akaz66Сергей Наровчатов - нЕкоторые стихи поэта фронтовика.
Сергей Наровчатов - нЕкоторые стихи поэта фронтовика.
TatianaСпасибо.
Добавлю немного из того, что читала
Сергей Наровчатов-Алые Паруса.
| Сказками я с дочкой провожаю Каждый день вечернюю зарю: Коням в стойлах гривы заплетаю, Перстни красным девушкам дарю.
И от перьев пойманной жар-птицы Обгорают пальцы у меня, А звезда во лбу у царь-девицы Светит ночью ярче света дня.
Но в глаза мне дочка смотрит прямо: - Расскажи мне сказку поновей, Сказку, что когда-то ты и мама Полюбили в юности своей.
Ох, как не люблю я просьбы эти!.. Всё ж придётся рассказать. Изволь, Ну, так вот. Жила-была на свете Девочка по имени Ассоль.
Странная она была девчонка - Только к морю направляла взгляд, Принимая каждую лодчонку За пунцовопарусный фрегат.
Платьишко - заплата на заплате. Но упрямо сжат был дерзкий рот; «Капитан приедет на фрегате, И меня с собою заберёт!»
Как жилось девчонке этой трудно, Легче даже Золушке жилось! Но уж как мечталось непробудно! А в мечтах и радости и злость.
Злость к подругам, к мелочным соседям, Для которых сказка - лишь обман, Кто твердит: «Вовеки не приедет Твой великолепный капитан».
Зависть не нуждалась и в ответе!.. Ветром принесло морскую соль, И, её вдохнувши, на рассвете Выбежала на берег Ассоль.
Море ноги ей расцеловало, А она, легко вбежав в прибой, Даже чаек крик перекричала, И её услышал рулевой.
Брызги волн ей замочили юбку, Холоден был утренний туман... Но уже неслась навстречу шлюпка, И стоял на шлюпке капитан.
У Ассоль спросил он только имя, И тогда-то, ослепив глаза, Сказка окаянная над ними Алые взметнула паруса!
Так я дочку развлекаю к ночи... Пусть про нас с усмешкой говорят, Что от парусов остались клочья И на камни наскочил фрегат.
А на этих клочьях только дыры, Да и те, мол, выточила моль, Что половиками для квартиры Бросила их под ноги Ассоль.
Что, мол, капитан теперь в отставке, Путь его - не впрямь, а наугад... Дочка! Мы внесём свои поправки: Люди ведь неправду говорят!
Дочка отвечает: - Что за толки! Мы рассеем их за полчаса. Я сама сумею без иголки, Снова сшить такие паруса,
Что корабль сорвётся сразу с мели, Полетит в морскую синеву... - Только бы мы вместе захотели Эту сказку вспомнить наяву! 1954 |
Сергей Наровчатов-МОЯ ПАМЯТЬ.
| Когда-то, до войны, я был в Крыму. Со мною шло, не зная, как назваться, То счастье, о котором ни к чему, Да и не стоит здесь распространяться.
Оно скользило солнечным пятном По штукатурке низенького дома, По мокрой гальке шлялось босиком В пяти шагах от вспененного грома.
Бросало в разноцветные кусты Цветы неугасимые и росы, На ласточкиных крыльях с высоты Кидалось в тень приморского утёса.
И - что с того? Ну, было, да прошло, Оставив чуть заметные приметы: Для посторонних - битое стекло, Для сердцем переживших - самоцветы.
Не так давно я снова был в Крыму. Со мною шла, на шаг не отставая, Нещадная ни к сердцу, ни к уму, Горячая, щемящая, живая.
И одолела. Вспомнив до конца, Я бросился на камень молчаливый, На камень у знакомого крыльца, Поросшего бурьяном и крапивой.
И я спросил: - Ты всё мне скажешь, боль? Всё без утайки? Всё, мой друг жестокий? Неужто век нам маяться с тобой, Неужто вместе мерять путь далёкий?
Я спрашиваю снова: чья вина? Приговорённый зваться человеком, Я четверть века всем платил сполна За всё, что не сполна давалось веком.
