Пётр Вегин - замечательный русский поэт, прозаик, переводчик. Он родился 21 июля 1939 года в Ростове-на-Дону в семье армянина и русской. Фамилия по отцу Мнацаканян. Образование среднее. Первый сборник стихов вышел в 1964 году, с 1969 года член Союза писателей СССР. Поэт, чьё звёздное время пришлось на шестидесятые-восьмидесятые годы… Тогда, в Союзе, он собирал огромные залы любителей поэзии и был известен почти так же хорошо, как Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко и некоторые другие поэты, родившиеся в тридцатые годы прошлого столетия. По сути, Пётр, был младшим (как и Высоцкий!) представителем того незабываемого поколения… Ну а в 70-е годы он стал автором целого ряда стихотворений, имевших хождение в самиздате.

Каждый из его сборников стихов становился событием в литературной жизни страны. Среди них – «Притяжение» (1964), «Винтовая лестница» (1968), «Переплыви Лету» (1973), «Лёт лебединый» (1974), «Зимняя почта» (1978), «Над крышами» (1979), «Созвездие Отца и Матери» (1981), «Вальс деревенской луны» (1983), «Серебро» (1984), «Мастерская» (1989), «Раненая роза» (1989)… Часть этих книг он проиллюстрировал сам. Кстати, многие песни, написанные на слова ПВ, и по сей день широко исполняются на бардовских фестивалях и слётах…

Вегин и Беликов.1984 год

В 1989 году Пётр Вегин уехал в США. В числе основных причин, повлиявших на его выбор, было слабое здоровье дочери… В течение года он занимался преподавательской работой в университет Индианы (Блумингтон). Переехав в Лос-Анджелес, он заново взялся за написание романа «Опрокинутый Олимп», черновой вариант которого появился ещё в Москве.

«Это – исповедь о моём времени, о людях, с которыми мне выпала честь идти рядом по жизни, о друзьях и товарищах, художниках и поэтах, о наших хитромудрых отношениях с властями, о тайном и явном противостоянии КГБ, о девушках, которых мы любили и прекрасней которых никого не было и нет. Василий Аксёнов, Булат Окуджава, Борис Слуцкий, Эрнст Неизвестный, Иосиф Бродский, Андрей Вознесенский, Юнна Мориц, Павел Антокольский, Евгений Винокуров, Варлам Шаламов – о тех, кто составил славу нашего времени, об их нелегких и зачастую трагических судьбах», – так однажды сказал сам Пётр Викторович о произведении.

Он продолжал активно заниматься и живописью, в начале нового века его работы были представлены в Белокаменной – на вернисаже американских художников русского происхождения.

В Лос-Анджелесе поэт одно время работал в еженедельнике «Панорама», переводил стихи поэтов США, Латвии, Армении, Украины, Грузии, Литвы, публиковался в журналах «Вестник РХД», «Октябрь», «Знамя», альманахе «День поэзии-2006», «Литературной газете» и многих других изданиях Америки и России. Как редактор он выпускал альманах «Зеркало», готовил к печати «Антологию поэзии»… Незадолго до скоропостижной смерти Петра в его квартире произошёл пожар, унёсший все архивы, картины...

Похоронен Пётр Викторович Вегин в Лос-Анджелесе 27 августа 2007 года, на кладбище при Белой церкви, на Голливудских холмах. Как написал его близкий друг Анатолий Берлин в журнале «Другие берега», «Петра отпевали по православному обряду. Собралось около ста человек. Первое, что бросилось в глаза при входе в живописную церковь, куда мы прибыли для последней церемонии, был бюст Генри Лонгфелло — величайшего американского поэта, автора «Песни о Гайавате» и первого перевода «Божественной комедии» Данте. Оказывается, именно эта церковь (а, как известно, в природе случайностей не бывает), превращённая в музей и повторяющая интерьер дома Лонгфелло в штате Массачусетс, и явилась местом прощания с русским поэтом. Его отпевали в этой же церкви…»

45parallel.
wikipedia

Время

    дамоклово

          нависает

не над башкою, так над душою.

