Семён (Сарио) Петрович Гудзенко родился в Киеве. Именно там, в доме №3 по улице Тарасовской он и родился 5 марта 1922 года в еврейской семье, незадолго до его рождения переселившейся в Киев из Белой Церкви. Его отец, Пётр Константинович (Кунович) Гудзенко, был инженером. Мать, Ольга Исаевна (Исааковна) Гудзенко, – учительствовала в школе. Дед по отцовской линии – Кун Меерович Гудзенко, мещанин из Белой Церкви. Имя, полученное при рождении от матери – Сарио, и все ласково называли его Сарик.

В Семёна он превратился в 1943 году, уже став автором многих стихов о войне.

Первая проба пера Гудзенко состоялась ещё в раннем детстве, ему было всего пять лет. Спустя два года, в 1929-м, мальчик стал первоклассником киевской 45-й школы. Параллельно с занятиями в школе он занимался в литературной студии Дворца пионеров. Сарио обладал удивительной памятью. Он знал наизусть несколько сотен произведений разных поэтов, русских и зарубежных. Читал Маяковского, Тихонова, Багрицкого, Симонова, Хлебникова, Киплинга, Сашу Чёрного, Вийона, Анненского.

Первые литературные пробы Гудзенко были написаны на украинском языке, ведь он родом из Киева. Потом он попробовал писать на идише. В пятнадцатилетнем возрасте Сарио сочинил стих, приуроченный к 100-й годовщине со дня смерти Пушкина. Его напечатали весной 1937 года на страницах журнала «Молодая гвардия». За это юного поэта ждала престижная награда, путёвка во всесоюзную детскую здравницу «Артек».

Самыми главными чертами характера юного поэта были принципиальность, доброта, отзывчивость, благодаря которым он подружился со многими ребятами из «Артека». Сарио возглавил волейбольную команду пионерского лагеря.

В 1939-м Гудзенко окончил среднюю школу, и понял, что хочет посвятить свою жизнь литературному творчеству. Молодой человек захотел получить высшее образование в Москве, поэтому сразу после получения школьного аттестата отправился в столицу СССР. В том же году Гудзенко поступил в МИФЛИ – Московский институт философии, литературы и истории им. Н.Г. Чернышевского. Будущий поэт с жадностью накинулся на изучение поэзии и литературы, он старался взять для себя что-то новое, неизвестное ему ранее. В стихах Гудзенко того времени прослеживается подражание поэту Багрицкому. Его увлекла поэзия Маяковского, но чуть позже пришло разочарование его творчеством. У Гудзенко как раз начались экзамены после второго курса, когда СССР подвергся нападению немецких оккупантов. Сарио и несколько его однокурсников отправились в призывной пункт, чтобы записаться на фронт. Вначале парню отказали из-за плохого зрения, но потом всё же отправили на фронт. Там он стал пулемётчиком в Отдельной мотострелковой бригаде особого назначения (ОМСБОН), состоявшей из студентов и спортсменов, сформированную специально для рейдов по тылам противника. 6 ноября Гудзенко и другие курсанты разведгруппы давали присягу, а на следующий день участвовали в легендарном параде на Красной площади. 8 ноября ребят уже отправили в прифронтовую полосу. В мотострелковую бригаду ушли многие студенты-ифлийцы, друзья Семёна Гудзенко, Михаил Кульчицкий, Сергей Наровчатов, Николай Майоров, Михаил Луконин, Алексей Недогонов. Интересный факт службы Семёна Гудзенко рядовым бойцом, его друг и земляк, Юрий Левитанский, был вторым номером, в их пулемётном расчёте. К бригаде, принадлежала и группа московских комсомольцев, партизан-десантников, где была и Зоя Космодемьянская. В составе диверсионной группы Гудзенко побывал на территории нескольких оккупированных областей – Калужской, Смоленской, Брянской.

