- После выхода фильма вы поддерживали отношения?
- В последние годы Наум Коржавин был уже не очень коммуникабелен. Он фактически не мог общаться. У него ушла речь. Знаю, что он видел наш последний фильм, хотя скорее - слышал его. Он был слепой. Поскольку он в последние годы уже не владел речью, возможности общения был лишен.
Для меня его уход - грандиозная утрата. Но мне кажется, что это потеря и для всей нашей культуры, и для страны. Он был классическим поэтом, крупнейшей личностью, оказавшей влияние на сотни людей, которые его знали и любили. Все, кто оказывались с ним рядом, грелись от него, как от солнца. И нет такого человека, с которым бы он общался, и не оказал на него огромного влияния своей харизмой, умом, юмором и нравственной чистотой.
Он же для меня - не просто герой фильмов. Он мне был как дед. Я его считаю одним из близких для себя людей. Конечно, ему было уже много лет, но тем не менее, когда дорогой тебе человек уходит, это очень тяжело.
- Какое счастье, что вы успели снять Наума Коржавина и оставили нам эти поразительные кадры. Когда вы приступили к съемкам?
- Материала, который мы отсняли, хватило на две картины. А снимали мы в 2010 году. Это был последний год, когда Наума Коржавина можно было снимать, когда это было прилично. Судьба, какие-то обстоятельства жизни меня на это дело вывели. Мы сделали фильм без поддержки Министерства культуры, в котором денег на картину не давали. И кроме меня некому было ее сделать. Это грандиозная честь, что именно на меня выпал такой жребий.
- Что значит выпал жребий? Коржавин к себе никого не подпускал?
- Выпал жребий в том смысле, что Наум Коржавин по сути был моим дедом. Большая часть моего подросткового возраста и юношества прошла рядом с ним. Он же жил у нас дома. Не знаю, подпускал он к себе кого-то или нет, но предпринимались попытки его снимать. Но не было человека, который одновременно был бы ему близок, фактически родственник, и при этом занимался бы кино. Так что все совпало. Понятное дело, что было и мое желание. Коржавин - большой поэт, но несправедливо забытый. Я это осознавал, и мне хотелось как-то изменить ситуацию. Не знаю, в какой степени удалось. То, что было в моих силах, я сделал.
- Как случилось, что Наум Коржавин жил в вашем доме?
- Это сложная семейная история. Еще до эмиграции моя матушка стала фактически его приемной дочерью. Никакого кровного родства здесь нет, но так получилось, что она воспитывалась фактически им. Близко дружили семьи. Когда началась перестройка, и Коржавин стал приезжать в Россию, мы были самыми близкими для него людьми в Москве, и он жил у нас дома. Мне тогда было десять лет. А приезжал он к нам надолго, останавливался по полгода каждый год. Пока был в состоянии, половину своего времени проводил в Москве. Будучи подростком и еще не вполне сформировавшимся человеком, я напитывался от него — взглядами на жизнь, эстетическими установками, харизмой, и это произвело на меня формирующее воздействие.
- Кто-то был рядом с ним в последнее время?
Да, конечно. Он был с дочерью и умер в ее в доме. Дочь его сильно любила. Коржавин долгие годы жил с женой в Бостоне, но она умерла в 2012 году. После этого он переехал к дочери в Чапел-Хилл и находился под ее присмотром все последние годы.
Он умер в тишине, мире и спокойствии, рядом со священником и дочерью.
Между тем. Похоронят Наума Коржавина в Москве. Панихида пройдет 24 июня, в воскресенье, около 11.30 в Церкви Покрова Богородицы в Красном селе (по адресу: Нижняя Красносельская 12, стр.1), где он бывал.
Светлана Хохрякова
Годы жизни Наума Коржавина....
ЭРНЕСТУ ХЕМИНГУЭЮ.....
Наум Коржавин
ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ
Поэма
Когда устаю, - начинаю жалеть я
О том, что рожден и живу в лихолетье,
Что годы растрачены на постиженье
Того, что должно быть понятно с рожденья.