Стойкость, и только, в жизни спасает.

Не суетитесь. Будьте собою.

Что вас – колесовали любовью?

Раны посыпали крупною солью?

Если по-крупному споры с судьбою,

будьте крупны –

                  будьте собою!

Мне про тебя говорили такое,

что покраснели ели сыр-бора.

Тебе про меня говорили такое,

чего не слыхала веками Сорбонна.

Но, слава богу, до сплетен слабо нам.

Пусть говорят.

                  Мы будем собою.

Одна без тебя я алтына не стою.

Это как врозь со своею страною –

вроде бы я, но нечто другое.

Сердце здорово, да что-то с душою.

Буду с тобою –

                  буду собою.

Как же тебе всё идёт голубое –

и небо, и юбка клёш.

Я к тебе иду.

                  Я тебе тоже иду.

Но ещё больше ты мне идёшь.

Цельность в природе – это двое.

Неделимые, сами собою.

Мы с тобой полетим

над МГУ, Новодевичьим, ул. Герцена

и напишем моим самопишущим сердцем

крупными буквами над Москвою:

«Не суетитесь. Будьте крупны.

Будьте людьми. Будьте собою!» 

***

Посреди этой волчьей, протяжной зимы
мы живём вчетвером – наши тени и мы.

Всё, что кончилось между нами,
продолжается между тенями,
и склоняется к твоей тени
головою моя – на колени.

Тень твоя отвечает – да…
Твой ответ был отказ, запрет…
Может быть, тенью слова Да
является слово Нет?

И встаёт моя тень, и несёт на руках
тень твою – и не видно следов на снегах.

У теней не бывает теней,
но не веруя во спасенье,
мы себя понимаем как тени –
тени собственных наших теней.

И, присвоив себе имена,
наши тени над нами возносятся,
как над павшими знаменосцами
неповерженные знамена…

***

Требуйте от поэта

                  что невозможно от требника!

Будущего времени космический агент,

бесприютный на земле Велимир Хлебников

ставил главный свой эксперимент.

На степном полустанке,

                  где ни печки-лавочки,

от ледяного ветра индевела полынь,

замерзала женщина,

и Хлебников из наволочки

жёг свои рукописи – превращал в теплынь.

Рукописи, в которых завтрашнего гены,

чудо слова русского, которое бог.

Обогрейте женщину,

                  если вы – гений,

подожгите рукописи у её ног!

На снегу согрейте белую лебёдку,

запалите рукописи, сметав в стог.

Если не спасёт её и её ребёнка,

То какое ж, к чёрту, ваше слово – бог?!

Наволочка, где вместо мятой подушки

набиты пламенные черновики –

вот что такое Поэзия.

                  Чтоб не мёрзли души,

да будут огню наши строки легки!

Испытаем, братия, стихи наши без трусости.

Вечный огонь беспощаден и свят.

Хорошо горят гениальные рукописи.

Плохие рукописи не горят. 

***

Солдатам пришлись по душе губные гармошки,

и независимо от музыкального слуха –

абсолютен он

                   или медведь наступил на ухо, –

в минуты затишья

                   мусолят солдаты губные гармошки.

Научились играть –

                   легко, как семечки лузгать.

Над руинами Европы – довоенная музыка.

Немецкие гармошки

                   учатся мелодии русской.

Два лейтенанта играют,

                   сидя на крыле «кукурузника».

Что играют они,

                   в общем-то никого не касается.

Молодые, тоскующие однолюбы…

И такая музыка –

                   словно их губ касаются

жён и невест позабытые губы…

***

Два самолёта в небе ночном –

встречные – огоньками мигают.

Женщина в белом – в одном, а в другом –

в красном. Они друг о друге не знают.

Мысль об одном и о том же – о нём

их объединяет.

Женщина в красном:

                  «Подонок и шваль,

чтоб ему пусто было…»

Женщина в белом:

                  «Любимый, как жаль,

что я так поздно тебя полюбила…»

Он же лежит, виноватый как чёрт,

перед одной и другою.