В 2 февраля 1942 года был тяжело ранен в живот осколком мины. После лечения в госпитале, Семёну вынесли вердикт – к строевой службе непригоден. После ранения Семён Гудзенко, отправляется в составе выездной редакции «Комсомольской правды», корреспондентом, на стройки, только что очищенного от фашистов, Сталинграда. За работу в разрушенном и восстанавливаемом Сталинграде он был награждён наградой – медалью «За трудовую доблесть». Был корреспондентом во фронтовой газете «Суворовский натиск» 3-го Украинского фронта. В составе различных выездных редакций Гудзенко побывал на территории всей страны. Прошёл Карпаты, Венгрию, был удостоен ордена Красной звезды. Освещал осаду и штурм Будапешта, где и встретил День Победы. Заслуги поэта перед родиной были оценены.

В военные годы он написал множество стихотворений, среди которых особое место занимают: «Мое поколение», «Я был пехотой в поле чистом», «На снегу у белизны госпитальной», «Могила пилота», «Небеса», «Мы не от старости умрем», «Надпись на камне», «Баллада о дружбе», «Победитель», «Первая смерть», «Подрывник».

Первую книгу стихов «Однополчане», которую считают лучшей у Семёна Гудзенко, выпустил в 1944 году. После окончания Великой Отечественной войны работал в военной газете и успел издать ещё 7-мь книг. В 1950-е годы вышли его книги «Дальний гарнизон», «Новые края», «Перед атакой», «Могила пилота».

Ранение, полученное на фронте, постоянно давало о себе знать. Даже прикованный к больничной кровати, медленно и мучительно умирая, поэт продолжал оставаться романтиком и доброжелательным человеком, а когда потерял возможность писать самостоятельно, поэт продолжал сочинять стихотворения и диктовал их.

Сбылось написанное им в 1946 году: «Мы не от старости умрём, – от старых ран умрём...».

Семён Гудзенко умер 12 февраля 1953 года в Институте нейрохирургии имени Н.Н. Бурденко. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Евгений Евтушенко писал в антологии «В начале было Слово»: «…был киевлянин, украинский еврей, русский поэт Семён Гудзенко. Он был, пожалуй самым красивым поэтом, которого я видел в живых, чернобровый, с брызжущими карими глазами. Не верилось, что такой человек может вот-вот умереть.»

За свой ратный и ударный труд на благо Родины, Семён Петрович Гудзенко, получил заслуженные награды:

- Орден Отечественной войны II степени – 12 мая 1945 года.
- Орден Красной Звезды – за освещение штурма Будапешта в прессе.
- Медаль «За оборону Москвы»
- Медаль «За трудовую доблесть»
- Медаль «Партизану Отечественной войны»
- Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне1941-1945 гг.»
- Медаль «За взятие Вены»
- Медаль «За взятие Будапешта»
- Медаль «За освобождение Праги».

Семен Гудзенко. Послевоенный снимок

Гудзенко родился в Киеве 5 марта 1922 года. Мать дала сыну изысканное имя Сарио. Дома, во дворе и потом в школе все звали мальчика Сариком. Семёном он стал в сорок третьем году, решив, что у поэта-фронтовика имя должно быть под стать суровой эпохе. Сарио звучало как-то опереточно, Сарик - по-детски, Семён - то, что надо: весомо, по-мужски. Но в письмах матери Ольге Исаевне он по-прежнему подписывался детским именем Сарик.

Письмо матери от 3 апреля 1942 года. Фото- РГАЛИ

Записная книжка Семена Гудзенко. 1941-1942 годы

Я в гарнизонном клубе за Карпатами
читал об отступлении, читал
о том, как над убитыми солдатами
не ангел смерти, а комбат рыдал.

И слушали меня, как только слушают
друг друга люди взвода одного.
И я почувствовал, как между душами
сверкнула искра слова моего.

У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.

И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция - Война...

****

Я был пехотой в поле чистом,
в грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
в последний год на той войне.

Но если снова воевать...
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.

Быть под началом у старшин
хотя бы треть пути,
потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.
Действующая армия, 1943-1944

*****

Каждый танец на "бис" раза по три
был исполнен с веселым огнем.
...Премирована рота на смотре
патефоном в чехле голубом.