А если б со мной не случилось такое,
Я смог бы, наверно, постигнуть другое, -
Что более вечно и более ценно,
Что скрыто от глаз, но всегда несомненно.
Ну, если б хоть разумом Бог бы обидел,
Хоть впрямь ничего б я не слышал, не видел,
Тогда б... Что ж, обидно, да спросу-то нету...
Но в том-то и дело, что было не это.
Что разума было не так уж и мало,
Что слуха хватало и зренья хватало,
Но просто не верило слуху и зренью
И собственным мыслям мое поколенье.
Не слух и не зрение - с самого детства
Нам вера, как знанье, досталась в наследство, -
Высокая вера в иные начала...
О, как неохотно она умирала!
Мы знали: до нас так мечтали другие,
Но всё нам казалось, что мы - не такие,
Что мы не подвластны ни року, ни быту,
Что тайные карты нам веком открыты.
Когда-нибудь вспомнят без всякой печали
О людях, которые меры не знали.
Как жили они и как их удивляло,
Когда эта мера себя проявляла.
И вы меня нынче поймете едва ли,
Но я б рассмеялся, когда б мне сказали,
Что нечто помимо есть важное в мире,
Что жизнь - это глубже, страшнее и шире.
Уходит со сцены мое поколенье
С тоскою - расплатой за те озаренья.
Нам многое ясное не было видно,
Но мне почему-то за это не стыдно.
Мы видели мало, но значит - немало,
Каким нам туманом глаза застилало,
С чего начиналось, чем бредило детство,
Какие мы сны получили в наследство!
Летели тачанки, и кони храпели,
И гордые песни казнимые пели,
Хоть было обидно стоять, умирая,
У самого входа, в преддверии рая.
Еще бы немного напора такого -
И снято проклятие с рода людского.
Последняя буря, последняя свалка -
И в ней ни врага и ни друга не жалко.
Да! В этом, пожалуй что, мудрости нету,
Но что же нам делать? Нам верилось в это!
Мы были потом. Но мы к тем приобщались,
Нам нравилось - жить, о себе не печалясь.
И так, о себе не печалясь, мы жили.
Нам некогда было - мы к цели спешили.
Построили много и всё претерпели,
И всё ж ни на шаг не приблизились к цели.
А нас всё учили. Всё били и били!
А мы все глупили, хоть умными были.
И всё понимали. И не понимали.
И логику чувства собой подминали...
Мы были разбиты. В Москве и в Мадриде.
Но я благодарен печальной Планиде,
За то, что мы так, а не иначе жили,
На чем-то сгорели, зачем-то дружили.
На жизнь надвигается юность иная,
Особых надежд ни на что не питая.
Она по наследству не веру, не силу -
Усталое знанье от нас получила.
От наших пиров ей досталось похмелье.
Она не прельстится немыслимой целью,
И ей ничего теперь больше не надо -
Ни нашего рая, ни нашего ада.
Разомкнутый круг замыкается снова
В проклятие древнее рода людского!
А впрочем, негладко, непросто, но вроде
Года в колею понемножечку входят, -
И люди трезвеют и всё понимают,
И логика место свое занимает,
Но с юных годов соглашаются дети,
Что зло и добро равноправны на свете.
И так повторяют бестрепетно это,
Что кажется, нас на земле уже нету.
Но мы - существуем! Но мы - существуем!
Подчас подыхаем, подчас торжествуем.
Мы - опыт столетий, их горечь, их гуща.
И нас не растопчешь - мы жизни присущи.
Мы брошены в годы, как вечная сила,
Чтоб злу на планете препятствие было!
Препятствие в том нетерпеньи и страсти,
В той тяге к добру, что приводит к несчастью.
Нас всё обмануло: и средства, и цели,
Но правда всё то, что мы сердцем хотели.
Пусть редко на деле оно удается,
Но в песнях живет оно и остается.
Да! Зло развернется... Но, честное слово,
Наткнётся оно на препятствие снова,
Схлестнется... И наше с тобой нетерпенье
Еще посетит не одно поколенье.
