего этого великолепия нам с трудом удалось обнаружить Милкин домик – прямоугольный сруб стандарта 50х годов, кое-как обшитый сайдингом; в некоторых местах сайдинг отколупнулся, и в свете фар проглядывали темные бревна. Бетонный забор почти новый (вдоль улицы везде поставили такие заборы), но калитки нет вовсе, один проем. Мы, почему-то в абсолютной тишине, двинулись во двор, светя под ноги телефонами, ибо фары уже уехали, а фонаря рядом не было. Подошли к свежевыкрашенной, но неровной двери. Звонка, конечно, нет. Оля постучала – сначала тихо, потом громче.

- Не, - сказал Паша. – В окно надо. - Он обошел дом и постучал в стекло.

Мы ждали обычного «кто там?», но дверь через несколько минут медленно открылась сама, и зажегся свет, на несколько секунд нас всех ослепивший. Когда глаза привыкли, я разглядел в сенях почти согнутую пополам старушку в халате, с длинными редкими седыми волосами.

- Здравствуйте, Мил Пална! – сказал Паша. – Узнали?

- Здравствуй, Пашенька, - проскрипела тонко Мила. – Ты с гостями ко мне? Твоя, что ли, из дому погнала?

- Не, Мил Пална, это же наш десятный «а»!

- Половина его, - вздохнул кто-то тихо.

Мила почему-то сразу поняла, о чем речь, и… расплакалась прямо на пороге, медленно опустившись на неокрашенный табурет. Она сидела и плакала, и с ней начали реветь девчонки и Саня. Момент, конечно, был патетический: видеть плачущую Милку доводилось раньше разве что соседу-Паше; если я сам не пустил слезу, то только потому, что не умею этого делать. Все стояли и не знали, что делать, но тут Гена взял ситуацию под контроль. Он рыкнул:

- Эй, бабы, хорош воду лить! – при этом почему-то хлопнул по плечу Саню.

Все сразу засуетились, прошли в тесные сени, подхватили Милу под руки и аккуратно доставили в единственную комнату. При свете старого-престарого телевизора («простите, ребята, лампочка перегорела») прошли к круглому, покрытому бархатной с бахромой скатертью, столу с пустой хрустальной вазочкой посередине.

- Сука! – прошипел мне Гена. – Цветы забыли!!!

Я обернулся к Сане:

- Есть в городе доставка цветов?

- Откуда ночью??? Ты что, в Москве? У нас с Юлькой тюльпаны в огороде… могу сгонять.

- Какие нах тюльпаны, чучело! – услышал Гена. – Ты училку сто лет не видел!

Отозвалась Оля:

- Фигня вопрос. Через час будут.

Пока она звонила домой, на стол было вывалено все, что мы прихватили со школьного стола, и пачка печенья от Милы («простите, ребята, не ждала же – нет больше совсем ничего»).

Встали у стола (табуретки нашлось всего 3), выпили водки (Миле капнули мартини – «нельзя мне, никак нельзя… ну немножко, хорошо»). Огляделись. Поняли, что реально вернулись в середину 20го века. Плохо оштукатуренные стены: через осыпавшуюся штукатурку просвечивают деревянные планки крест-накрест, приколоченные к бревнам. В углу, видимо, икона – без света не разглядеть наверняка. Разобранная кровать у стенки, над нею – тканый или вышитый коврик, вроде гобелена. Напротив кровати, через стол – телевизор на тумбочке. Над телевизором – большой портрет Ленина и несколько других фотографий ниже. Над столом, на фанерном потолке с облупившейся краской – некое подобие светильника с треснутым плафоном. Печка-голландка, отделанная кое-где треснувшим кафелем, у стены. Немного отступив от печи – явно переделанный из «стенки» обширный стеллаж с множеством книг. Рядом с окном, напротив – внезапно огромный, до потолка, холодильник с отдельной морозильной камерой. Все. Как-то быстро трезвеешь от этого всего…

- Как живете, Мил Пална? – спросил кто-то.

- Живу, живу, - внезапно довольно бойко ответила Мила. – Чего не жить. Вот холодильник на юбилей подарили, недавно совсем. Только я до морозилки не дотягиваюсь… Да не нужна мне та морозилка… Телевизор смотрю, радио слушаю, книги читаю. Мне книжки из библиотеки молодежь приносит, раз в месяц. Кто-то распорядился - я не знаю, кто. В магазин если что нужно – Паша вот сбегает, или еще кто-то из соседей. Вы мне лучше о себе расскажите: кто кем стал. Знаю о некоторых, а о ком-то и не знаю. Да и, извините, ребятки, называйте себя. Никого почти не узнаю, хоть и зрение еще острое… вот со слухом хуже, вы громче говорите.

Пошла более-менее размеренная беседа. Отрекомендовавшись, мы с Геной, Олей, Витей и Пашей вышли покурить.

