Нора ЯворскаяЭлеонора Робертовна Яворская (псевд. Нора Яворская) род. 22 марта 1925 г в г. Порхове.
национальность неопределенная (отец Р.Я. Крусткалн – латыш, мать – эстонка).
Окончила Московский институт культуры.

С 1963 – член Союза писателей СССР (теперь – в Союзе писателей Санкт-Петербурга). Заслуженный деятель Эстонии (перевела около 40 книг стихов и прозы эстонских авторов). Опубликовала 10 сборников оригинальных стихотворений. Последний, итоговый, "Сквозь миражи, сквозь грабежи" – в 2001 г.

Моя "внешняя" биография ничем не примечательна, гораздо содержательнее – "внутренняя".

***

Тропинка, в травах пропадая,
пригрелась на земной груди...
Вначале бабушка седая
мне повстречалась на пути...
Я отступила разминуться,
она - прошла, замедлив шаг...
Мне до неё ещё тянуться,
ей до меня - уже никак!
Мы оглянулись, как по знаку,
согласно, словно два крыла...
Я - посмотреть, какою стану...
она - взглянуть, какой была...
Потом навстречу мне девчонка
бегом, коленки заголив...
За ней струился тонко – тонко
какой-то простенький мотив...
Наружу радость, как на блюдце,
печаль пока что в тайниках...
Ей до меня - ещё тянуться,
мне до неё - уже никак!
Она беспечно улыбнулась,
ничуть о жизни не скорбя...
А я ещё раз обернулась...
на позабытую себя.. 

Первой женщине моего сына.

Капелька человеческого потока,
Может, Наташа, а может, Ирина, —
Где-то идет, каблучками цокая,
Первая женщина моего сына.
Первая в жажде, первая в поиске,
Вечная или случайная?
Где повстречается — в парке, в поезде?
Застенчивая? Отчаянная?

Светят коленками
В юбочках «мини»
Студентки и секретарши…
Ты, что проявишь мужчину в сыне,
Моложе его или старше?

Если старше…Смиренно прошу, не
воинственно,
Слов не прячь сокровенных, нежных,
Не вымещай на моем, единственном,
Обиду на твоих прежних.

Чтоб не прошла ты, первая женщина,
По душе сыновней, как трещина.
Чтоб не проклял твои он двери,
Чтоб, ликуя, сердце — в ребро,
Чтобы шел от тебя и верил,
Что женщина — есть добро…

Ну а если моложе… Если
Цел еще и косичек лен, –
Я хочу, чтоб в тебе воскресли,
Сын мой, рыцари всех времен.

Чтоб от первой взрослой постели
Глаза ее не опустели.
Чтоб тобой человечность мерила,
В голосишке чтоб — серебро,
Чтобы шла от тебя и верила,
Что мужчина — это добро.

1968

Мадонна.
Висит в галерее картинной икона:
c рожденным младенцем святая Мадонна.

Скажи мне, Мадонна, под боком у бога
ты так же держалась и чинно, и строго?

Наверное, богу себя отдавая,
была ты, Мадонна, совсем не такая.

Наверное, божьи святейшие руки
ласкали Мадонну не только от скуки.

И пламя, что в теле любовника было,
ты, ставши иконой, едва ли забыла…

Тебя обокрала поповская братия,
изобретя непорочность зачатия.

Мадонне осталось не очень-то много:
лишь боль материнства да бабья тревога.

Не потому ль, вспоминая о дальнем,
глядишь ты с иконы по-вдовьи печально?

***

Мою случайную улыбку
он проглотил, как щука рыбку.
Смахнул, как бабочку с цветка.
Сказал, собрав на лбу морщины:
«Глупа улыбка без причины,
и подозрительна слегка».

Я попусту не конфликтую.
Ушла я в комнату другую,
где улыбалась всем подряд:
в хрустальной вазочке мимозе
и кактусу в нелепой позе,
часам, что на стене висят.

В ответ мне лампочка мигнула,
и распрямилась спинка стула,
и кот мурлыкнул мне: «Привет!»
Здесь были все в ладу со мною
и отзывались мне душою,
которой, якобы, в них нет.

***

Я в двадцать лет судила беспощадно:
мне столько же прожить ещё, и ладно, -
век бабий, как известно, сорок лет.
А дольше жить зачем же? Смысла нет.

Но в двадцать пять немного удлинить
решила я существованья нить:
ну, пятьдесят, но сверх того ни-ни!
К чему старухой коротать мне дни!

А в тридцать к сердцу подступил испуг:
как ускользает время из-под рук!
Коль так пойдёт, глядеть на белый свет
согласна я и шесть десятков лет.