Вновь будут неверными средства и цели,
Вновь правдой всё то, что мы сердцем хотели,
Вновь логика чувствами будет подмята,
И горькая будет за это расплата.
И кто-то, измученный с самого детства,
Усталое знанье получит в наследство.
Вновь будут несхожи мечты и свершенья,
Но будет трагедия значить движенье.
Есть Зло и Добро. И их бой - нескончаем.
Мы место свое на земле занимаем.
1958
Наум Коржавин читает три стихотворения: "Гагринская элегия", "Баллада об историческом недосыпе", "Инерция стиля".
1 ноября 2007, Малый зал ЦДЛ, Москва.
РАССУДОЧНОСТЬ(60-е)
Другие наступают времена.
С глаз наконец спадает пелена.
А ты, как за постыдные грехи,
Ругаешь за рассудочность стихи.
Но я не рассуждал. Я шёл ко дну.
Смотрел вперёд, а видел пелену.
Я ослеплён быть мог от молний-стрел.
Но я глазами разума смотрел.
И повторял, что в небе небо есть
И что земля ещё на месте, здесь.
Что тут пучина, ну а там – причал.
Так мне мой разум чувства возвращал.
Нет! Я на этом до сих пор стою.
Пусть мне простят рассудочность мою.
…….
Старинная песня.
Ей тысяча лет:
Он любит ее,
А она его - нет.
Столетья сменяются,
Вьюги метут,
Различными думами
Люди живут.
Но так же упрямо
Во все времена
Его почему-то
Не любит она.
А он - и страдает,
И очень влюблен...
Но только, позвольте,
Да кто ж это - он?
Кто? - Может быть, рыцарь,
А может, поэт,
Но факт, что она -
Его счастье и свет.
Что в ней он нашел
Озаренье свое,
Что страшно остаться
Ему без нее.
Но сделать не может
Он здесь ничего...
Кто ж эта она,
Что не любит его?
Она? - Совершенство.
К тому же она
Его на земле
Понимает одна.
Она всех других
И нежней и умней.
А он лучше всех
Это чувствует в ней...
Но все-таки, все-таки
Тысячу лет
Он любит ее,
А она его - нет.
И все же ей по сердцу
Больше другой -
Не столь одержимый,
Но все ж неплохой.
Хоть этот намного
Скучнее того
(Коль древняя песня
Не лжет про него).
Но песня все так же
Звучит и сейчас.
А я ведь о песне
Веду свой рассказ.
Признаться, я толком
И сам не пойму:
Ей по сердцу больше другой...
Почему?
Так глупо
Зачем выбирает она?
А может, не скука
Ей вовсе страшна?
А просто как люди
Ей хочется жить...
И холодно ей
Озареньем служить.
Быть может... не знаю.
Ведь я же не Бог.
Но в песне об этом
Ни слова. Молчок.
А может, и рыцарь
Вздыхать устает.
И сам наконец
От нее устает.
И тоже становится
Этим другим -
Не столь одержимым,
Но все ж неплохим.
И слышит в награду
Покорное: «да»...
Не знаю. Про то
Не поют никогда.
Не знаю, как в песне,
А в жизни земной
И то и другое
Случалось со мной.
Так что ж мне обидно,
Что тысячу лет
Он любит ее,
А она его - нет?
1958
Перевал. Осталось жить немного.
За вершиной к смерти круче склон.
И впервые жаль, что нету Бога:
Пустота. Нет смысла. Клонит в сон.
Только всё ж я двигаться обязан –
Долг велит, гнетёт и в полусне.
И плетусь, как раб, тем долгом связан,
Словно жизнь моя нужна не мне.
Разве рабством связан я с другими?
Разве мне не жаль, что в пропасть –
дни?
Господи! Откройся! Помоги мне!
Жизнь, себя, свободу мне верни...
…………..
Наум Коржавин:
"Понимаете, нельзя выбросить сталинскую эпоху...
Что надо петь гимны по старому времени - я с этим не согласен .
Я не верю ни в какой социализм.
Я вообще не верю в конечную цель.
