А Маринка, чем ближе становилась суббота, тем сильнее волновалась. Какая будет погода? Что она наденет? Вроде, в брюках и куртке неудобно на свидание идти. Ах, какое она недавно видела пальто из искусственной замши! С такой красивой отделкой под кожу. Длинное, с пояском и роскошными пуговицами. То, что надо. Но цена!
    Так что же надеть? В старое пальто она уже не влезает. Куртку и юбку? Фи, как некрасиво. Да, проблема!
    И тут мать будто прочла ее мысли:
— Дочка, холодно становится. Надо бы тебе новое пальто купить — старое уже никуда не годится. Ты бы присмотрела, что по душе.
— Мам, я присмотрела. Только оно ужасно дорогое. Но такое красивое!
— Ну сколько?
    Когда Маринка назвала цену, мать даже охнула. Но тут же сказала:
— Ну, что ж. Ты уже заневестилась — тебе одеваться надо. Добавлю из денег, что отцу на костюм откладывала. Походит в старом, может, быстрее на работу устроится. Беги, купи, пока не продали.
    Так у Маринки появилось новое пальто. Когда она надела его и сапожки на каблучках, купленные весной, да покрутилась перед зеркалом, даже отец одобрительно крякнул. Хороша, ничего не скажешь!
    Наконец, пришла суббота. С утра зарядил нудный дождь и похоже надолго. Но и он не испортил Маринке настроения. Весь день она летала, как на крыльях. Даже Гена упрекнул:
— Не светись. Не показывай, что ты счастлива — сглазят. Веди себя, как будто ничего особенного не происходит. 
— Гена прав, — думала Маринка, наряжаясь. Она постаралась спрятать рвущуюся из нее радость поглубже и с равнодушным видом вышла из дому. По дороге в парк она изо всех сил старалась идти помедленнее, чтобы прийти позже него. Но ноги сами так и несли ее.
    Дима пришел задолго до назначенного времени. По мере приближения стрелки часов к пяти он все сильнее волновался. Придет или не придет? Она так безразлично разговаривала с ним по телефону. Вдруг у нее уже кто-то есть.
    Он стоял под зонтом, держа в руке темно-красную розу на длинной ножке, купленную у входа в парк. Дождь усилился, и аллеи парка опустели. Он посмотрел на часы. Пять. А ее нет. Наверно, не придет, дождя испугается.
    Он собрался позвонить, как вдруг увидел ее. Она неспешно шла под красным зонтом в роскошном длинном пальто — такая тоненькая, румяная, необыкновенно хорошенькая. Он протянул ей розу и, целуя в ладошку, заглянул в глаза. И сразу почувствовал ее волнение, а почувствовав его, успокоился. Она взволнована, значит, ждала этой встречи не меньше него. Значит, он ей небезразличен, очень даже небезразличен. И никого другого у нее нет. Какое счастье!
    Он взял ее под руку, и, прижав к себе, спросил:
— Что Мариночка предпочитает: прогулку под этим уютным дождиком или, может, посидим в сказочном кафе "Золотой колос"? Там сегодня почти никого — я заглядывал.
— Пойдем на нашу скамейку, — предложила Маринка.
— Прекрасная идея! Но она же мокрая. Не идея — скамейка.
— Ну и что? У меня два больших целлофановых кулька есть — постелим. А под зонтиками не промокнем.
— Что ж, раз так — пошли.
    Они спустились вниз. Листья с деревьев уже почти облетели и золотым мокрым ковром лежали на земле. Кругом не было ни души. Они постелили Маринкины кульки и сели, сдвинув зонты. Так они сидели некоторое время молча, слушая шум дождя и наслаждаясь тишиной и уединением.
    Наверно, это самые прекрасные минуты в моей жизни, — думала Маринка. Интересно, есть ли кто-нибудь на свете счастливей меня? Как хорошо с ним просто сидеть и молчать.
    Если я ее сегодня не поцелую, — думал Дима, — буду последним дураком. Но не сейчас. Сейчас мы немного поболтаем. Пусть расскажет, чем занималась эту неделю: какие успехи в школе, что нового написала. Девушки любят, когда интересуются их делами.