И в казарме за час до отбоя,
полустертой пластинкой шурша,
каждый день он играет такое,
от чего замирает душа.

Не забудет мое поколенье
тот простой и сердечный мотив -
эшелонной гитары томленье
и окопной гармони порыв.

А когда отстрадает гитара,
земляка приглашает земляк:
церемонно раскланявшись, пара
отрывает гвардейский гопак.

Начинается все по порядку:
на скобленом полу, топоча,
то бочком,
то волчком,
то вприсядку
ходят с присвистом два усача.

Дробный гул от подковок железных
как в слесарных стоит мастерских.
Жаль, в Москве у танцоров известных
не услышишь подковок таких.

...А в дверях,
чтобы рьяный дневальный
раньше срока солдат не прервал,
встал тихонько,
как зритель случайный,
моложавый седой генерал.
1951

******

У могилы святой
встань на колени.
Здесь лежит человек
твоего поколенья.

Ни крестов, ни цветов,
не полощутся флаги.
Серебрится кусок
алюминьевой фляги,
и подсумок пустой,
и осколок гранаты -
неразлучны они
даже с мертвым солдатом.

Ты подумай о нем,
молодом и веселом.
В сорок первом
окончил он
среднюю школу.

У него на груди
под рубахой хранится
фотокарточка той,
что жила за Царицей.

...У могилы святой
встань на колени.
Здесь лежит человек
твоего поколенья.

Он живым завещал
город выстроить снова
здесь, где он защищал
наше дело и слово.

Пусть гранит сохранит
прямоту человека,
а стекло - чистоту
сына
трудного века.
23 июля 1943, Сталинград

******

ТОВАРИЩИ

Бойцы из отряда Баженова прошли
по тылам 120 км, неся раненого.

Можно вспомнить сейчас,
отдышавшись и успокоясь.
Не орут на дорогах немецкие патрули.
По лесам непролазным
и в озерах студеных по пояс
мы товарища раненого несли.
Он был ранен в бою,
на изрытом снарядами тракте...
Мы несли его ночью,
дневали в лесу.
Он лежал на траве,
не просил: «Пристрелите.
Оставьте».
Он был твердо уверен —
друзья донесут.
Стиснув зубы до боли,
бинтовали кровавые раны.
Как забыть этот путь!
Он был так безысходно далек.
Голодали упрямо,
но каждый в глубоких карманах
для него
почерневший сахар берег.
Мы по рекам прошли,
по нехоженым топким болотам.
Мы пробились к своим
и спасли драгоценную жизнь.
Это в битвах рожденный,
пропитанный кровью и
потом,
самый истинный,
самый русский
гуманизм.
1942

****

РАССВЕТ

Я засыпаю на закате
и просыпаюсь па заре.
Под небесами
в хвойной хате
хлопочут птицы на горе.

Идет кабан на кабана,
ковыль дымится на ветру.
И отступает тишина
за перевалы поутру.

Как порванные небеса,
лежат озера синие.
Люблю леса осенние!
И с поводка спускаю пса.

И он ползет по бережку.
Потом прыжок —
и он в пруду.
Он тянет утку,
на ходу
выплевывая перышки.

Я жду его под ивами,
как на земле ничьей.
С глухими переливами
течет ручей.

Я достаю два кремешка
и высекаю искру.
Снимаю сумку с ремешка
и вынимаю миску.

Готовлю ужин на двоих.
Горит костер у ног моих,
вокруг трава в золе.
И я среди ветров степных,
среди собратьев кочевых —
как равный на земле.
1946

*****

ЛЕС

Карпатские дубы
в листве бледно-зеленой,
как будто бы столбы,
как будто бы колонны...

Шершавая кора
под мхом голубоватым,
в зарубках топора —
в коричневых заплатах.

Как башня, душный лес.
В прогалину — в оконце —
с безоблачных небес
наотмашь греет солнце.

Система мощных линз
мне прижигает спину.
...Бегут деревья вниз,
и я спешу в долину,

и птичий перезвон
становится все глуше.
Там тинистый затон
на самой кромке суши.