Я верю в то, что мы живем сейчас-
это ценность.
Мы отвечаем за себя. И главная ценность( это сказано не мной)- Царство Божье внутри нас.
А это ведь не цель, это каждый день надо".
Дети, выросшие дети,
Рады ль, нет, а мы в родстве.
Как живется вам на свете
Хоть в Нью-Йорке, хоть в Москве?
Как вам наше отливалось?
Веры, марши, плеск знамен?
Чем вам юность открывалась
В дни почти конца времен?
И какими вам глазами
Видеть мир теперь дано
Хоть в Париже, хоть в Рязани,
Хоть в Кабуле - все равно...
Что для веры остается
Вам? Над чем скорбеть уму?..
Как обжить вам удается
Мир, сползающий во тьму?
Где бы ни происходило действие - на перекрестках Нью-Йорка или на заснеженном Тверском бульваре, на улицах Бостона или на Лубянке около КГБ, за компьютером в кабинете Коржавина или в многолюдном московском книжном магазине, в самолете во время полета в Москву или на семинаре со студентами в Литинституте, в бостонском трамвае или в машине, в квартире Григория Чухрая или в Центральном Доме Литераторов- всюду, фактически, идет речь о том, что каждый человек отвечает за свои слова и поступки, что в любые времена существуют моральные законы, совесть и вера в Бога, но также речь идет и о том, что
невозможно
хвалить прошлое
по законам сегодняшнего дня....
Я знал, что он уехал в США, но, к своему стыду, думал, что он уже умер. Прекрасный поэт, прекрасные стихи. Удивительно, но стихи песни "Когда мы были на войне", которая сейчас так популярна в России, написал тоже он. И, опять -таки к своему стыду, я долго думал, что это слова народные. Жаль поэта, жаль человека.....
Спасибо за комментарии.
Сандро,за стихи-СПАСИБО!!!
СТИХИ О ДЕТСТВЕ И РОМАНТИКЕ
Гуляли, целовались, жили-были...
А между тем, гнусавя и рыча,
Шли в ночь закрытые автомобили
И дворников будили по ночам.
Давил на кнопку, не стесняясь, палец,
И вдруг по нервам прыгала волна...
Звонок урчал... И дети просыпались,
И вскрикивали женщины со сна.
А город спал. И наплевать влюбленным
На яркий свет автомобильных фар,
Пока цветут акации и клены,
Роняя аромат на тротуар.
Я о себе рассказывать не стану -
У всех поэтов ведь судьба одна...
Меня везде считали хулиганом,
Хоть я за жизнь не выбил ни окна...
А южный ветер навевает смелость.
Я шел, бродил и не писал дневник,
А в голове крутилось и вертелось
От множества революционных книг.
И я готов был встать за это грудью,
И я поверить не умел никак,
Когда насквозь неискренние люди
Нам говорили речи о врагах...
Романтика, растоптанная ими,
Знамена запылённые - кругом...
И я бродил в акациях, как в дыме.
И мне тогда
хотелось
быть
врагом......
30 декабря 1944
УЖЕ ИЮНЬ. ТЕМНЕЙ ВОКРУГ КУСТЫ...
Уже июнь. Темней вокруг кусты.
И воздух - сух. И стала осень ближе.
Прости меня, Господь... Но красоты
Твоей земли уже почти не вижу.
Всё думаю, куда ведут пути,
Кляну свой век и вдаль смотрю несмело,
Как будто я рождён был мир спасти,
И до всего другого нет мне дела.
Как будто не Тобой мне жизнь дана,
Не Ты все эти краски шлешь навстречу...
Я не заметил, как прошла весна,
Я так зимы и лета не замечу.
...Причастности ль, проклятья ль тут печать
Не знаю... Но способность к вдохновенью
Как раз и есть уменье замечать
Исполненные сущности мгновенья.
Чтоб — даже пусть вокруг тоска и зло,—
Мгновенье то в живой строке дрожало
И возвращало суть, и к ней влекло,
И забывать себя душе мешало.
Жизнь все же длится — пусть в ней смысл исчез.