- Ну чего молчим-то, мальчики? – спросила Оля через минуту.

- А че говорить, - отозвался Гена. – Сдала Милка.

- Да я не о том. Видели убранство?

- Ну…

- И что?

- А что? Бедненько, - сказал я.

- А то, что эта Милка тебя, балбеса, десять лет учила. И меня, суку, тоже. А мы ее треть века – ни ухом, ни рылом… И что? Одна она осталась, больше никого нет. И она – совсем одна. Совсем! Ни мужа, ни детей. Одна, понимаете? Еще через пару лет, если проживет, хата эта развалится, а ее отправят в дом престарелых. И не «бедненько» это. Это вообще полный п-ц.

Мы пожали плечами. Хреново до мужиков доходит. Это точно.

- Значит, так, пацаны. Я дам сколько-то денег, может, тысяч 50, - терпеливо разъяснила Оля. – Кто сколько может – присоединяйтесь. Майкин мужик окна делает – сто процентов, есть у него нормальные строители. Ну или наймем кого. Делаем ремонт. Окей? Ну и в больничку платную хорошо бы определить Милу на время ремонта… подлечат. А?

- Угу, - сказал Гена. – Мы с Борькой на двоих, может, чуть больше потянем.

- Согласен, - присоединился я. – С меня столько же.

- Ну вот, уже очень неплохо. Может, еще кто. Юлька с Саней вряд ли столько… но что-то дадут, конечно. Пашка гол как сокол вроде. Майка у нас сентиментальщица – вытянет из своего Ёси что-то.

Витя долго молчал, потом сказал:

- Пять тысяч. Больше нету. Честно. Только на пару дней и на дорогу.

Оля махнула рукой:

- Витя, да какой с тебя, военного, спрос! Я лучше Ваньке в нерезиновую позвоню. Этот барыга отстегнет, не сильно жадный.

До сих пор молчавший Паша тихо сказал:

- Оль, ты сперва с Милкой поговори. Не захочет она ремонтов и больниц. Вот туалет новый смастерить – это надо. Старый развалился почти. Я там чуток его подремонтировал, но материалы – говно, нужны нормальные. Калитку сделать еще… А ремонт – не нужно. Нужно было лет двадцать назад. Сейчас поздно уже… Дайте ей спокойно дожить, а?

Мы вернулись в комнату, где присутствующие уже вовсю вспоминали дни прошлые – то смеялись, то грустили. Оля присела поближе к Миле и начала разговор, но тут  Олин телефон пробудился к жизни, она ткнула меня в бок, и мы снова вышли на свежий воздух. Приехал Олин старшенький, Коля – с цветами. Открыв заднюю дверку, Оля ахнула:

- Чего так мало набрал?

Заднее сиденье было забито разнообразными букетами и корзинами – розами, каллами, и даже какими-то офигенно большими ромашками. Штук пять, не меньше, букетов.

- Там в багажнике еще немного, - оправдался Коля.

- Блин, заставь дурака…

- Ты ж сказала: купи красивых цветов. Откуда я знаю, какие красивые? Взял разных, – сынуля развел руками.

- Ну да, телефона ж нет - спросить, - Оля посмотрела на Колю весьма красноречиво, потом выбрала из всего великолепия шикарное ассорти из белых, розовых и бордовых роз. Бросила Коле:

- Остальные в забор воткни.

- Не-не-не, - сказал я. – Наутро соседи решат, что Милка скончалась.

- Ну не знаю. Тогда, Колюня, езжай обратно и раздай букеты своим шалавам. Или верни в магазин. Пофиг.

«Для шалав жирно будет», - решил я и урвал от Колиного богатства корзину с орхидеями и клубникой.

Коля вздохнул и потоптался на месте:

- Да не примут в магазин, - из чего стало понятно, что столько шалав у Коли нет.

Вышедший покурить Боря-2, пристроившийся за нашими спинами, придумал:

- Пристрой на деревьях, - и махнул в сторону старых яблонь, притаившихся в глубине двора. Идея, в общем, так себе, но других не было.

- Ну или так, - сказала Оля и пошла в дом. Я направился за ней, а Боря-2 и Коля, вооружившись букетами, спотыкаясь и матерясь, направились к яблоням.

Олин букет был вручен Миле, опять в сопровождении женских и Саниных рыданий, а корзину я водрузил на стол. Оля снова подсела к Миле, горячо ее убеждая в необходимости срочного ремонта, Мила отнекивалась бойко и уверенно. Сошлись, как и предсказывал Паша, на туалете и калитке, а Гена приплюсовал еще дорожку из плитки от калитки до крыльца, и от крыльца к туалету, и новый телевизор, с чем Мила, в-общем, не совсем согласилась, но и не отказалась наотрез.