Я не был скуп. Цена добра и зла Была ценой и мужества и крови... И я был щедр. Но молодость прошла, Не пожелав и доброго здоровья.
Я знаю, снова просквозят года... И вновь, как в повторяющемся чуде, Сюда придут, опять придут сюда И юные и радостные люди.
И девушка, поднявшись на крыльцо, Прочтёт свою судьбу по звёздной книжке И спрячет побледневшее лицо В тужурку светлоглазого парнишки.
Пусть будет так. Пусть будет к ним добрей Жестокое и трудное столетье. И радость щедрых и прекрасных дней Получат полной мерой наши дети.
И нашу память снова воскресит В иной любви живительная сила, И счастье им сверкнёт у этих плит Поярче, чем когда-то нам светило! Октябрь 1947, Крым |
Сергей Наровчатов-ВОЛЧОНОК.
| Я домой притащил волчонка. Он испуганно в угол взглянул, Где дружили баян и чечётка С неушедшими в караул.
Я прикрикнул на них: - Кончайте! Накормил, отогрел, уложил И шинелью чужое несчастье От счастливых друзей укрыл.
Стал рассказывать глупые сказки, Сам придумывал их на ходу, Чтоб хоть раз взглянул без опаски, Чтоб на миг позабыл беду.
Но не верит словам привета... Не навечно ли выжгли взгляд Чёрный пепел варшавского гетто, Катакомб сладковатый смрад?
Он узнал, как бессудной ночью Правит суд немецкий свинец, Оттого и смотрит по-волчьи Семилетний этот птенец.
Всё видавший на белом свете, Изболевшей склоняюсь душой Перед вами, еврейские дети, Искалеченные войной...
Засыпает усталый волчонок, Под шинелью свернувшись в клубок, Про котов не дослушав учёных, Про доверчивый колобок.
Без семьи, без родных, без народа... Стань же мальчику в чёрный год Ближе близких, советская рота, Вместе с ротой - советский народ!
И сегодня, у стен Пултуска, Пусть в сердцах сольются навек Оба слова - еврей и русский - В слове радостном - человек! Январь 1945, Польша |
| Сергей Наровчатов
| |
|
| |
|
|
|
|
ЧУДО В день, когда навек угаснут силы, В сердце не останется огня, Соберутся у моей могилы Женщины, любившие меня.
В ясный день чуть видный свет заблещет, И, от горя изжелта-бледна, Надо мной лучи свои расплещет Скромная красавица луна.
Частых звезд усеют небо гроздья - Знают звезды, как я их люблю!- И сорвутся и помчатся звезды, Упадут на мать сыру-землю,
И смолистые обронят слезы Северные сосны в этот день, Тульские расплачутся березы, Загорюет волжская сирень.
И, простив мне грубые замашки - Я ромашки рвал, чтобы гадать,- Лепестки протянут мне ромашки, Чтоб меня хоть раз поцеловать.
И, грустя о вольном человеке, Вольную свою возвысив речь, Зашумят и забушуют реки: "Без тебя нам скучно к морю течь!"
И вот тут от края и до края Всколыхнется русская земля, Молвит: "Я тебя не принимаю, Встань, взгляни на долы и поля!
Многое видала каждый день я, Молода, хоть и стара на вид. Так же, как люблю я дни рожденья, Так же не люблю я панихид.
Был ты окружен моей заботой, Ты ее пока не оправдал... Поднимайся! И сполна работой Все отдай, что взял, но не отдал!"
И тогда-то весело и гневно, Не в пример другим друзьям моим, Дерзко скажет Ольга свет Сергевна: - Мы его сейчас же воскресим!
И, смеясь, целуя в обе щеки, Шепчет дочь, нимало не скорбя: - Помоги мне выучить уроки, Двойку получу я без тебя!