Все ж надо помнить, что подарок это:
И ясный день, и дождь, и снег, и лес,
И все, чего вне этой жизни нету.
Ведь это — так...
Хоть впрямь терпеть нельзя,
Что нашу жизнь чужие люди тратят,
Хоть впрямь за горло схвачены друзья,
И самого не нынче завтра схватят.
Хоть гложет мысль, что ты на крест идешь,
Чтоб доказать... А ничего не будет:
Твой светлый крест зальет, как море, ложь,
И, в чем тут было дело,— мир забудет.
Но это — так... Живи, любя, дыша:
Нет откровенья в схватках с низкой ложью.
Но без души — не любят... А душа
Всевластьем лжи пренебрегать не может.
Все рвется к правде, как из духоты.
Все мнится ей, что крылья — в грязной жиже.
...Мне стыдно жить, не видя красоты
Твоей земли, Господь...
А вот —
не вижу......
1972
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
УСТАЛОСТЬ
Жить и как все, и как не все
Мне надоело нынче очень.
Есть только мокрое шоссе,
Ведущее куда-то в осень.
Не жизнь, не бой, не страсть, не дрожь,
А воздух, полный бескорыстья,
Где встречный ветер, мелкий дождь
И влажные
от капель
листья......
1946
СМЕРТЬ ПУШКИНА
Сначала не в одной груди
Желанья мстить еще бурлили,
Но прозревали: навредит!
И, образумившись, не мстили.
Летели кони, будто вихрь,
В копытном цокоте: "надейся!.."
То о красавицах своих
Мечтали пьяные гвардейцы...
Все - как обычно... Но в тиши
Прадедовского кабинета
Ломаются карандаши
У сумасшедшего корнета.
Он очумел. Он морщит лоб,
Шепча слова... А трактом Псковским
Уносят кони черный гроб
Навеки спрятать в Святогорском.
Пусть неусыпный бабкин глаз
Следит за офицером пылким,
Стихи загонят на Кавказ -
И это будет мягкой ссылкой.
А прочих жизнь манит, зовет.
Балы, шампанское, пирушки...
И наплевать, что не живет,-
Как жил вчера - на Мойке Пушкин.
И будто не был он убит.
Скакали пьяные гвардейцы,
И в частом цокоте копыт
Им также слышалось: "надейся!.."
И лишь в далеких рудниках
При этой вести, бросив дело,
Рванулись руки...
И слегка
Кандальным звоном зазвенело.
1944
НА СМЕРТЬ СТАЛИНА
Все, с чем Россия
в старый мир врывалась,
Так что казалось, что ему пропасть,—
Все было смято... И одно осталось:
Его
неограниченная
власть.
Ведь он считал,
что к правде путь —
тяжелый,
А власть его
сквозь ложь
к ней приведет.
И вот он — мертв.
До правды не дошел он,
А ложь кругом трясиной нас сосет.
Его хоронят громко и поспешно
Ораторы,
на гроб кося глаза,
Как будто может он
из тьмы кромешной
Вернуться,
все забрать
и наказать.
Холодный траур,
стиль речей —
высокий.
Он всех давил
и не имел друзей...
Я сам не знаю,
злым иль добрым роком
Так много лет
он был для наших дней.
И лишь народ
к нему не посторонний,
Что вместе с ним
все время трудно жил,
Народ
в нем революцию
хоронит,
Хоть, может, он того не заслужил.
В его поступках
лжи так много было,
А свет знамен
их так скрывал в дыму,
Что сопоставить это все
не в силах —
Мы просто
слепо верили ему.
Моя страна!
Неужто бестолково
Ушла, пропала вся твоя борьба?
В тяжелом, мутном взгляде Маленкова
Неужто нынче
вся твоя судьба?
А может, ты поймешь
сквозь муки ада,
Сквозь все свои кровавые пути,
Что слепо верить
никому не надо
И к правде ложь
не может привести.
Март 1953
НАДОЕЛИ ПОТЕРИ...
Надоели потери.
Рознь религий - пуста,
В Магомета я верю
И в Исуса Христа.