Стали прощаться. Вот этого я особенно не люблю, поэтому, сказав «до свидания», сразу же вышел во двор. Боря-2 и Коля, закончив цветочную миссию, курили у машины. Я посветил фонариком в сторону сада: экзотические букеты на фоне яблонь выглядели неким гротеском – как если бы в картину «Мишки в лесу» вмешался своей кистью Сальвадор Дали. Но все лучше, чем в заборе.

Постепенно народ вышел во двор, вышла на крыльцо и Мил Пална:

- Заходите, ребятушки. Ко мне ведь мало кто ходит…

Такси решили не вызывать: все вповалку влезли в пятиместный, по умолчанию, Колин «ауди»-кроссовер. Тронулись. Я оглянулся. В освещенном лампочкой дверном проеме стояла одинокая сгорбленная фигура. В горле ком. Патетика.

Про привинченную дорожную полицию на перекрестке мы все, разумеется, благополучно забыли. Вспомнили только, когда повернули к школьной стоянке и едва не въехали в инспектора, зачем-то стоящего прямо посреди проезжей части. Видимо, заслышав шум двигателя, он решил закрыть амбразуру своим телом. Коле пришлось слегка вильнуть, чтобы, по мановению волшебно-полосатой палочки, остановиться слева от инспектора, а не на нем.

Коля, приготовившись к длительной беседе, выключил зажигание и открыл окно. Несмотря на работавший до этого кондиционер, на дорожника-старлея обрушилось все наше совместное амбре. По крайней мере, старлей сильно поморщился.

- Тра-та-та-та-та-та-та-та…ов, - отрекомендовалась  полиция, и уже отчетливо, Коле: - Операция «нетрезвый водитель», предъявите документы на управление транспортным средством.

Старлей долго рассматривал техпаспорт и ОСАГО, потом уверенно сказал:

- У меня есть основания полагать, что вы в нетрезвом состоянии.

- Совершенно справедливо, - хмуро сказала Оля, сидевшая справа, у Бори-2 на коленях. – Все, кроме водителя.

- Проверим, проверим… - полицай посветил внутрь телефоном, - Николай Викторович, у вас в машине сколько мест?

- Пять…

- А перевозите вы сколько?

- Да кто их считал…

- Я. Перевозите вы девятерых. Не удивлюсь, если вы и в багажник кого-нибудь засунули.

- Я тоже не удивлюсь, - ответил Коля. В багажнике ехали впритирку Паша и Майя. – Командир, может простишь на первый раз? Праздник у людей…

- Какой?

- Так с окончания школы не виделись…

- Ааа… - вспомнил инспектор. – Местные, значит… Так это ваша машина стоит у школы? Там два каких-то парня ошиваются рядом. Уж с полчаса как.

Он просмотрел Колину документацию, немного потоптался, потом крикнул напарнику:

- Рома, неси «пробирку», - и добавил для нас: - Сейчас проверим Николая Викторовича. Если все в порядке – обойдемся без последствий. Но лишних пассажиров попрошу покинуть салон.

Мы освободили салон начисто, включая Колю,  открыли  Пашу с Майей, после чего Коля остался у машины, а остальные побрели к школе.

Рядом со школой, у Олиной тачки, скучая, курили наши гарсоны.

- Вы чего здесь? – спросил Гена.

- В час проснулся сторож, - развели они руками, - Сказал, чтоб выметались, и дверь закрыл.

- Сучий потрох, - ласково охарактеризовал сторожа Боря. – Всю хавку сожрет, гад.

- Да мы и договорились до часу. Кто знал, что до Мил Палны поедем? – оправдал сторожа Саня.

- Там и еды-то всего ничего уже оставалось… - сказал официант.

- Ну вы и жрать, - отозвался Гена. – Ладно. Я стою у ресторана,  сдохнуть рано – надо выпить. Че делаем? Где продолжаем?

Майя вызвала такси и распрощалась. Торопилась к любимому мужу. Саня тоже вроде порывался свалить, но Юлька твердо сказала:

- Когда еще увидимся? Я остаюсь! – и Саня не стал ей перечить – как всегда.

Мы потихоньку замерзали на школьном крыльце.

- Можно у меня в гараже, - сказал Боря-2. – Тут рядом. Только выпить нету.

- Блин, че за порядки щас у вас тут? – разгневался Гена. – Чтобы у мужика в гараже водки не было? Да зачем он вообще нужен, такой гараж?!

- Магазины еще открытые есть? – спросил я у Сани.

- Ты не в Москве, - еще раз напомнил он.

Один из гарсонов передал мне пакет:

- Тут бутылка шампанского и початая водка. Мы домой.

Официанты ушли. Оля полезла в «лэндровер» и вскоре вынырнула оттуда с двумя шоколадками и тремя пластиковыми стаканами.

- Вот это я понимаю! – восхитился Гена. – Машина укомплектована грамотно!..

Допили водку. Шампусик оставили – пока не в тему.

Подъехал Коля:

- Мам, я домой поеду. Может, и ты?  Хватит тебе уже вроде…

- Сама решу, когда хватит. Ты езжай. Я еще завтра по знакомым пошатаюсь, потом с Ленкой заберете меня и тачку. Позвоню… Подожди чуток, может, нас куда подкинешь…

- Может, в ресторан? – предложил я.

- Какой ресторан в два часа ночи? – удивился Саня. Чудеса алкогольной цивилизации в родном городе были недоступны. – Давайте к нам с Юлькой. У нас есть коньяк. Полбутылки.

- Или ко мне, - предложил я. – Правда, кроме пива – ничего.

- Не вариант. Хочу веселиться на всю катушку! – отказался Гена.

Стало ясно, что Гене для веселья не хватает водки. Впрочем, ее не хватало почти всем.

Саня вспомнил вдруг:

- На той стороне улицы, во дворах, есть круглосуточный павильон.

Его и послали гонцом. Увы, вернулся он быстрее, чем ожидалось.

- Написано: уехал на базу…

- Угу… В два часа ночи. Класс! – восхитился Гена.

- База – это женское имя, - вставил я.

- Есть ночная дискотека, - вспомнил Боря-2, - Но там молодняк, лет до двадцати.

- Там продают?

- Если судить по молодняку – еще как…

- Ну и поехали, чего стоим-то? Че мы, не молодежь?

- Не, я пас, - сказал Паша. – Меня моя и так уроет утром. А если еще узнает, что на дискотеке был – уроет и зароет. Я домой.

Вслед за ним откололся и подавший идею Боря-2. Они с Пашей вызвали такси.

Подождав, пока приедет их мотор и попрощавшись, мы снова погрузились в Колину машину. На этот раз в багажник забрались Саня и Юлька,  Оля села спереди,  а мы вчетвером втиснулись на заднее сиденье, надеясь на то, что инспектор не заметит. Перекресток, впрочем, на сей раз оказался девственно чист – полиция отвинтилась и уехала.

Дискотека расположилась в бывшем старом-престаром кинотеатре, довольно далеко от центра, на заводской окраине. Впрочем, когда-то,  до войны,  это и был центр. Позже город расстраивался в направлении области. Сейчас бывший храм киноискусства слегка подреставрировали, и пристроили к нему нечто вроде ангара, в котором сейчас гремела музыка.

Колю Оля наконец-то отпустила. У входа толпился обдолбанный молодняк. Впрочем, и музыка, и молодежь нас пока интересовали мало. Мы поинтересовались у одного из амбалов, охранявших вход, где тут что продают. Он усмехнулся:

- Официально – только фанту и печеньки. Но могу устроить и покрепче.

- Угу. Че-нить крепкого и много, - отозвался Гена.

Амбал достал блокнотик, записал что-то, отклеил листик и отдал Гене.

- Тут адрес. Баба Галя. Это совсем рядом. Там и покрепче, и совсем крепкое, - прозрачно намекнул он, видимо, на дурь, и жестом указал направление на бабу Галю.

Мы направились было по жесту, но тут Оля сказала:

- Сомневаюсь, что у бабы Гали есть терминал.

- Ты к чему? – не понял Гена.

- Наличка есть у кого? – разъяснила Оля.

Налички, естественно, ни у кого не оказалось, только Витя наскреб в карманах какую-то мелочевку:

- Рублей четыреста есть…

- Где банкомат? – чуя недоброе, спросил я.

- Ну уж точно не здесь… - ответила Оля.

- Сань, где банкомат? – спросил я и осекся. Нас было пятеро. Саня и Юлька, видимо, крепко задремав по пути сюда, благополучно уехали в Колином багажнике.

Оля, устало вздохнув, набрала Колю.

- Да успокойся, - ответил он. – Я в центре. У меня бензин кончился. Сейчас разбужу ваших… Не знаю, что делать. До заправки километров пять, за городом… Твой «ровер» закрыт.

- Что делать?! Голову иногда включать надо, и заправляться вовремя, - ответила Оля. – Жди. Скоро будем.

Но к бабе Гале мы все же зашли. По звонку, прилепленному к калитке, вышел здоровенный мужик.

- Баба Галя? – на всякий случай поинтересовался я, осветив его фонариком.

- Допустим… Фонарь выключи, – невозмутимо и хмуро ответил мужик. – Че надо-то?

Витя вытянул из кармана мелочь и протянул мужику:

- Водки на все.

Мужик исчез, и через некоторое время возник с бутылкой водки и пакетом леденцов:

- На сдачу, - прокомментировал он и снова исчез.

Мы устроились прямо на лавочке у дома бабы Гали и оприходовали половину бутылки, зализав леденцами.

- Говно водка. Паленая, наверно, - сказал Гена. Все согласились.    