— Мариночка, я всю неделю о тебе думал, — начал он, и это было правдой. —  Утром встаю и говорю мысленно: “Доброе утро, Мариночка! Удачного дня”. Вечером ложусь и думаю: “Спокойной ночи, дорогая! Счастливых снов” Как ты считаешь, что бы это значило?
    Что ему ответить? Ждет, что я сейчас растаю. Только без глупостей! — подумала Маринка, замирая от счастья. А что бы посоветовал Гена? Он бы сказал: преувеличивает.
— Я думаю, ты преувеличиваешь, — ответила она, погрузив нос в розу и опустив глаза, чтобы они не выдали ее радости.
    Да, эта девочка не похожа на остальных. С ней надо держать ухо востро.  И Дима решил переменить тему.
— Ну как зачеты? Все посдавала?
— Спасибо, хорошо. Даже лучше, чем ожидала. Физичка пятерку в четверти поставила. Теперь надо жать, чтобы было пять в аттестате. В прошлом году у меня даже трояки случались. Спасибо Гене! — мысленно поблагодарила она друга. Если бы не он, не видать мне этой пятерки, как своих ушей без зеркала. Но теперь все! Буду учить, как проклятая.
    А Дашенька стала бы клясться: “Ничего не могла учить, все время о тебе мечтала!”, — подумал Дима.
— А обо мне вспоминала? — прямо спросил он и замер. Что она ответит? А главное, каким тоном. Жаль, нельзя заглянуть ей в глаза - сидит, опустив реснички. Скромница. Ничего — он в них сегодня еще заглянет.
— Держись! — приказала себе Маринка. — Не растекайся по паркету, как сказал бы Гена.
— Конечно, вспоминала, — сдержанно ответила она, стараясь не смотреть на него. — Ты же звонил. Ну как, выбрал что-нибудь из моих тетрадок?
— Выбрал. Там есть детское стихотворение "Песенка про щенка" — ну, просто, отличное. Само поется. И еще несколько. Сейчас мелодии подбираю.
— О, про щенка мы еще в детском саду пели. На фестивале детской песни. Я сама тогда мелодию придумала. Даже приз получили — пять коробок конфет. Мы ими тогда объелись. И по телевизору нас показывали.
    Она вспомнила, как все восхищались Леночкой, — какая она была красивая на экране. И как ей, Маринке, было обидно, ведь песню сочинила она, а не Ленка.
— А новые стихи написала?
— Всего одно. Некогда было. Может, на каникулах сочинятся.
— А как ты их сочиняешь? Долго думаешь или сразу? Я, когда начинаю подбирать рифму, думаю-думаю, и иногда ничего на ум не приходит. Беру первую попавшуюся. Из-за этого песни такие корявые получаются.
— Нет, у меня иначе. Иногда совсем не пишется — даже боюсь, что больше уже и не сочиню ничего. А потом вдруг как нахлынет! Помнишь, как у Пушкина: "минута и стихи свободно потекут".  Именно так — свободно. Хватаю, что под руку попадется, и пишу, пишу. Почти ничего потом переделывать не приходится. Одно-два слова, и все.
— Да, у тебя талант. Зря ты не идешь на литфак. Погубишь его, потом пожалеешь. Программистов много, а хороших поэтов — раз-два и обчелся.
— А жить как? Кто сейчас поэзию покупает? Нет, надо специальность получить ; которая прокормить сможет. А стихи и так можно сочинять, между делом. Пушкин вон литфака не кончал, а стал великим поэтом.
— Тут, я думаю, ты не права. Во-первых, Александр Сергеевич получил великолепное, по тем временам, гуманитарное образование. Во-вторых, литфак дал бы тебе знания, которые ты сама нигде не получишь. Как твой отец говорит: ты бы стала на ступеньку выше именно в творчестве. Лучше бы писала и тематика твоих стихов расширилась. Но решать, конечно, тебе.
— Нет, Дима, я пойду в Политех. Стихи не моя профессия. Буду писать ради собственного удовольствия. Может, повезет — книжку издам. Когда-нибудь. Пусть люди читают. Если повезет.
— Жаль! Ну прочти мне стихотворение, что на этой неделе написала. О чем оно?
— Оно о людях, которые, когда были молоды, дружили, любили друг друга, а потом поссорились и расстались. И она представляет себе их встречу через много лет. Вот послушай: