-Сообщает диспетчер скорой помощи, Егор Васильевич, на Труда, 8 в 35-й квартире снова отравился бытовой щелочью некий Ли Дмитрий Игнатьевич, на выезд поедете? Или это шутка какая-то глупая? -Ничего не шутка, этот юный самоубийца никак не остав
-Сообщает диспетчер скорой помощи, Егор Васильевич, на Труда, 8 в 35-й квартире снова отравился бытовой щелочью некий Ли Дмитрий Игнатьевич, на выезд поедете? Или это шутка какая-то глупая?
-Ничего не шутка, этот юный самоубийца никак не оставит меня впокое! – Егор еле сдерживал смех, но перед диспетчером не стоило этого показывать, вызов прими, зарегистрируй, а машину не надо, это напротив, я пешком быстрее добегу!
-Может на психиатрию передадим, уже второй раз за неделю! – не унимался диспетчер
-Сначала я из него щелочь откачаю, а затем уже сам с психиатром побеседую! – весело крикнул Егор, тут же бросил трубку, схватил свой чемоданчик и побежал на улицу Труда.
Дверь была открыта, на кровати лежал и пусто сморел в потолок молодой человек лет двадцати семи, китайской наружности. Егор остановился над ним и внимательно посмотрел ему в глаза. Дмитрий медленно перевел взгляд на него, потом на дверь..., прислушался и сел.
-Я думал ты с бригадой приедешь... – печально сказал он.
-Дим, я, конечно, все понимаю, но не два же раза в неделю!
Дмитрий молчал. Егор досадливо махнул рукой, потрепал его по макушке и утроился в кресле напротив.
-Что, опять?- деловито спросил он.
-Да, опять ребенок, - начал Дмитрий, но тут же осекся и сказал, - но я не с этим тебя позвал!
- Но ты с этого начал! – тихо ответил доктор. Он заметил, что Дмитрий сегодня чересчур печален. Обычное тоскливое состояния Егор расценивал как норму у своего главного пациента, но сегодня это превышало все границы, поэотму он решил дать ему выговориться, - но ты можешь продолжить о чем хочешь.
- А ты правда не злишься, что я снова тебя вызвал? – Егору показалось, что Дмитрий немного улыбнулся.
-Вовсе нет, ведь ты-мой главный пациент, ну по крайней мере пока у меня нет детей, китайчик!
При слове «китайчик» Егор улыбнулся, он произносил его как-то особо мягко и ласково, словно Дмитрий был его единственным и любимым ребенком. Но сегодня Дмитрий как-то странно отреагировал на это слово. Он резко встал и подошел к окну. Глядя на темнеющую улицу, он нервно настукивал незнакомый Егору мотив, резкий, настойчивый, озлобленный. Зажужжал мотор, по улице медленно проехала иномарка и прпарковалась в далеке. Дмитрий так же резко, как и начал, оборвал мотив и посмотрел на Егора.
-Когда же это кончится? – как-то тихо спросил он.
-Что «это», твоя болезнь или эта твоя история с детьми? – мягко выпытывал Егор.
Казалось Дмитрий был вовсе не настроен продолжать диалог, он даже не слушал доктора. Он медленно отошел от окна, подошел к двери, пощелкал замком. Внимательно прослушав каждый щелчок, он опустил последний раз палец он собачку замка, нажал до упора, выждал несколько секунд и резко отпустил, замок щелкнул настолько резко и гулко, что Егора даже несколько отдернуло в сторону.
-Как же ты чувствителен к звукам, мне до сих пор не понятно, почему тебя не отдали в музыкальную школу, - произнес он , вглядываясь в лицо Дмитрия.
-Ты же знаешь, окна моей детской спальни выходили на обширную магистраль, которая не утихала ни днем, ни ночью. Я привык к резким визгам и свистам, я даже полюбил их. Полюбил сильнее, чем своих родителей, которых видел только во время обеда. Но они работали в администрации, а у работников администрации главная черта – это логика. Видя мою тягу к звукам они отдали меня в спортивную секцию. – Дмитрий говорил, не глядя на Егора. Казалось он говорил это вовсе не ему, а так, просто говорил. Говорил именно то, что так часто повторял сам себе, когда его никто не видит и не слышит, что он даже готов был высказать на бумаге, но позволял слышать только Егору.
Доктора же, наоборот, вполне устраивал такой расклад. Он привык работать именно так: пусть Дмитрий говорит, пусть он выскажет все, что так давно проговаривал внутри себя. И пусть он говорит это не Егору, не доктору, а пусть он говорит это в пустоту, представляя, что его никто не слышит. Именно в такой ситуации Дмитрий скажет все полностью, не скрывая и не приукрашивая. Вот уж тогда Егор и поймет, что так долго терзает его лучшего друга и одноклассника.