Долго дозванивались в такси. Наконец, сонная девица ответила, что у них технический перерыв до пяти утра, и попросила больше не беспокоить.

- Мда… Ахренеть, - констатировал Гена. – Ненавязчивый тут сервис.

Было три часа ночи. Пошли в центр пешком.  Чтобы не было скучно, я достал из пакета шампанское, стрельнул, и начал сосать прямо из горла, запивая им накопившуюся в организме водку. Мой почин поддержал только Боря. Стало тепло-тепло, и душа потребовала песен. Продвигаясь на не очень твердых ногах в сторону центра, мы пошли вдоль длинного глухого заводского забора, во все горло распевая школьный репертуар – от «тонкой рябины» и «бродяги» до «его по морде били чайником» и «только не спит барсук». Скучающий сторож на проходной с удовольствием нам подпел. Мы постояли рядом, попели вместе, и подарили ему остатки водки.

На посошок с воодушевлением был спет пионерский гимн. Потом забор кончился, и пошли жилые дома. Самая трезвая из нас (потому что пила только водку, и то немного) Оля шикнула, и мы стали  петь шепотом. Вы когда-нибудь пели шепотом в составе пьяного хора? Нет? Зря. Попробуйте – прикольно.

Однако, вскоре выяснилось, что местные обитатели спят плохо, и им мешает даже шепот, поэтому вскоре прямо на нас выехала полицейская «нива». Из нее выбрался сержант и не спеша подошел к нам.

- Нарушаем порядок, - констатировал он без эмоций, глядя на шампанскую бутыль в моей руке. Бутыль, впрочем, была уже совершенно пустой.

- Не нарушаем, - ответил Гена. – Просто гуляем. Хорошая ночь, служивый, да?

- Да, - подтвердил сержант. – Попрошу предъявить документы.

Все начали копаться, извлекая паспорта. Дойдя до моего краснокожего документа, полицейский долго и с нескрываемым интересом его рассматривал.

- Иностранец? – обратился он почему-то не ко мне, а к Гене.

- Ага, - обрадовался интриге Гена. – Нибельмеса по-нашему. Вообще тупой, да еще и алконавт. Вот, ведем с танцев на ночлег, чтоб не потерялся.

Что делать с встретившимся на жизненном пути иностранцем, сержант явно не знал. Он отошел немного в сторону и доложил кому-то о нас, и обо мне лично, в рацию.

- Узнай, куда идут, и отпусти их нах..., от греха, - хрипло посоветовала рация.

Просмотрев наскоро остальные паспорта, сержант наткнулся на Витин военный билет офицера запаса.

- Извините, товарищ подполковник, - уважительно обратился он к Вите, и добавил для всех остальных: - Уважаемые, прошу вести себя тише. Куда направляетесь?

- В школу, - продолжил прикалываться Гена.

- ?!

- В центр, - поправила самая трезвая Оля. – Там ждут.

- Вы проверьте этого гада, - сказал Гена, кивнув на меня, - Вдруг шпиен?

Сержант поморщился и о чем-то подумал. Пересчитал нас по головам. Вздохнул.

- Ладно. На заднем сиденье поместитесь?

Я обрадовался, и тут же, слегка корректируя направление взмахами рук, двинулся к «ниве».

Сержант еще раз с интересом на меня глянул.

- Все понимает буржуй, сука, - уточнил Гена, - Но нихрена сказать не может.

Сержант снова вздохнул, и, обогнав меня, открыл заднюю дверку. Я забрался в «ниву». За мной втиснулись остальные мужики. Оля пристроилась к Гене на колени. Наш добрый ангел вскарабкался на переднее сиденье и скомандовал напарнику:

- Поехали в центр…

Мы тронулись. Я почувствовал на щеке чье-то дыхание и жесткую щетину.

- Эй, че за дела, мужики, вы обалдели?! – заорал я.

Сержант хохотнул:

- Опа! Буржуй русский выучил! – он оглянулся назад, - Флора, спокойно!

- Это все водка, - сказала Оля. – Он русский бы выучил только за то, что им говорил Менделеев…

Я проследил за взглядом сержанта и увидел прямо у своего фейса морду полицейской овчарки, произрастающую из багажника.

- Хороший собак, - похвалил я, одобрительно похлопал псину по морде, и вырубился.

Меня растолкали, когда мы, уже в третий раз за одни сутки, остановились у школы, где в ожидании нас скучали Коля, Саня и Юлька рядом с «ауди» и «ровером». Мы долго и нудно благодарили доблестную полицию. Я долго прощался с Флорой. Боря полез к полицейскому обниматься.

- Посажу на 15 суток, - увернулся сержант, и полиция отчалила.

- Побыстрее нельзя было? – нервно спросил Коля. – Я уж хотел вызвать такси и ехать навстречу, но телефон не отвечает…

- Спешка нужна в трех случаях, - сказал я, но распространить мысль был не в состоянии.