То ли он выживет, то ли умрёт,

миг – и его пополам разорвёт,

словно за каждый тот самолёт

крепко привязан душою…

***

Полюби меня злым –

                  добрым полюбит любая.

Жизнь у меня кривая,

                  но душа не рябая.

Полюби опустошённым,

                  как скворечник зимою,

полюби, пока жив,

                  даже если любви твоей

                                    вовсе не стою.

Заклинаю тебя на любовь –

                  седую, последнюю.

Полюби, пока жив,

                  как любят мужей после смерти.

Помешавшийся на тебе,

                  заклинаю, чтоб ты

                                    не умела

без меня сделать шага.

                  Душе подчиняется тело.

Отдаю тебе душу – за душу,

                  око – за око.

Календарь перевёрнут

                  рукой любопытного рока.

Заклинанье моё завтра сбудется

                  или без страха

голову на полушарие положу –

                  чем не плаха?

Или – заруби!

Или – полюби!

***

Замолви слово за меня перед Судьбой.
Рок меня с кем-то перепутал – я другой.
Что сделал я ужасного иль злого?
Замолви слово!

Замолви слово за меня передо мной.
Я на ножах с собой, себе я враг ночной.
Передо мною за меня, смурного,
замолви слово!

Замолви слово за меня перед собой –
Звездою маленькой – Полярною звездой,
с которой вышла я из шторма рокового.
Замолви слово!

Спиной фортуна повернулась – не беда.
Сам от себя я отвернулся – не беда.
Перед Судьбой – перед собой – на все года
замолви слово…

***

Ты по снежному городу светловолосая шла
и глаза мои, словно собак, за собою вела.

Но кончается всё: сигареты, декабрь, игра,
и зрачки опустели, как собачья пуста конура.

Как футляры без скрипок, на стенах некстати висят
зеркала без твоих отражений. Декабрь. Арбат.

За стеною Гамбринус живёт – антикварный сверчок:
скрипка въелась в плечо, из руки прорастает смычок.

Я громаден и прям, будто выпрямленный горбач!
Так сыграй что-нибудь на мотив моей грусти, скрипач!

Переулочный снег. Переход. Каллиграммы следов.
Пара глаз за тобою – вернее, породистых псов.

Но ты входишь в метро, и они попадают впросак,
потому что в метро не пускают собак…

***

Моей стране везло –
она одолевала
большое зло и малое.
Но вот родное зло

пригрелось, приросло,
прикинулось судьбою.
Хоть и внебрачно зло,
но всё-таки родное.

Зубами гложет грудь,
хотя и не грудное.
Что вытворяет – жуть!
Но всё ж оно родное.

Сил не осталось жить.
– За то, что ты такое,
убить тебя, убить!
Но как убьёшь родное?

И родине моей,
заплаканной зегзице,
и горше, и больней,
чем римской той волчице,

которой всё равно,
кто ей сосцы кровавил,
и Каин ей родной
не менее, чем Авель.

И родина, венцом
своим терзаясь снова,
стоит, уткнув лицом
родное зло в панёву,

и левою рукой
жест делает неясный,
чтоб отошло добро
туда, где безопасно…

***

Не виноват, но чувствую вину,

когда рыдает кто-то по соседству,

чужое горе так берёт за сердце,

что собственную в нём ищу вину.

Что? – кровь сравнить с магнитною рудой,

коль я кажусь себе и прочим странным,

отвязанным, бродячим Себастьяном,

колюч от стрел виновности чужой.

Во мне так много не моей вины,

что я своей уже не замечаю

и бессловесно в спину принимаю

свистящую стрелу чужой вины.

А по ночам в колодезных зрачках

всплывает образ Масловой Катюши

и крик её –

          Не виновата! –

                            душит

меня и закипает на губах…

Я голову в ладони уроню.

Земля моя большая, почему,

жена моя святая, почему

не виноват – но чувствую вину?!.