Матери и дочке подчиняясь (Мне всего дороже дочь и мать), Я рывком из гроба поднимаюсь Жизнь и продолжать и начинать,
С памятью об этом чудном чуде Долго я на свете буду жить, Буду жить, пока не скажут люди: - Все, что мог, сумел он совершить! 1955 |
| Сергей Наровчатов | |||||||||||||||
 | |||||||||||||||
| Дата рождения: | |||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | |||||||||||||||
| Дата смерти: | |||||||||||||||
| Место смерти: | |||||||||||||||
| Гражданство (подданство): | |||||||||||||||
| Род деятельности: | |||||||||||||||
| Направление: | |||||||||||||||
| Жанр: | |||||||||||||||
| Язык произведений: | |||||||||||||||
| Дебют: | стихотворение «Семён Дежнёв» (1941) | ||||||||||||||
| Премии: | | ||||||||||||||
| Награды: |
| ||||||||||||||
Награды и премии
- Герой Социалистического Труда (1979)
- два ордена Ленина
- орден Отечественной войны II степени (20.4.1945)
- орден Трудового Красного Знамени
- орден Красной Звезды (2.10.1944; был представлен к ордену Отечественной войны II степени)
- медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
- медаль «За оборону Ленинграда»
- медаль «За оборону Москвы»
- медаль «За боевые заслуги» (29.10.1943)
- юбилейные медали
- Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1974) — за поэму «Василий Буслаев» (1967)
СЕТЬ.
___keepration_220x220.jpg "foto-1-(convert.io)")
Серге́й Серге́евич Наровча́тов (3 октября 1919, Хвалынск — 22 июля 1981, Коктебель) — русский советский поэт. Герой Социалистического Труда (1979).
С. Наровчатов родился 3 октября 1919 года в Хвалынске, детство провёл в Москве, в 1933 году вместе с матерью переехал в Магадан, где в заключении находился его отец, там и окончил среднюю школу № 1 (старейшую в Магадане, ныне - лицей им. Н.К. Крупской).
Окончил Институт философии, литературы и истории (МИФЛИ) и Литературный институт имени А. М. Горького (1941). Кандидат филологических наук.
Участник советско-финской и Великой Отечественной войны. С декабря 1941 года военный корреспондент газеты 2-й ударной армии.
Творчество
Дебютировал в печати в 1935 году стихотворением в газете «Колымская правда».
Первая профессиональная публикация — «Семён Дежнёв» в журнале «Октябрь» в 1941.
Тема войны на много лет определила творчество Наровчатова.
За свою жизнь опубликовал более 40 книг - поэзия, проза, литературоведение, критика, публицистика и др.
Первый сборник его стихов «Костёр» вышел в Москве в 1948 в году. Потом последовали «Солдаты свободы» (1952), «Взыскательный путник» (1963).
Тема войны оставалась одной из самых важных и в более поздних книгах «Четверть века» (1965), «Через войну» (1968), «Знамя над высотой» (1974), «Боевая молодость» (1975) и в поэме «Фронтовая радуга» (1979).
Другие сборники стихов: «Пёс, девчонка и поэт» (1965), «Полдень» (1969) «Ширь» (1979); поэма «Пролив Екатерины» (1956).
Автор книг: «Необычное литературоведение» (1970), «Атлантида рядом с тобой. Критика, полемика, размышления» (1972), «Мы входим в жизнь: Книга молодости» (1978) и других литературно-критических и публицистических работ.
Наровчатов подписал письмо группы советских писателей в редакцию газеты «Правда» 31 августа 1973 года о Солженицыне и Сахарове.
Главный редактор журнала «Новый мир» (с 1974).
22 июля 1981 года Наровчатов умер в Коктебеле (по другим сведениям в Феодосии) от осложнений диабета, приведших к гангрене ног. Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.
Взято из ВИКИ...
В те годы
Я проходил, скрипя зубами, мимо
Сожжённых сел, казнённых городов,
По горестной, по русской, по родимой,
Завещанной от дедов и отцов.
Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях.
И вороньё кружилось без боязни,
И коршун рвал добычу на глазах,
И метил все бесчинства и все казни
Паучий извивающийся знак.
В своей печали древним песням равный,
Я сёла, словно летопись, листал
И в каждой бабе видел Ярославну,
Во всех ручьях Непрядву узнавал.