Больше спорить не буду
И не спорю давно,
Моисея и Будду
Принимая равно.
Все, что теплится жизнью,
Не застыло навек...
Гордый дух атеизма
Чту - коль в нем человек.
Точных знаний и меры
В наши нет времена.
Чту любую я Веру,
Если Совесть она.
Только чтить не годится
И в кровавой борьбе
Ни костров инквизиций,
Ни ночей МГБ.
И ни хитрой дороги,
Пусть для блага она,-
Там под именем Бога
Правит Суд сатана.
Человек не бумага -
Стёр, и дело с концом.
Даже лгущий для блага -
Станет просто лжецом.
Бог для сердца отрада,
Человечья в нем стать.
Только дьяволов надо
От богов отличать.
Могший верить и биться,
Той науке никак
Человек обучиться
Не сумел за века.
Это в книгах и в хлебе
И в обычной судьбе.
Черт не в пекле, не в небе -
Рядом с Богом в тебе.
Верю в Бога любого
И в любую мечту.
В каждом - чту его Бога,
В каждом - черта не чту.
Вся планета больная...
Может, это - навек?
Ничего я не знаю.
Знаю:
Я- человек.
1956
Наум Коржавин. Время дано.
В.Ал..прошу прощения.
Не знаю, какую именно песню о войне вы имеете в виду, но вот эту песню написал не Коржавин.
КОГДА МЫ БЫЛИ НА ВОЙНЕ
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
И я, конечно, думать мог,
И я, конечно, думать мог,
Когда на трубочку глядел,
На голубой ее дымок,
Когда на трубочку глядел,
На голубой ее дымок.
Но я не думал ни о чем,
Но я не думал ни о чем,
Я только трубочку курил
С турецким горьким табачком.
Я только трубочку курил
С турецким горьким табачком.
Как ты когда-то мне лгала,
Как ты когда-то мне лгала,
Но сердце девичье свое
Давно другому отдала.
Но сердце девичье свое
Давно другому отдала.
Я только верной пули жду,
Я только верной пули жду,
Чтоб утолить печаль свою
И чтоб пресечь нашу вражду.
Чтоб утолить печаль свою
И чтоб пресечь нашу вражду.
Когда мы будем на войне,
Когда мы будем на войне,
Навстречу пулям полечу
На вороном своем коне,
Навстречу пулям полечу
На вороном своем коне.
Когда мы будем на войне…
Песенку написал в 1980-е годы бард Виктор Столяров на стихотворение Давида Самойлова "Песенка гусара". Тогда же прозвучала на радио "Юность" и очень быстро получила распространение под видом старинной народной. Несколько раз использована в кинематографе, в том числе в сериалах "Громовы" (о шахтерской семье конца 1970-х, режиссер-постановщик Александр Баранов, 2006) и "СМЕРШ" (о послевоенной Западной Украине и Западной Белоруссии - операции СМЕРШа против остатков польской Армии Крайовой, украинских и белорусских повстанцев осенью 1945 года, режиссер-постановщик Зиновий Ройзман, 2007).
С сайта Виктора Столярова
Возможно, мы с вами, В.Ал., сейчас говорим о разных песнях и текстах, тогда заранее прошу прощения.
И опять-Наум Коржавин.....
НЕТ! ТАК Я ПРОСТО НЕ УЙДУ ВО МГЛУ...
Нет! Так я просто не уйду во мглу,
И мне себя не надо утешать.
Любимая потянется к теплу,
Друзья устанут в лад со мной дышать.
Им надоест мой бой, как ряд картин,
Который бесконечен все равно.
И я останусь будто бы один -
Как сердце в теле.
Тоже ведь -
одно!
1947
ОТ СУДЬБЫ НИКУДА НЕ УЙТИ...
От судьбы никуда не уйти,
Ты доставлен по списку, как прочий.
И теперь ты укладчик пути,
Матерящийся чернорабочий.
А вокруг только посвист зимы,
Только поле, где воет волчица,
Чтобы в жизни ни значили мы,
А для треста мы все единицы.