Я для тебя сорву,
когда приду к затону,
волшебную траву —
шальную белладонну,

чтоб любовалась ты
карпатскими лесами,
на травы и цветы
чтобы смотрела ты
огромными глазами.

Но ты нашла в лесу
в чащобе лесоруба:
он всю эту красу
валил на землю грубо.

И ты права опять:
сейчас нужней Карпатам
не лес, чтоб в нем гулять,
а бревна — новым хатам.
1946-1947

*****

НОВОСЕЛЬЕ

Осень скачет сквозь ненастье
на поджаром иноходце.
Иноходец рыжей масти,
грива в легкой позолотце.
Там, где соляные копи,
где тропинка круто вьется,
осень
прямо на галопе
осадила иноходца,
соскочила у колодца,
постояла у окна.
И
как прыснет,
как зальется
и как зашумит она!

Говорят ей из окна:
— Заходите, осень!
Просим!
Хватит сала и вина
и веселья хватит,
осень!—
В этом доме новоселье
солотвинского горняка.

Дом горняцкою артелью
выстроен наверняка.
Камень в камень
ладно втесан,
и в стене бревно к бревну
так приструганы.
как осень
к урожаю и вину.

Зван сюда маляр бродячий —
брел он мимо по лесам.
Пожелать зашел удачи
нехмелеющим гостям.
Он желает солекопам
полной чаши,
долгих лет.

...И уже по горным тропам
пробирается рассвет.

Но опять смычки коснулись
струн тугих.
Все очнулись,
все качнулись,—
танцев не видал таких!

Закружился каруселью
новый дом,
и невпопад
разноцветною метелью
закружился листопад.

И не разобрать с налету —
ярче кто, шибче кто?
Сыплет осень позолоту
на карпатское плато
и опять коня торопит
через дымный перевал.

...Короли окрестных копей
спать идут на сеновал.
1946

*****

ОСЕНЬ

Перешагнула осень порог —
и
в Закарпатье.
Каждая рощица
и бугорок
в ситцевом платье.
В каждое озеро клены глядят,
листья роняя.
— Здравствуй,—
сказал
запыленный солдат,—
область моя нестепная.
Камень на камне,
дуб на дубу,
ветер на ветре.
Я не кляну
ни тебя,
ни судьбу.
Верьте —
не верьте.
Ты и такая мне дорога,
многих дороже.

Встанут
до самого неба стога,
будут
плоты осаждать берега,
в камни скуем бездорожье.
Здравствуйте, рощи!
Будьте добры
кланяться в ноги.
Вон лесорубы
острят топоры,
сев у дороги.
Вон лесорубы
песни поют.
Слушайте, рощи.
Я не слыхал за дорогу свою
лучше
и проще.
В песне особенные слова —
все про свободу.

...С кленов оранжевая листва
падает в воду.
Листья
плотами
стоят у запруд,
пляшут на месте.

...Осень и зрелость,
песня и труд —
издавна вместе.
1946

****

УРОЖАЙ

Светлеет запад и восход
по расписанью ночи.
И золотистый небосвод
ветрами обмолочен.

И горный округ озарен
скупым свеченьем зерен,
распахнут с четырех сторон
и, как амбар, просторен.

Гуцулы сходят с облаков
в долину строить хаты.
Летят под перезвон подков
во все колхозы сваты.

И на базарах дотемна
не утихает гомон.
Ты не увидишь из окна,
как этот мир огромен.

Ползут груженые возы,
покрыты белой пылью,
Как радуга после грозы,
приходит изобилье,
1946

****

МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.

Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.
1945

 Альбина,большое спасибо!И было ему всего лишь 31 год!Страшная потеря.

Спасибо,Альбина! 

Замечательного поэта ты помянула.

И это все о нем....

⁣Он приехал в столицу из зелёного тёплого Киева с мечтою стать бушующим и беспокойным поэтом. Здесь он выглядел провинциалом в широких парусиновых брюках и ковбойке. Рукава были закатаны выше локтя и обнажали загорелые крепкие руки.