-Я любил звуки, меня отдали в спортивную секцию, я полюбил математику, а меня отправили в школу милиции. Я возомнил себя «дядей Степой», помощником народа! Я пошел изучать психологию и философию, но вместо самых лирических струн меня окунули в грязь и помои, мне сказали, что в человеке нет ничего положительного, что всякий толькои надеется, как бы обворовать, ограбить, убить другого. Что кажый человек в душе – убийца, и нет, нет в нем никакого лиризма, даже любви к матери нет. И вот я, профессиональный следователь с небольшим стажем, захожу в гипермаркет и чувствую себя последним вором. А ощущение это создали не кто иные, как люди, установившие камеры внутреннего слежения. Они уже назвали меня вором, они уже смотрят и наблюдают за мной.
Всё это Дмитрий произнес слишком быстро, настолько, что ему даже стало не хватать воздуха. Он вернулся на кровать и свернулся на ней калачиком. Затем пытливо посмотрел на Егора. Егор, очувтсвовав паузу, перевел взгляд со стены на Дмитрия, уловил все эмоции, пробежавшие в его взгляде, и многозначительно посмотрел в потолок.
Это первому встречному показалось бы, что Дмитрий бредит, а Егор давно изучил и его манеру захлебываться в словах, и порхать с темы на тему.
Дмитрий, закрыв глаза продолжал:
-А я и правда любил математику. Это же идеальный, сказочный мир, где все бывает. Там бывает бесконечный синус, как бесконечная дорога. С кочки – на кочку! С кочки – на кочку, и так всю жизнь. По отлогому тангенсу можно кататься на санках, а на гиперболе можно спать, как на месяце. В окружающем мире нет ничего, абсолютно ничего. Вот где ты здесь, например, видишь «три» или «два»? Думаешь это два карандаша на столе? Одна целая восемдесят три сотых, не согласен? Не слишком правдоподобно для реальной жизни. А вот в моём мире..., в моём мире если «два», так ровно два! А если бесконечность, так в никуда!
- А тебе не надоест? – вставил Егор, он тонко чувтсвовал ситуацию и, не давая Дмитрию уйти от наболевшей темы в размышления об идеальном, ловко направил его в нужное русло.
Захлебнувшись в потоке слов, Дмитрий вопринял вопрос как свой собственный.
- Именно, в детском садике я ждал, когда же все это кончится. Не потому, что мне так сильно хотелось в школу, просто я чувствовал себя там неуютно. В летних лагерях я ждал конца смены, в школе ждал выпускного, сейчас жду закрытия этого страшного дела на работе. Чего я и вправду ждал – так это ночи. Ночи, когда все отстанут от меня, оставят меня в покое, я закрою глаза, и буду слушать магистраль...
Но недавно мне пришла страшная мысль в голову: когда я умру и окажусь там... оно же никогда не кончится... Я не смогу ждать конца, которого в принципе никогда не будет! Не надоест ли мне вечность, в которой никогда не будет математической точности?
- Нам ли знать, что там будет, а чего не будет – на такихже тонах, и таким же голосом повторил Егор, - не удобнее ли верить, что «умрешь, а на могилке лопух вырастет»?
-Нет, я не могу представить, что моего сознания не будет. Я могу предположить, что нет моего тела, что нет предметов, окружающих меня, что я лечу в светлом коридоре или нахожусь в черном вакууме, но отсутствие моего сознания... никогда!
Дмитрий запрокинул голову и стал рассматривать паутинку на потолке.
-Знаешь, когда я был маленьким я очень боялся спать в своей кровати. Обои над моим лицом потрескались, и в темноте мне казалось, что в эту трещину шныряют пауки.
-Не подумай, что я хочу посмеяться над тобой, или как-то тебя обидеть... – начал было Егор.
-Бог с тобой, с твоей природной мягкостью, разве ты можешь кого-нибуь обидеть?
Егор поморщился при этих словах, но продолжил так же не возмутимо:
-Мне кажется, иногда ты сам себе врешь
-В смысле, Дмитрий даже перестал вращать пальцем, направленным на паутинку в потолке.
-Ты утверждаешь, что хочешь жить в идеальном мире, отрицая мир существующий, что твоя работа уничтожает тебя, а оружающее совсем не интересует, но пока мы говорим, ты несколько раз обмолвился о своём деле, кроме того, ты даже начал с него.
-С детей с этих что ли?
-Ага, именно.
Дмитрий даже привстал и тупо уставился на Егора.
-Не подумай, что я тебя обидеть хочу.... – начал Егор, но Дмитрий опять встал, подошел к окну.
-Я каждый день заниамюсь самоанализом, задаю себе вопросы, ищу ответ, а тебе удается поставить меня на место одним словом... Иногда обидно признать, что всю жизнь идешь за отголосками.
-Смотри, чтоб самоанализ не превратился в саморазрушение, таков мой тебе диагноз. Выпишу-ка я тебе рецепт на здоровый сон и физические нагрузки, но если станет хуже, придумай не отравление бытовой щелочью, а что-нибудь новенькое.
Дмитрий добродушно засмеялся и сказал
-Падение с пятого этажа подойдет?
-Тогда мне придется везти с собой бригаду, лучше свались с кровати.
-Неужели ты уже уходишь?
-А ведь ты помимо всей этой трескотни и правда хотел поделиться со мной историей по работе?