Оля вручила сынуле ключи от «ровера»:

- Канистру на заправке купишь.

Коля уехал.

Светало. Безоблачное небо окрасилось серо-синим цветом.

- Саня, где банкомат? – вспомнил я.

- Рядом, в банке, только там денег не будет… Вчера не закинули…

- Ты, Саня, как был чмом, так и остался. Ну почему в твоем банкомате нет денег?! А вообще, толку-то… – сказал Гена. – Че, опять ехать к бабе Гале?

Мы загрустили и что-то запели – опять шепотом. Видимо, наш шепот был слишком громким, ибо откуда-то из дворов, с противоположной стороны улицы, вынырнула «газель». Заметив нас, водила пересек улицу и тормознул на школьной стоянке. Из «газели» выбрался смуглый обитатель Закавказья.

- Здравствуйте, уважаемые, - вежливо поздоровался он и подал каждому из мужиков руку.

- И тебе привет, потомок Тамерлана, - сказал Гена, не сильно разбиравшийся в исторических личностях, а тем более – в их национальной принадлежности.

- Я армянин, - сказал водила, но вроде не обиделся. – Извините, я подумал, что с вами мой продавец… Он любит… это… выпить.

- А че тут делать твоему продавцу? – удивился Гена, и вдруг хлопнул себя по лбу. – Эй, ты из магаза, где продавец слинял на базу?

- Да… Я ему ключи оставил, а он…, - и армянин очень грамотно, со знанием дела, составил цепочку русских матюков.

- Не, не видели мы этого… - я, слегка заплетаясь, попытался повторить построенную армянином конструкцию, но не сумел.

Армянин понуро направился в сторону «газели», но Оля его окликнула:

- Э-э, товарищ… не знаю имени… у вас водка есть?

- Есть, в машине, - удивленно ответил армянин. – И вино хорошее для девушек, - улыбнулся он широко. - Меня Стасик зовут…

- Девушки хотят водки, - твердо сказала Оля. – Стасик, продайте нам бутылки три…

- Или шесть, - добавил Гена. – Или восемь. Только по безналу. У этого козла, - кивнул он на Саню, - нет денег в банкомате…

- У меня терминал с собой, - обрадовался армянин неожиданной прибыли. – Сейчас сделаем, брат.

Подъехал Коля с бензином, заправился и уехал; ну а мы с Геной подошли к «газели». Она оказалась наполовину загруженной разнообразной снедью.

- Ууу… Хорошо упакован, - похвалил Гена Стасика. – Значит, давай шесть литровок хорошей водяры и закусон. Гуляем, да? – повернулся он ко мне.

- Да! – подтвердил я – на более многословный ответ не хватало поворотливости языка.

Стасик залез в фургон и начал в нем шарить. Подошла Оля.

- Ну что, куда двинемся?

- На природу! – решил Гена.

- Фиг тебе, - ответила Оля. – Во-первых, комары, во-вторых, полезешь в воду и утонешь нахер.

- Ко мне, - коротко сказал я. – Природа есть. Тоже. Там. И все такое. И пиво.

- А ты где живешь-то?

Я показал направление и развел руки пошире – мол, не сильно близко.

- Ясно… Не вариант.  Может, к Сане с Юлькой? Тут недалеко.

- Спит. Сын. Саня. А я… Баня, - как мог, сформулировал я преимущество своего варианта.

Гена понял, подумал и крикнул в «газель»:

- Эй, братан, подвези до места пьянки. Это здесь, в городе. Заплатим.

Стасик минут через несколько выбрался из машины с тремя обширными пакетами.

- Брат, возьми еще коробку просроченных шоколадок – без денег довезу.

- А зачем ты просроченные берешь?! – изумился Гена.

- Дешево, - пожал плечами Стасик. – Только не покупает их никто…

- Железно. Логика, - промямлил я. – Русский бизнес… Или армянский...

- Ладно, нет базару. Едем, - решил Гена. Я сунул Стасику пластик, он немного повозился с терминалом, и сделка состоялась, после чего Гене, дополнительно к пакетам, была вручена коробка с шоколадом, на которой было ясно начертано красным маркером: «Просрочка. Утилизация».

Меня сунули на переднее сиденье вместе с Олей – показывать дорогу (я) и поддерживать штурмана хотя бы в минимально работоспособном состоянии (Оля). Остальные забрались в фургон и разместились на ящиках с товаром.

- Не спи. Бди, - время от времени тыкала меня в бок Оля.

Я очень старался бдеть, но таки дважды пропустил нужные повороты, из-за чего мы в конечном итоге оказались на областной трассе, где почти бампер в бампер встретились со знакомой до боли тачкой дорожной полиции, спешащей откуда-то куда-то, но оказалось – на встречу с нами.