Таким Семён вышел из поезда на Киевском вокзале столицы.

Он стал студентом Московского института философии, литературы и истории имени Чернышевского (МИФЛИ). Семёну нравилось вести дневник и, отправляясь в столицу осуществлять мечту, он сделал в нём запись:

«Если ты ни разу не задыхался от любви или горя, стихов не пиши».

Сам же Семён жадно изучал литературу и поэзию, пытаясь что-то для себя почерпнуть, чему-то научиться.

Он поглощал произведения Эрнеста Хемингуэя и Джека Лондона.

Его восхищали стихи поэтов Николая Тихонова и Велимира Хлебникова.

С ревностью он следил за становлением поэзии нового поколения – Бориса Пастернака и Константина Симонова.

Пытался подражать Всеволоду Багрицкому, одно время увлёкся поэзией Владимира Маяковского.

В мае 1941 года у Гудзенко закончился первый дневник, он завёл следующий и в шутку назвал его «Жалобной книгой».

Парень успел сделать только одну запись, такую понятную для бедных студентов:

«Денег нет, и не у кого занять».

Когда Семён сдавал экзамены за второй курс, в Советский Союз вторглись немецкие оккупанты. Как и многие его друзья, последнее время он предчувствовал неизбежность войны.

Родители

Юность

⁣Война

Спустя три недели после вероломного нападения Семён с однокурсниками решил записаться на фронт – в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения.

У Гудзенко были проблемы со зрением, и ему сначала отказали. Но бои уже были под его родным Киевом. В юношеском сердце такие новости отзывались острой болью, с большим трудом Семёну всё-таки удалось попасть на фронт.

Для него это было важно: в общем строю со всеми советскими людьми гнать с родной земли немцев. Он завёл себе военную книжку для записей боевых эпизодов и стихов. Только вместо поэтических строк там сначала появились конспекты занятий по подрывному делу.

До войны ребята были филологами и спортивными рекордсменами, а из них по ускоренной программе готовили разведчиков и подрывников.

Через два-три месяца отряды спецназа уже ходили в тыл врага.

В сентябре 1941 года немцы рвались в Москву, а ребят готовили к уличным боям в столице.

Но 6 ноября Гудзенко вместе с другими курсантами принимал присягу во дворе Литинститута, а 7 ноября прошёл по Красной площади во время легендарного парада.

На следующий день он уже был в прифронтовой полосе.

В диверсионных группах забрасывался в оккупированные области – Смоленскую, Калужскую, Брянскую.

2 февраля 1942 года Гудзенко получил осколочное ранение миной в живот. Больше всего он не хотел такой раны, куда угодно – в ногу, руку, плечо, только не в живот.

После этого его признали негодным к строевой службе.

⁣Фронтовой поэт

Некоторые поэты о таком только мечтают: первые опубликованные стихи – и сразу лидерство среди нового поколения.

Именно лидером называли Семёна Гудзенко многие фронтовые поэты, которые, так же, как и он, начали свой литературный путь на полях Великой Отечественной войны.

В своих стихах Семён очень точно передавал все тонкости окопного, неприкрашенного быта; клич победы, ради которого жили и шли на смерть; крики ненависти и боли, переполнявшие каждого и на фронте, и в тылу:

«Я был пехотой в поле чистом»;

«Моё поколение»;

«Могила пилота»;

«На снегу белизны госпитальной»;

«Мы не от старости умрём»;

«Небеса»;

«Баллада о дружбе»;

«Надпись на камне»;

«Первая смерть»;

«Победитель»;

«Подрывник».

Талант молодого поэта был отмечен мастерами слова на его первом творческом вечере, которой прошёл весной 1943 года.

Поэтесса Маргарита Алигер назвала его стихи очень земной поэзией, в которой чувствуется, как бьётся живой пульс и по-настоящему трепещет жизнь.

Все стихи, которые прочитал Гудзенко на своём первом творческом вечере, были рождены на войне.

Поэт покинул фронт из-за попавшего в него осколка мины.