– Не виноват! – кричу. – Не виноват!..

А эхо утверждает: – Виноват…

И в жёлтом небе журавли трубят:

– не-ви-но-

          ви-но-ват-

                    не-ви-но-ват…

***

Но ты улыбнулась с портрета*
из-под чёрных полей:
«Люблю тебя не за поэта,
а за то, что ты – дуралей,
за то, что ты, недотёпа,
в любви, при всём твоём опыте,
не можешь понять ни чёрта.
Мы душу спасаем от копоти.
С любовью, как с музыкой, хлопотно,
но без неё – пустота.
Люблю, что ты не блефуешь,
полжизни послав к чертям,
и ещё за то, что ревнуешь
не к прошлому, а к зеркалам.
Я тоже, как ты, дурёха,
любимый мой дуралей.
Не быт выгибает – эпоха
поля на шляпе моей.
И высшая современность,
наверное, чистота
и светлая откровенность,
что сблизила наши уста.
Целую тебя беззащитно,
не помня самой себя.
И вовсе я не кувшинка,
а баба, что любит тебя...

---

*Фрагмент из «Портрета молодой женщины в чёрной шляпе».

***

О гончарный круг моего стола!
Глина замысла, как раба, смугла.
Вот кувшин стоит – изваяние,
синева – его содержание.

О широкий плуг моего стола!
Как весенний луг, грудь моя легла,
перепаханная, подзольная,
уготованная под зёрнышко.

О похожесть на плаху моего стола!
Пахнет кровью моей на тебе смола.
Это сто поэм – словно сто солдат
по ночам на мне топоры вострят.

О спасательный круг моего стола!
Пополам опять два моих весла,
на висках – морей соль горчащая.
Я хочу скорей стать гончарщиком.

О гончарный круг моего стола!
О широкий плуг моего стола!
О похожесть на плаху моего стола!
О спасательный круг моего стола!

***

Они приходили –

полубоги второй мировой –

                  вчерашние мальчики,

                  повзрослевшие на целую жизнь,

                  победители, не похожие ни на кого,

потому что мир не ведал

                  подобной Победы.

Их медали сияли –

                  как отметки по трудным предметам –

                  Жизнь, Свобода, Отечество.

Они пили изо всех рек,

                  они чашу войны осушили

                  и теперь пили сладко,

кубок Мира пустив по кругу, как братину.

Красавцы! –

                  ещё бы, после такого обжига.

Счастливцы! –

                  дошли до Шпрее,

                  это трудней, чем до рая.

Что с девушками творилось,

                  ах, что творилось с девушками! –

                  такие кентавры,

                  такие красавцы!

И они приходили –

                  прошедшие полземли –

                  робко на первые свиданья,

                  ноги едва не подкашивались.

Их руки, придушившие чёрную Смерть,

                  дрожали,

и девушки их обнимали первыми…

И хмелела земля

                  от ежедневных свадеб,

                  и столы накрывались такие, что

                  ни пройти ни проехать –

                  перегораживали улицы

белоснежные весёлые свадебные столы –

самые крепкие заграждения

                  против Горя и Смерти.

***

В те дни он снился всей стране.
Когда бы жили на Луне,
он снился бы тогда и лунным людям.
Сон о Владимире на всех
свалился, словно чёрный снег.
Забыть пытаемся, да не забудем.

Мне снился конь с его лицом.
С семиголосым бубенцом,
на яблоню похож от белых яблок.
Ямщик свистал, хлестал кнутом,
ямщик не знал, что конь – с лицом.
Была дорога вся в колдобинах и ямах.

Жизнь равнозначна ямщику.
И конь упал на всём скаку –
как яблоню под корень подрубили.
И кто любил его – тот взвыл,
а тот, кто раньше не любил,
за то, что умер, – тоже полюбили…

1980

---

*…В разные годы я написал несколько стихотворений, посвящённых Высоцкому.
Но лучше бы этих стихов не было…
Пётр Вегин.