-Ага, как же ловко ты меня угадываешь. Твой рабочий день уже подошел к концу,позвони на работу, они отпустят тебя. Сейчас придет Никита, принесет сведения с нового ребенка, неужели тебе не интересно послушать?
-Ещё бы они не отпуситили своего заведующего! А Никита. Ты знаешь, своему другу и однокласснику я слепо доверяю, но иногда я удивляюсь его приобретенным знаниям. Уже который раз наш обожаемый паталогоанатом ставит синдром внезапной смерти ребенку школьного возраста. Это же бывает только с грудничками.
-Вот-вот, заодно его и спросишь, хитро заулыбался Дмитрий.
Егор позвонил на работу, сказал, что больному стало гораздно лучше, диспетчер ответил, что вызовов больше не было. Они пили чай и играли в шахматы, пока в одиннадцатом часу не появился Никита.
Никита Юрьевич Кипятков был исполином. Он был рослым, плечастым, грудастым и рукастым. Такими определениямми наградил его Егор, когда осматривал его посл колото-резаной раны на животе в далеком детстве. С тех пор Никита вырос ещё больше, а рана никсолько не зажила, только покрылась матовой корочкой. Ни одна рубаха на Никите не застигалась в груди, а свитера он панически ненавидел, поэтому, ходя с голой грудью даже в январе, он простужался каждую неделю, и был хроническим больным.
Сморкался он громко и харизматично, как сельский барин. Он был единственным паталогоанотомом в маленьком городе, и сегодня он принес сведения по последнему ребенку, сконачвшемуся денеь назад.
В городе стояла странная ситуация – умирали дети школьного возраста, при очень странных обстоятельствах. Вечером они чувствовали себя хорошо, желали спокойной ночи родителям, матери благословляли и целовали их в лоб, закрывали дверь в их детскую спальню, а утром находили их мертвыми. Ни агонии, ни криков не плача, просто ррраз, и все! Смерть происходила на фоне полного физического здоровья, социальных причин тоже не было, материальный достаток в норме, психическое состояние родителей тоже. Поражало лишь одно,
........цензура..........
. Всех умерших детей исследовал Никита Юрьевич, но так ничего и не находил, ни макро ни микро нарушений, даже биохимия была впорядке. Вот и сегодня, он принес краткий ответ следователю и доктору «ничего», смерть на фоне полного физического и психического здоровья.
-Вот именно поэтому я и окрестил это «синдромом внезапной смерти», - язвтельно сказал он Егору, - а вовсе не из-за того, что я плохо учился.
-Ситуация на самом деле сложная, -сказал Дмитрий, - я скоро начну верить в духов и привидений.
-Твои догадки очень близки к твоему типу мышления в принципе, - возразил Егор, - я более склонен считать, что это выходка ловкого и хитрого человека.
.....цензура....
возразил Дмитрий. – А ведь убийца где-то тут, среди нас, в этом маленьком городишке. Черт возьми, я готов поклястся, что знаю всех обитателей этого города, и никого из них я бы не обвинил в убийстве, только если какой-то чужой маньяк приехал к нам в город и прячется где-то в кустах!
-А может... – хотел сказать что-то Егор, но у него резко зазвонил в кармане телефон.
Он приложил руку к одному карману, к другому, к сумке...:
-ах да, я же оставил его в кармане пальто, - он нагнулся к брошенному рядом пальто и вышел.
-Да! Да, я закончил работать, у меня все хорошо. Нет! Нет, не голоден. Я приеду, чуть позже, ночью! Да, все, давай, пока!
Слышно было, что разговор уже окончился, но Егор не появлялся из-за двери.
-Ему, что? Опять Марина звонила – тихо шепотом спросил Никита у Дмитрия.
-Так наверное, я за ними как-то не слежу.
-Так, что там у них, все плохо?
-Почему же, я слышал, что все слишком хорошо, мальчики пойдут – девочки пойдут.
-А почему же всё так плохо?
С чег же ты взял, что всё так плохо?
-Так я тоже между прочим доктор, и я оп голосу определить могу. Вот сейчас уже почти двенадцать, чего ж он домой не идет?
-Так я-то почему знаю, я в этих вопросах вообще не разбираюсь!
Егор вернулся в комнату и мрачно сел.
-Ты сейчас уже уходишь? – пытливо спросил Никита.
-Нет, работу я на сегодня закончил. – грустно ответил Егор.
-А как же Марина? Ты сейчас не с ней разговаривал?
-Да , с ней, но я сегодня к Марине не пойду.
-Так, что же у вас там происходит?
-Да ничего особенного.
-Она такая хорошая у тебя...
-Да, очень хорошая.
-Ты ж любишь её, до потери пульса.
-Да
-Так, что ж домой не идешь.
-Не иду
Никита понял, что это все бесполезно, Егор опять упрямо держался за собственные мысли и не желал распространяться на эту тему.
-Пойдемте гулять, внезапно предложил Егор, на улице сейчас слишком хорошо, кроме того, наш ловкач-убийца явно орудует по ночам, может заметим что-то странное.
Друзья быстро собрались и вышли в ночь.