Долго оправлялся он от тяжёлой раны, больше года скитался по госпиталям.

И всё это время плодотворно писал стихи, где мыслями возвращался к увиденному в первый год войны...........

⁣С лета 1942 года, после того, как Семёна подлечили и выписали из госпиталя, он стал сотрудником газеты «Победа за нами».

По вечерам он читал свои стихи в литературном институте, в клубе МГУ.

С 1943 года Гудзенко работал военным корреспондентом в газете «Суворовский натиск».

Вместе с другими выездными редакциями он исколесил всю территорию страны.

День Победы встретил в Будапеште.

За свои боевые и творческие заслуги Семён получил награду – Орден Отечественной войны II степени.

⁣Послевоенная деятельность 

После войны поэт трудился в военной газете на должности корреспондента.

Он изъездил Среднюю Азию, Западную Украину, Туву.

Он практически не задерживался в Москве. В Курской области поэт наблюдал за тем, как происходит посевная, а на Украине уборка урожая. Везде помимо основной работы он читал свои стихи, прослушивал молодых поэтов, редактировал их начинающуюся поэзию.

Каждый год выходил новый сборник его стихов:

1947 – «После марша»;

1948 – «Битва», «Закарпатские стихи»;

1949 – «Поездка в Туву»;

1950 – «Дальний гарнизон»;

1953 – «Новые края».

Сколько бы ещё хороших стихов смог написать Семён, если бы так рано не остановилось его сердце.

Личная жизнь

Поэт был очень счастлив в браке со своей женой – Ларисой Алексеевной Жадовой. Она была дочерью советского военачальника, по образованию искусствоведом.

В 1951 году у супругов родилась дочь Катя, в которой Семён души не чаял.

⁣Через четыре года после смерти мужа Семёна Лариса Алексеевна вышла замуж второй раз за поэта Константина Симонова, который удочерил Катю.

Сейчас Екатерина Симонова-Гудзенко заведует кафедрой истории и культуры Японии в институте стран Азии и Африки при МГУ.

Болезнь и смерть

В сентябре 1951 года у Семёна начались очень сильные головные боли. Медики установили диагноз – опухоль головного мозга, которая стала последствием военной контузии.

Ему сделали две серьёзные операции. Он был прикован к постели и точно знал, что в скором времени умрёт, но продолжал писать стихи.

В последние месяцы он смог только диктовать свои строки.

Его не стало 12 февраля 1953 года, в этот момент поэт находился в клинике нейрохирургии.

Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.  

ПЕРЕД АТАКОЙ-его оч.известное стихотворение....  

Голос Семена Гудзенко.....  

Семён скончался, когда ему вот-вот должен был исполниться 31 год, в самом расцвете сил.

У него была поразительная внешность – лицо открытое и благородное, очень красивое.

Казалось, что он создан для того, чтобы передавать любые сильные чувства.

Он был общительным, простосердечным и отзывчивым человеком, имел неисчерпаемый запас весёлости и юмора.

Но самое главное, что за такую короткую жизнь он успел стать счастливым во всём – в любви, работе, быту, странствиях, дружбе…

Борис Хмельницкий читает Гудзенко-1966 год.....  

ВЫСОЦКИЙ  читает Гудзенко-1974 год  

АЛЬБИНА,Большое тебе СПАСИБО за пост,за стихи ,за ПАМЯТЬ и интересную информацию!!

Татьяна, большое спасибо!!! Ты замечательно раскрыла тему!!! Прекрасное дополнение! 

Такой молодой, красивый... Как мало он прожил. А сколько молодых не раскрылось... сколько семей не сложилось, сколько детишек не родилось... :( 

Спасибо! Сколько их,молодых и таких талантливых,ушедших так рано.....но ПАМЯТЬ о них -ЖИВА! И будет жить!

Будем помнить.

Семен Гудзенко

Нужно помнить, чтобы не повторился ужас войны!

Если бы от нашей ПАМЯТИ что-то зависело. Нас об этом спрашивать не станут,Альбина.....войны идут,и люди продолжают гибнуть.