Юнне Мориц

Это чёрная работа –

красоте учить кого-то.

Что отсталые народы,

что морального урода.

Боги были.

         Сотворили

человека. Но забыли –

красоте недоучили.

И на радостях запили.

(А потом их упразднили.)

Почему-то, отчего-то

этой чёрною работой

заниматься неохота

ни царям, ни слесарям.

Но ведь кто-то в мире должен

это делать.

         Эй, художник!

Эй, Поэт! – сию заботу

передали боги вам.

Незакончен и неточен,

жаждет мир, чтоб ты помог.

Ты – его чернорабочий,

но – чернорабочий бог!

Нет божественней занятья,

чем уроки красоты!

Отрицание распятья –

наши строчки и холсты. 

Извините – не до ландышей.

Всего радостнее нам

человечество, разламывающее

хлеб искусства пополам.

Хлебом тем и озабочено,

ходит племя чудаков,

горбясь, как чернорабочие,

вдохновеннее богов.

***

Целую руки твои,

                   Русская Речь,

на которых ты качала своих поэтов.

Не твоя вина,

что не всех сумела сберечь –

так бывает у матерей многодетных.

Молюсь,

чтобы ясными оставались твои глаза.

Целую подол

                   твоего свободного платья.

Только б во имя твоё

продолжали творить чудеса

младшие братья!

Тки своё полотно,

                   одевай века!

У тебя время истине учится.

Молода не по возрасту,

и работа тебе легка.

Ты, наверное, Троеручница!

Ни венца на тебе дорогого,

ни золотом шитых риз.

Полушария мало для твоего пьедестала!

На тебя я потрачу

          всю мою золотую жизнь,

лишь бы ты

          мёртвый лоб мой

                   поцеловала… 

***

Бьются голуби о моё окно.

Я не видел тебя давным-давно.

Хорошо Медведице высоко лежать,

и Большой и Малой –

                            им тебя видать…

Как окну не хочется быть окном! –

его голуби бьют молодым крылом,

его я прожигаю горячим лбом…

Остуди мою боль арктическим льдом.

Что я делал полжизни? – тебя искал

и тоску по тебе на горбу таскал,

Крым и рым прошёл, и морское дно.

Я тоскою крест-накрест заклеил окно,

и оно под дождём полощется,

словно флаг моего одиночества…

***

Так невозможно –

                          ты возникаешь

наедине, при посторонних,

из навеваемых сквозняками

запаха лебединых черёмух.

Словно скульптура – но не конкретна,

вырастешь в сумерках меблирашки,

сноп

  первосвящённого

                            света,

сон – но с приметами настоящего.

Где это видано – чтобы пытали

в наши-то годы – да красотою?

Мне заслужить тебя Словом едва ли.

Я и ногтя твоего не стою.

Нерукотворна, неправомерна

ты возникаешь ежевечерне –

или ты часом не Примавера,

что убежала от Боттичелли?

Дней наших беглость…

                   Щёк моих впалость…

Спят реактивные в аэродромах –

крылья их лёгкие надышались

запахом чистых гибких черёмух.

Времени парус…

                   Время такое,

что победит всё запах черёмух,

вот я и встану тогда над землёю

и назову твоё вольное имя…

***

Светает от твоих волос,
светает...
Как будто бы стволы берез
взлетают.
Спит радуга в твоих плечах
витая.
Ты - продолжение луча.
Светает.
Светает, будто рушники
свисают.
Светает, будто ручейки
сверкают.
На ощупь свет продолговат.
На ощупь
Он - волосы твои, он сад,
он - роща.
Твоим светаньем в тишине
мне греться.
Светает где-то в глубине
у сердца.
Проснись и в озеро нырни!
Светает.
И ты, как церковь на Нерли,
святая...
Проснись и в озеро нырни,
как в лето.
Ты вся, как церковь на Нерли,
из света...

Не сомневвалась ,Александр,что вы отзоветесь на это стих-е Вегина-оно того стОит...    