Видно, вовсе ты был не герой,
А душа у тебя небольшая,
Раз ты злишься, что время тобой,
Что костяшкой, на счетах
играет.
1943
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Линия Жизни Наума Коржавина.
Телеканал Культура
Спасибо заглянувшим,кто посчитал нужным помянуть замечательного поэта и просто доброго человека.
Причиной смерти поэта Наума Коржавина, скончавшегося в пятницу, стала острая сердечная недостаточность, сообщила его дочь Елена Рубинштейн.
Елена в интервью ТАСС рассказала, что ее отец скончался в своем доме, в окружении родных и близких. Причиной смерти стала сердечная недостаточность. По ее словам, Коржавин оставался в сознании. Он дождался священника и скончался после прочтенной священнослужителем молитвы.
Вашингтон 22 июня
Наум Коржавин с дочерью
Ах ты, жизнь моя - морок и месиво.
След кровавый - круги по воде.
Как мы жили!
Как прыгали
весело -
Карасями на сковороде..........
Из огня - в небеса ледовитые...
Нас прожгло.
А иных и сожгло.
Дураки, кто теперь нам завидует,
Что при нас
посторонним
тепло.
1946
Булат Окуджава посвятил Науму Коржавину такие стихи еще при его жизни:
У поэта соперников нету-
ни на улице и ни в судьбе.
И когда он кричит всему свету-
это он не о вас -
о себе.
Руки тонкие к небу возносит,
жизни силы по капле губя,
Догорает, прощения просит-
это он не за вас -
за себя.
Но когда достигает предела
и душа отлетает во тьму,
Поле пройдено, сделано дело,
вам решать: для чего и кому.
То ли мед, то ли горькая чаша,
то ли адский огонь, то ли храм.
Все, что было его-
нынче - ваше.
Все - для вас.
Посвящается
вам!
Булат Окуджава,Фазиль Искандер и Наум Коржавин
Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал.
П. Коган
Меня, как видно, Бог не звал
И вкусом не снабдил утонченным.
Я с детства полюбил овал,
За то, что он такой законченный.
Я рос и слушал сказки мамы
И ничего не рисовал,
Когда вставал ко мне углами
Мир, не похожий на овал.
Но все углы, и все печали,
И всех противоречий вал
Я тем больнее ощущаю,
Что с детства полюбил овал.
* * *
Уже июнь. Темней вокруг кусты.
И воздух - сух. И стала осень ближе.
Прости меня, Господь... Но красоты
Твоей земли уже почти не вижу.
Всё думаю, куда ведут пути,
Кляну свой век и вдаль смотрю несмело,
Как будто я рождён был мир спасти,
И до всего другого нет мне дела.
Как будто не Тобой мне жизнь дана,
Не Ты все эти краски шлешь навстречу...
Я не заметил, как прошла весна,
Я так зимы и лета не замечу.
...Причастности ль, проклятья ль тут печать
Не знаю... Но способность к вдохновенью
Как раз и есть уменье замечать
Исполненные сущности мгновенья.
Чтоб — даже пусть вокруг тоска и зло,—
Мгновенье то в живой строке дрожало
И возвращало суть, и к ней влекло,
И забывать себя душе мешало.
Жизнь все же длится — пусть в ней смысл исчез.
Все ж надо помнить, что подарок это:
И ясный день, и дождь, и снег, и лес,
И все, чего вне этой жизни нету.
Ведь это — так...
Хоть впрямь терпеть нельзя,
Что нашу жизнь чужие люди тратят,
Хоть впрямь за горло схвачены друзья,
И самого не нынче завтра схватят.
Хоть гложет мысль, что ты на крест идешь,
Чтоб доказать... А ничего не будет:
Твой светлый крест зальет, как море, ложь,
И, в чем тут было дело,— мир забудет.
Но это — так... Живи, любя, дыша:
Нет откровенья в схватках с низкой ложью.
Но без души — не любят... А душа
Всевластьем лжи пренебрегать не может.
Все рвется к правде, как из духоты.