Года всё утекали, как в песок,
и я всё продлевала жизни срок.
К пятидесяти мой подходит путь,
а я до ста мечтаю дотянуть...

И так всё время пребываю я
на полпути земного бытия.

1973

***

А я - вода в ручье журчащем,
я вся - порыв, я вся - добро,
светла я и в лугах и в чаще,
но - заключи меня в ведро,
и я уже черна, как омут,
и неподвижна, как беда.
Нет, не влеки ведёрко к дому -
ведь я текучая вода!
Оставь при мне мои законы,
мою любовь к моим богам
и не ревнуй меня к зелёным
и каменистым берегам.
Тогда вовеки не покину
и никогда не надоем.
Занй, что берущий половину,
владеет всем, владеет всем.

***

Пелагея старая верит
в счастье сына —
где-то пехом он версты меряет
до Берлина.

Вести с фронта,
как дождь в засуху,
ходят редко.
К Пелагее зашла засветло
в дом соседка.

От дверей, лицом невеселая,
говорит Марья:
«Слышь-ко, Нинка моя тяжелая
от твоего парня»…

Пелагея гремит ухватами,
воду грея.
«Мы ведь Нинку твою не сватали, –
говорит Пелагея. —
Мало ли, кто летось хаживал
к твоей Нинке,
вот поди теперь и доказывай,
чье молоко в кринке.
Что вертелась-то Нинка около,
всякий знает,
только брюхом
моего сокола
не поймает…

С чем пришла к Пелагее Марья,
с тем и вышла,
повернула соседку старая,
словно дышло…

Разрешилась Нинка от бремени
сыном к пасхе, —
безотцовщина, не ко времени,
не для ласки.

Пелагея в его сторону
глаз не скосит.
Только вскорости похоронную
ей приносят.

На крыльцо Пелагея грохнулась
сбитой веткой,
а потом по-дурному охнула
и — к соседке.

Не здороваясь,
мимо Марьи,
мимо Нинки —
как слепая, руками шарит
в теплой зыбке.

Из пеленок теплое тельце
вынимает.
Будто к ране,
мальчонку к сердцу
прижимает.

И еще ни о чем не ведая,
слышит Нинка:
«Ох, кровиночка моя бедная!
Сиротинка!»

1969

***
Ворониха учила сына:
"Как жениться, бери ворону,
Мол, вороны-то - домовиты..."

Ворониху сын не послушал,
Мол, вороны - они растрепы.
Присмотрел себе соколиху.

У нее соколиные очи,
У нее соколиное сердце,
У нее соколиные крылья!

Голова у ворона - кругом,
Позабыл, что у соколихи
Соколиные и повадки.

Соколиха стала женою:
Как стемнеет - в гнездо садится,
Рассветет - улетает к солнцу.

День живут - соколиха в небе,
Два живут - соколиха в небе,
Три живут - соколиха в небе...

Осмотрелся в обиде ворон:
У соседей в женах - вороны,
А вороны-то домовиты!

Начал ворон тогда ворону
Из своей соколихи делать,
Чтобы сиднем сидела дома.

Соколиные выел очи,
Соколиное вынул сердце,
Соколиные вырвал крылья.

Нацепил ей вороньи перья,
Поглядел на нее и... бросил.
Улетел искать соколиху.

1968

***
Друг шепнул мне:
«Сегодня, в десять…»
Ветерок прилетел на мол,
из-за туч появился месяц,
а любимый мой – не пришел.

Я себе искусала губы,
целый час простояв одна,
и решила, что он не любит
и что я ему не нужна.

У меня подруга спросила:
«Что с губами? Как из огня!?»
Я ответила: «Это милый
крепко так целовал меня».

1947

***

Полюби меня всерьез.
Не до стона, не до слез,
Не до дрожи огневой,
Не до страсти роковой,
Не до ревности глухой,
Не до нежности слепой…
Полюби до пониманья.
До великого молчанья
Полюби.

1963

***

Сентиментальный домик на песке,-
его в своём я выстроила сердце,
там никогда не запирают дверцы,
там я живу с тобою. Налегке.

Я сбросила тяжёлые плоды:
заботы, опыт, годы и сомненье.
Я променяла зрелось на цветенье,
я заровняла старые следы.

Теперь ничто не разделяет нас.
Хоть произвол и не в моей натуре,
но ты - в моей наивной редактуре-
как по канонам правленный рассказ.

Мне суть твоя доступна и проста,
она в душе не вызовет протеста.
Я счастлива.
Я не страшусь подтекста,
доверчиво ищу твои уста...

Сентиментальный домик...
Наяву
я в настоящем, каменном живу.

Он так надёжен этот прочный дом!
Но я и дня не выдержала б в нём,
когда б не тот,
в далёком далеке
сентиментальный домик на песке.

1966