Альфред Тальковский 

Пётр ВЕГИН

ЗАВЕЩАНИЕ

Посади надо мною рябину…
Этой просьбой, наверно, грешу
перед женщиной неразлюбимой,
перед жизнью, которой дышу.

Я люблю все на свете деревья.
Пусть берёза рябины свежей, —
над рябиною руки не греют,
но зато с ней теплей на душе.

Под землёй разлюбить невозможно,
коль при жизни не разлюбил.
Красной ягодой примороженной
буду радовать губы твои.

Горше мёда и слаще кислицы
эти ягоды на крови…
Пусть клюют их певчие птицы,
чтобы пелось им о любви!

Посади надо мною рябину…
Столько хочется в жизни успеть
для людей, для друзей, для любимой,
что нет времени умереть!

1977  

Юрий Беликов вспоминает.... 

.......Теперь-то я знаю, отчего всё то время, пока его тело не было предано земле (а это произошло только 27-го августа 2007-го, то есть более чем через полмесяца после кончины, пока были соблюдены скорбные формальности и собраны деньги на похороны) и отделившаяся от тела, ставшая безграничной душа искала привета и участия, во мне «ни с того ни с сего» – на другом краю света! – оттаивали вегинские строки:

С вопросом: «Как жизнь?»

                                  возникнет

разиня, как водолаз.

Отвечу ему, разине:

«Спасибо, не удалась!»  

Или:

Когда я – метр семьдесят восемь –

             в гроб лягу –метр семьдесят три,

поэты тяжёлыми розами

приколют крылья мои…

А ещё:

Одни вошли в правление,

другие метят в гении.

Более-менее у всех благодать.

Но анатомию нашего поколения

по моему скелету будут изучать!

Этот «олимпиец», как истинно русский поэт, закодировавший в стихах собственную судьбу и умерший в долгах (только не пред Русской речью!), что касается «анатомии поколения», назвал все вещи своими именами.

Нам же остается заново, но другим взглядом, перечесть его стихи и услышать последние, выдохнутые там, вдали (или вблизи?) от Родины, трепетно-прощальные, от прочтения которых у меня наворачиваются слёзы:

И, как нищий под забором,

я взываю: – Обнови

души, тронутые мором,

и пошли, Господь, любви

всем, кто страждет безутешно,

кто на троне, кто на дне,

и последнему из грешных

дай, Господь, любви и мне...

Юрий Беликов

.............. 

Спасибо.

Альбина.... Спасибо!!! СПАСИБИЩЕ!!!

Очень нравится поэзия Петра Вегина, О его стихах можно говорить бесконечно... Хотя бы, для начала, "Уходя, оставьте свет..."

-----------------------

Уходя, оставлю свет
В комнатушке обветшалой,
Невзирая на запрет
Правил противопожарных.
У любви гарантий нет -
Это очень скверно, братцы,
Но, уходя, оставьте свет
В тех, с кем выпадет расстаться!
Жаль, что неизбежна смерть,  
Но возможна сатисфакция:
Уходя, оставить свет -
Это больше, чем остаться.
                            Пётр Вегин, 1977

Песня была написана Альфредом Тальковским вскоре после того, как 18 сентября 84 года в последний путь проводили ЮРИЯ ВИЗБОРА и посвящена его памяти

Уходя, оставьте свет (муз. А. Тальковский, сл.Петр Вегин)

01 Альфред Тальковский — Уходя, оставьте свет
02 Георгий Блинов - Уходя, оставьте свет
03 Сергей Рябинин - Уходя, оставьте свет
04 Екатерина Булычева и Евгений Славский — Уходя, оставьте свет
05 Игорь Ли — Уходя, оставьте свет
06 Светлана Смагина - Уходя, оставьте свет
07 Наталья Гулакова - Уходя, оставьте свет

В дни листопада…
                 Василию Аксёнову
 
В дни листопада, в канун холодов
можно отшельничать, жить нелюдимо,
да оторвёт вдруг от черновиков
лёт лебединый, лёт лебединый.
 