Крови своей, своим святыням верный,
Слова старинные я повторял, скорбя:
- Россия, мати! Свете мой безмерный,
Которой местью мстить мне за тебя?
1941
***
На церкви древней вязью: «Люди - братья».
Что нам до смысла этих странных слов?
Мы под бомбёжкой сами как распятья
Лежим среди поваленных крестов.
Здесь просто умирать, а жить не просто,
С утра пораньше влезли мы в беду.
Хорош обзор с высокого погоста,
Зато мы сами слишком на виду.
Когда ж конец такому безобразью?
Бомбит весь день... А через чадный дым
Те десять букв тускнеют древней вязью.
Им хоть бы что!.. Гранатой бы по ним!
Иными станут люди, земли, числа.
Когда-нибудь среди других часов,
Возможно, даже мы дойдём до смысла,
Дойдём до смысла этих странных слов.
Октябрь 1941
***
Лгущая красивыми строками!
Мы весь ворох пёстрого тряпья
Твоего, романтика, штыками
Отшвырнули напрочь от себя.
Но опять над тишью мирных улиц
Ты встаёшь, не тронута ничем.
Посмотри, какими мы вернулись,
Вспомни не вернувшихся совсем.
Что ж теперь? Ломиться в ворота ли,
В тихое ль окошко постучать?
Господи! Мы многое узнали,
То, чего вовек не надо б знать.
Запевая песни удалые,
Мы сшибали шапки набекрень...
Камни не щадя, о мостовые
Мамы наши бились в этот день.
1940
*********************************************************
***
Ни у кого и ни за что не спросим
Про то, что не расскажем никому...
Но кажутся кривые сучья сосен
Застывшими «зачем» и «почему».
И снова ночь. И зимний ветер снова.
Дорога непокорная узка...
О, смертная и древняя, как «Слово»,
Как Игорь и как половцы, тоска!
1940
РУССКИЙ ПОСОЛ ВО ФЛОРЕНЦИИ
(XV век)
Пускай живет по-бесерменски,
Кто хочет в ад попасть живьем...
В латинском городе Флоренске
На свой обычай мы живем.
Соблазн чужого своевольства
Не ввергнет нас в постыдный грех.
Стоит Великое посольство
На том, что мы превыше всех.
Что в древней вере мы не шатки,
Что все как было будет впредь...
В двух шубах и в горлатной шапке
В июльский полдень буду преть.
Осипну в споре с толмачами,
Сличая с нашим ихний слог,
Чтоб нужных строк не умолчали,
Не переврали б важных строк.
Нет, это дело не простое,
Терпя жару и маету,
Заставить Дука слушать стоя,
Пока я грамоту дочту.
В ней речь о том, что к пущей славе,
К приумножению красы
Нужны искусники Державе,
Нужны умельцы на Руси,
Зане мы в них имеем нужду,
То за ценой не постоим.
Пускай Москве сослужат службу,
Москва да будет третий Рим.
Во славу нашу бесермены
Помогут грешною рукой
Воздвигнуть башни, церкви, стены,
Твердыню над Москвой-рекой.
Тут не нужна, избави боже,
Ума лукавая игра,—
Нам мастера нужны построже,
Нужны потверже мастера.
А то и в немцах и в латинах
Одни разврат и баловство.
Везде на расписных холстинах
Нагое видишь естество.
В цветах диковинных поляны,
А вкруг полян, смущая взгляд,
Русалки, ведьмы и полканы
Бесстыжим мармором блестят.
Но сколь прелестна эта скверна!
Я сам поддался сатане,
И баба голая Венерка
Мне стала чудится во сне.
Вконец намучусь и намычусь,
Но все ж до проку доберусь.
Лаврентий прозвищем «Медичис»
Пошлет искусников на Русь.
Наказ исполню государев
И успокоюсь без затей
Подальше от заморских марев
В тишайшей вотчине своей.
Флоренция — Коктебель, 1967
**************************************************************
ВАРИАЦИИ ИЗ ПРИТЧ
Много злата получив в дорогу,
Я бесценный разменял металл,
Мало дал я Дьяволу и Богу,
Слишком много Кесарю отдал.