Меня разобрал какой-то безудержный хохот.  Старлей, подошедший к «газели», в общем, не удивился.

- Без вас в городе было бы скучно, - констатировал он как-то по-философски, ни к кому персонально не обращаясь. – Дежавю. Машина другая, но наполнение то же. Водитель, я полагаю, трезв, остальные в стельку. А основной контингент в кузове, конечно…

- Возможно, - виновато и неопределенно ответила Оля. Я пытался унять смех, но безрезультатно.

- Так кто в кузове? – спросил старлей.

- Товар, - ответил Стасик честно, но не до конца, и протянул инспектору накладную.

- Откройте, - вздохнул полицейский, и мы со Стасиком и Олей, под его конвоем, отправились осматривать товар.

- Ну, я как-то так и представлял, - сказал старлей, когда Стасик отворил боковую дверь фургона, и были выявлено остальное, нелегальное, содержимое. – Значит, так. Второй раз ситуевина не пройдет, господа. Будем писать…

Гена и Витя выбрались из «газели» и они втроем, со Стасиком, пошли уговаривать инспектора.

- Это мы… где это мы? – подала голос Юлька. – Мы ж к тебе ехали…

- Эт-то д-долгая ист-тория, - подавляя истеричный смех, ответил я.

Вернулось переговорное трио. Судя по тому, что полиция поехала своей дорогой, договориться удалось. Стасик выглядел озадаченно.

- Да не парься, - Гена хлопнул его по плечу. – Ну хочешь, я у тебя еще коробку шоколада куплю?

Видимо, Стасику пришлось раскошелиться на бонус инспектору.

- Шоколада больше нет. Есть печенье, тоже просрочка. Короб возьмешь, брат?

- Давай, без базару. Мне все равно что выбрасывать…

Мы поехали обратно. Я, все еще хихикая, дорогу теперь нашел быстро. Остановились у моего дома.

- А ниче так избушка, - оценил Гена, когда все выбрались из машины. И добавил Стасику: – Эй, Шота Руставели, давай с нами

- Я армянин, - поправил Стасик безразлично. – Не могу, брат. Надо продавца искать.

- Ну ладно. Скажи только - Крым наш?

- Наш, - уверенно ответил Стасик, и Гена его отпустил.

- Фигасе, - вслух подумал я, - Крым еще и армянский?

Стастик уехал, а мы пошли в баню. Саня нес пакеты, а Гена – 5-килограммовый короб развесного печенья и шоколад.

- Оставил бы Стасику, - сказал Витя.

- Не… Что я купил – то мое. Выброшу, но не отдам.

- Черепов не разбудим? – по-школярски спросил Боря.

- Не, они допоздна телек глядят… Утром из пушки не разбудишь.

Мы прошли справа от гаража, слева от собачьего вольера, к бане. Мой верный пес, дворняга Беня (уважительно - Бонд) спал, как ни в чем ни бывало, в собственном вольере, только чуть приоткрыл левый глаз, скосив его на нас. Нет в мире бесполезнее существа, чем мой Беня. На пришлых личностей не гавкает,  на задних лапах не ходит, через ограду вольера ни разу не пытался перескочить (хотя там всего-то с метр). Зато жрет – как лабрадор после охоты. Почему я до сих пор не выгнал эту псину? Кто ж его знает. Привязанность, знаете ли…

Баня у меня – так, одно название. Когда я только начинал строить дом, батя сказал: «При доме нужна баня». Меня, вообще-то, по жизни и ванна с душем устраивали вполне. Но батя ж не отступится… Проект рисовал я сам, советуясь с интернетом; кто знает, что такое советоваться в интернетом в таком деле, да еще лет 7 назад – тот в курсе, что нихрена хорошего из этого не выйдет. «Не делайте баню на электричестве – не тот эффект». Ну, я и сделал, как советовали – на дровах. Когда мою «баню», уже после реализации, осмотрел спец, он высказался так: «Если сразу не сгоришь нах..., то и попариться не сможешь – полное говно ты сделал». Парились в бане, за всю ее историю, всего два раза: сначала мы с батей (и чуть не задохнулись от дыма), а потом (когда приделали принудительную вытяжку) – какие-то дальние батины родственники по дороге в Питер. Благодарили они без особого энтузиазма: позже выяснилось, что вытяжку сделали как-то не так, и дрова горели хорошо, но ничего особо не нагревали, так что сколько ни лей воду на камни – пару ноль. В общем, мне все это надоело, и парилку я закрыл на замок, а ключ выкинул, чтобы у бати не возникало соблазна пригласить кого-нибудь попариться. Остались довольно обширная гостиная, санузел и душевая на тенах. Моим часто меняющимся отпускным девчонкам  этого было вполне достаточно.

- А че? Все в ажуре, - хлопнул в ладоши Гена, войдя в гостиную. – Тут тебе и музыка, и телек, и холодильник, и стол, и во – лежаки в тему. Ого, еще Айвазовский на стенке.