И выбегаешь, пестун городской,
джинсы заляпав рыжею глиной, –
боже мой,
что это сделал с тобой
лёт лебединый, лёт лебединый?
 
К небу – лицом,
что ты им поверял
страстно, молитвенно и торопливо?
В волосы пряча лицо, не шептал
той,
   что при всех называешь любимой,
другу, бумаге...
Ни с кем на земле
не был зажимистым иль половинным...
Но что-то есть, что только тебе
молвить возможно, лёт лебединый.
 
Лёт лебединый – посторонись
всё реактивное, рядом – нелепо!
Лёт лебединый – буквами птиц
пишется биография неба.
 
Благословляя полёт, испроси
благословения на поединок...
Если виновен – вину отпусти,
лёт лебединый, лёт лебединый.
 
В памяти долго будет белеть
стая серебряных пилигримов.
Разумом это не уразуметь:
необъяснимо –
                     лёт лебединый.
 
Вновь затворишься, забросишь дела
и под мерцанье свечи стеариновой
вдруг ощутишь – обретают слова
лёт лебединый, лёт лебединый…
---
Из цикла «Лёт лебединый»
1972–1973


Я работаю карусельщиком…

Ты боишься каруселей?
Кружится голова?
Обожди меня здесь, в настоящем времени!
Ну, крути!

Мне восемь.
Я работаю карусельщиком.
Я забираюсь наверх,
под карусельный душный парусиновый конус,
где на все четыре стороны света,
крест-накрест, как компас,
чернеют четыре бревна.
Они отполированы нашими ладонями.
Я вместе с другими кручу карусельную ось,
я чувствую себя богом,
от которого зависит судьба
всех желающих прокатиться на карусели.
А вечером - а вечером я ощущаю то же,
что мальчики, выгоняющие в ночное коней,
и карусель превращается в Бежин луг.

Каравеллы, капитаны, государства, города...
В палисаднике у мамы вьется хмель.
Я ночами ощущаю, как белеет голова -
это всё твои проделки, карусель!

Я люблю жизнь, люблю эту землю -
за то, что она терпеливо сносит
все наши чудачества, все грехи наши,
за которые многих из нас
давно могли бы сбросить деревянные кони.
Но мы продолжаем кружить,
как цифры на телефонном диске.
Кому звоним?..

И при свете падучей звезды я увидел,
как, подобно двум гигантским шестеренкам,
смыкаются, помогая взаимному вращению,
карусель жизни ведущая
и карусель смерти ведомая.

Место соприкосновения каруселей
было еще далеко от меня,
и, сидя на своем деревянном коньке, я подумал:
если когда-нибудь люди
захотят поставить памятник детству,
пусть они на самом зеленом в мире лугу
поставят пеструю и кружащуюся, как юбка,
карусель, карусель, карусель.

1968


Женщина во спасение…

Женщина - во страдание?
Женщина - во спасение?
Риму и Амстердаму
Трудно найти решение.
Помню мои гадания
В домике на Маросейке -
Ты мне дана во страдание,
Или ты мне во спасение?
Словно ты камешки тайные
За спину прячешь с волнением:
В какой, угадай, страдание,
В какой, угадай, спасение?
"Здравствуй" без "до свидания"
И "Не проси прощения".
Женщина во страдание?
Женщина во спасение?
Может и с опозданием,
Но озаряет прозрение:
Женщина во страдание -
Это и есть спасение.


АКВАРЕЛЬКА

На тебя все оглядываются,
оглядываются,
оглядываются...

И женатые,
и тем более,
холостые.

И наверное каждому
в это время
в душу закрадываются

Или мысли грешные,
или чувства святые...

Моя милая!
Моя ненаглядная акварелька!

Не заходи,
прошу тебя,
в цветочные магазины!

Самые гордые розы
рядом с тобою
померкли!

Уж лучше дразни разинь –
на то они и разини.

И пускай на тебя все заглядываются,
заглядываются,
заглядываются...
И придумывают на две секунды
любовь...