Потому что зло и окаянно
Я сумы страшился и тюрьмы,
Откровенье помня Иоанна,
Жил я по Евангелью Фомы.
Ты ли нагадала и напела,
Ведьма древней русской маеты,
Чтоб любой уездный Кампанелла
Метил во вселенские Христы.
И каких судеб во измененье
Присудил мне Дьявол или Бог
Поиски четвертых измерений
В мире, умещающемся в трех.
Нет, не ради славы и награды,
От великой боли и красы,
Никогда взыскующие грады
Не переведутся на Руси!
Между 1954 и 1956
******************************************************************
Пёс, девчонка и поэт
Я шёл из места, что мне так знакомо,
Где цепкий хмель удерживает взгляд,
За что меня от дочки до парткома
По праву все безгрешные корят.
Я знал, что плохо поступил сегодня,
Раскаянья проснулись голоса,
Но тут-то я в январской подворотне
Увидел замерзающего пса.
Был грязен пёс. И шерсть свалялась в клочья.
От голода теряя крохи сил,
Он, присуждённый к смерти этой ночью,
На лапы буйну голову склонил.
Как в горести своей он был печален!
Слезился взгляд, молящий и немой...
Я во хмелю всегда сентиментален:
- Вставай-ка, брат! Пошли ко мне домой!
Соседям, отказав в сутяжном иске,
Сказал я: - Безопасен этот зверь.
К тому ж он не нуждается в прописке! -
И с торжеством захлопнул нашу дверь.
В аду от злости подыхали черти,
Пускались в пляс апостолы в раю,
Узнав, что друга верного до смерти
Я наконец нашёл в родном краю.
Пёс потучнел. И стала шерсть лосниться.
Поджатый хвост задрал он вверх трубой,
И кошки пса старались сторониться,
Кошачьей дорожа своей судьбой.
Когда ж на лоно матери-природы
Его я выводил в вечерний час,
Моей породы и его породы
Оглядывались женщины на нас.
Своей мечте ходили мы вдогонку
И как-то раз, не зря и неспроста,
Случайную заметили девчонку
Под чёткой аркой чёрного моста.
Девчонка над перилами застыла,
Сложивши руки тонкие крестом,
И вдруг рывком оставила перила
И расплескала реку под мостом.
Но я не дал девице утопиться
И приказал послушливому псу:
- Я спас тебя, а ты спасай девицу. -
И умный пёс в ответ сказал: - Спасу!
Когда ж девчонку, словно хворостинку,
В зубах принёс он, лапами гребя,
Пришлось ей в глотку вылить четвертинку,
Которую берёг я для себя.
И дева повела вокруг очами,
Классически спросила: - Что со мной?
- Посмей ещё топиться здесь ночами!
Вставай-ка, брат, пошли ко мне домой!
И мы девчонку бедную под руки
Тотчас же подхватили с верным псом
И привели от муки и разлуки
В открытый, сострадательный наш дом.
С утопленницей вышли неполадки:
Вода гостеприимнее земли -
Девицу вдруг предродовые схватки
Едва-едва в могилу не свели.
Что ж! На руки мы приняли мужчину,
Моих судеб преемником он стал,
А я, как и положено по чину,
Его наутро в паспорт записал.
Младенец рос, как в поле рожь густая,
За десять дней в сажень поднялся он,
Меня, и мать, и пса перерастая, -
Ни дать ни взять, как сказочный Гвидон.
В три месяца, не говоря ни слова,
Узнал он все земные языки,
И, постигая мудрости основы,
Упрямые сжимал он кулаки.
Когда б я знал, перед какой пучиной
Меня поставят добрые дела:
Перемешалось следствие с причиной,
А мышь взяла да гору родила!
В моём рассказе можно усомниться
Не потому, что ирреален он,
Но потому, что водка не водица,
А я давно уж ввёл сухой закон.
И в этот вечер я не встал со стула.
История мне не простит вовек,
Что пёс замёрз, девчонка утонула,
Великий не родился человек!
Январь 1959
****************************************************************
Забавное сходство c известным актёром, не так ли?)))