Большая репродукция на стене – не с Айвазовского, а с Луи-Филиппа, но Гене простительно. В окрестностях его Ханты-Мансийска если и есть моря, то только нефтяные и газовые. И денежные еще. А художники там вообще вряд ли водятся.

Стульев не хватило. Я принес еще три плетенки из беседки.

- Сука, жалко, телок не взяли, - хлопнул по столу Гена, пока женщины и Саня разгружали пакеты.

- Эй, а ничего, что дамы все еще здесь? – отозвалась Оля.

- А че? Тоже годится! – Гена приобнял Олю за талию.

- Дурак, - высвободилась Оля. – Нужен ты мне в обед сто лет, газпром сраный. Сейчас выпьем – и иди по своим шалавам. Вон хозяин подскажет, где искать, да? – язвительно повернулась она ко мне.

- Не, я сегодня не по тем делам, - отозвался я. – У меня ж нет сибирского здоровья…

Сели, выпили. Я включил телек, воткнул флешку с клипами 80х. Повспоминали, поплясали. Еще выпили.

- Кстати, а куда ты тогда делся? – вдруг спросила у меня Оля, сидевшая рядом.

- Тогда – это когда?

- Блин, ну после выпускного… Я ж тебя ждала, гада, думала - проводишь… А ты слинял с концами, сволочь.

- Ну ты спросила, старушка… Пошел с какой-то девкой… Ты ж типа предупредила, что ниче не будет…

- Что, совсем не помнишь, с кем пошел?

- Да откуда я вспомню… Так, простигосподи какая-то, наверно…

- Эй, полегче, - услышала наш разговор Юлька. Значит, все же это была она, подумал я. Снова разобрал смех.

Начали наперебой вспоминать любовные истории нашего класса, потом всякое-разное.

Народ развезло. Гена под «Отель Калифорнию» топтался с Олей, изображая медленный танец. Юлька под Сэм Браун пыталась взобраться на стол и станцевать стриптиз, но Саня стянул ее вниз.

Вспоминали учителей, пили за каждого в отдельности, и еще раз – за Милку. Потом опять за наших ребят, которых нет рядом, или нет вообще.

Саня уснул первым – прямо за столом, уронив голову на Юлькино плечо. Организм не выдержал водочного нашествия. Остальные кое-как крепились, не хотели сдаваться.

А потом Витя сказал, что хочет пива, ибо водка без пива – деньги на ветер.

И я пошел за пивом домой.

Что было потом – тайна, покрытая мраком. Можно предположить, что пошел-то я за пивом, а в конечном итоге оказался в своей спальне, где через какое-то время меня обнаружила мама.

Я едва не выронил очередную сигарету от следующей мысли: а где, в таком случае, все остальные? Уже уехали на такси? Предчувствуя недоброе, я направился к бане. Если, уходя, я захлопнул дверь, то изнутри ее открыть – очень большая проблема, ибо замок давным-давно барахлил («дерьмо китайское», - ругался батя постоянно, хотя замок был не китайский, а турецкий). Если гости уже проснулись, то в мой адрес прозвучало немало весьма лестных эпитетов.

Собственно, дверь оказалась закрытой на самом деле, но волновался я совершенно зря.

В бане царила сонная идиллия. Все четыре лежака были заняты. Боря спал прямо у стола, Юлька – на надувном диванчике, перекрывавшем вход в парилку. Из туалета доносились специфичные звуки:  я понял, что Саня уже проснулся, и на его организм подействовала выталкивающая сила.

Я присел у стола на плетеный стул. Он предательски скрипнул.

- Наконец-то, - очнулся на скрип Витя. – Ты пиво принес?..

Класс!!!!!!!!! Спасибо!!!!!!!!!! У нас тут тоже первого числа была встреча выпускников двадцать пять лет, но я по понятным причинам- рука и Мулерман; так сказать, морально-физические последствия, не присутствовала

Кирилл, поздравляю! Блестяще! Читается на одном дыхании! Только правильнее будет: "за сбычу мечт".

И ещё. Нечто вроде иллюстрации к первой части Вашего повествования.

Спасибо, прочла на одном дыхании. Когда будет продолжение?

Здравствуйте:)) Спасибо, Кирилл! Заняли, повеселили:))

Вы знаете, а мы ведь уже ждем ( ну МЫ - слишком смело сказано, возможно.  Может это только я так поняла для себя, но сдается мне я не одинока в этом) после каждого вашего отпуска интереснейших повествований:)

Хотя Вы, Кирилл, и вообще, по части увлекательности, наблюдательности и юмора очень стабильны:) Спасибо за Ваши работы.

Успехов Вам и вдохновений!

Всем много спасиб за лайки и комменты :)

Продолжения не будет - это законченное повествование :))