Но пускай они не догадываются,
пускай не догадываются...

Какую боль ты приносишь,
какую боль...

У Альфреда Тальковского на стихи Петра Вегина написано много песен и композиций. Очень замечательных... Ниже - с концертного выступления в Самаре 15 ноября 1997 года

Концерт в Протвино, 1983 год

Альфред Тальковский - Лёт лебединый
Альфред Тальковский - О поэзии П.Вегина
Альфред Тальковский - Композиция 1 на стихи П.Вегина
Альфред Тальковский - Композиция 2 на стихи П.Вегина

У меня столько всего... Не знаю, как собрать по кучкам. Буду стараться. Потихоньку

Спасибо, Альбина.

Спасибо, Ирина.

Светает от твоих волос

Светает от твоих волос,     
светает...
Как будто бы стволы берез
Взлетают.

Спит радуга в твоих плечах
витая.
Ты - продолжение луча.
Светает.

Светают, будто рушники
свисают.
Светает, будто ручейки
сверкают.

На ощупь свет продолговат.
На ощупь
он - волосы твои, он сад,
он - роща.

Твоим светаньем в тишине
мне греться.
Светает где-то в глубине
у сердца.

Проснись и в озеро нырни!
Светает.
И ты, как церковь на Нерли,
святая...

Проснись и в озеро нырни,
как в лето.
Ты вся, как церковь на Нерли,
из света...


01 Елена Толмачова - Пётр Вегин.  Светает (мелодекламация)
02 Аука - Пётр Вегин. Светает (мелодекламация)

Музыка Сергея Смирнова

03 Сергей Смирнов - Светает от твоих волос (ст. П.Вегин)
04 Трио из Сарова - Светает (ст. Петра Вегина, муз. Сергея Смирнова)
05 Лариса Ялынская, Евгений Савельев - Светает (С. Смирнов - П. Вегин)
06 Валентина Буталова - Светает от твоих волос (П. Вегин - С. Смирнов)
07 Леонид Альтшулер - Светает от твоих волос (муз. С.Смирнов, ст. П.Вегин)
08 Трио Здравствуй -Светает от твоих волос (П. Вегин - С. Смирнов)
09 Алёна Щепарёва - Светает (муз. С.Смирнова, ст. П.Вегина)
10 Коллектив Радуга - Светает (муз. С.Смирнова, ст. П.Вегина)
11 Владимир Орлов - Светает (муз. С.Смирнов, ст. П.Вегин)

Сравните:
ВК Аккорд - Светает (А.Рыбников - П.Вегин)

Собака, гитара и я -
какая большая семья!
По волнам житейских забот
гитара в дыму папиросок -
как шлюпка, в которой плывет
Любовь - молодецкий матросик.
Зачем ты взлетаешь, душа?
Зачем полуночной порою
след женщины ищет, шурша,
собака бубновой листвою?
Неужто нам плохо втроем?
Мы есть вопреки фарисейству,
а женщину если найдем -
погибнет святое семейство.
Она уведет, уведет…
Ведь женщины этим владеют.
Допустим, собака возьмет
гитару, но спеть не сумеет.
Давайте уж лучше втроем…
Но вновь соблазняет загадка:
гитара твердит о своем
и тянет по следу собака…

                                 1977


01 Владимир Качан - Собака  гитара и я (муз. В.Качан - ст. П.Вегин)
02 Брендон Стоун - Собака  гитара и я (муз. В.Качан - ст. П.Вегин)
03 Виктор Ракитин - Собака, гитара и я (ст. П.Вегин)
04 Владимир Пылин — Собака, гитара и я (А.Королев - П.Вегин)
05 Александр Кудряшов - Собака,гитара и я (ст.П.Вегин)

Татьяна, Ирина, Александр, спасибо, что не прошли мимо!

Спасибо всем за участие! Замечательное дополнение!!! 

Альбина, огромное спасибо за память об очень интересном поэте.

Альбина,очень замечательно!