Все мнится ей, что крылья — в грязной жиже.
...Мне стыдно жить, не видя красоты
Твоей земли, Господь... А вот — не вижу.
* * *
Надоели потери.
Рознь религий - пуста,
В Магомета я верю
И в Исуса Христа.
Больше спорить не буду
И не спорю давно,
Моисея и Будду
Принимая равно.
Все, что теплится жизнью,
Не застыло навек...
Гордый дух атеизма
Чту - коль в нем человек.
Точных знаний и меры
В наши нет времена.
Чту любую я Веру,
Если Совесть она.
И ни хитрой дороги,
Пусть для блага она,-
Там под именем Бога
Правит Суд сатана.
Человек не бумага -
Стёр, и дело с концом.
Даже лгущий для блага -
Станет просто лжецом.
Бог для сердца отрада,
Человечья в нем стать.
Только дьяволов надо
От богов отличать.
Могший верить и биться,
Той науке никак
Человек обучиться
Не сумел за века.
Это в книгах и в хлебе
И в обычной судьбе.
Черт не в пекле, не в небе -
Рядом с Богом в тебе.
Верю в Бога любого
И в любую мечту.
В каждом - чту его Бога,
В каждом - черта не чту.
Вся планета больная...
Может, это - навек?
Ничего я не знаю.
Знаю: Я человек.
* * *
В наши трудные времена
Человеку нужна жена,
Нерушимый уютный дом,
Чтоб от грязи укрыться в нем.
Прочный труд и зеленый сад,
И детей доверчивый взгляд,
Вера робкая в их пути
И душа, чтоб в нее уйти.
В наши подлые времена
Человеку совесть нужна,
Мысли те, что в делах ни к чему,
Друг, чтоб их доверять ему.
Чтоб в неделю хоть час один
Быть свободным и молодым.
Солнце, воздух, вода, еда -
Все, что нужно всем и всегда.
И тогда уже может он
Дожидаться иных времен.
ЗАВИСТЬ
Можем строчки нанизывать
Посложнее, попроще,
Но никто нас не вызовет
На Сенатскую площадь.
И какие бы взгляды вы
Не старались выплескивать,
Генерал Милорадович
Не узнает Каховского.
Пусть по мелочи биты вы
Чаще самого частого,
Но не будут выпытывать
Имена соучастников.
Мы не будем увенчаны...
И в кибитках, снегами,
Настоящие женщины
Не поедут за нами.
Спасибо, Владимир!
Да,я тоже читала это интервью-Зои Ерошок))))
Крестился Коржавин только в 1990 году. Кстати, здесь, в Москве. А Любанечка в то же время приняла католичество.
Как-то однажды при друзьях Коржавин стал размышлять, как предстанет перед Всевышним. Друзья сказали: «Да ладно, Эмка, тебе-то чего бояться, ты вон сколько стихов хороших написал!» А он покачал головой: «Не-е-а, там гражданские заслуги не учитываются».
После того как Коржавин крестился, он стал очень глубоко и искренне молиться. Молился, как дети читают стихи — с выражением.
А Любаня ему говорила: «Попроси у Бога это и это...»
Она очень верила в «блатную сущность» Коржавина.
Особенно усердно молился по утрам.
Как-то только начал молитву — подходит к нему Любаня с целой горстью таблеток… Она рьяно следила за его здоровьем, лекарства, витамины, добавки в каких-то неимоверных количествах…
И в Москве, и в Бостоне я не раз видела эту тянущуюся к коржавинскому горлу Любанину руку, полная ладонь того и этого от того и от этого, и со словами: «Эма! Это все должно быть в тебе!» — со страшной силой засовывала ему в рот.
Так вот: на сей раз он начал молиться, а она с таблетками…
«Любанечка! Подожди минуточку», — по-хорошему попросил Коржавин.
«Нет, Эмочка, прими сейчас…» — не поняла опасность момента Любаня.
«Отче наш…» — пытается начать снова Коржавин.
«Эма!» — стоит над душой Любаня.
«Секундочку…»
— «Эма!!!»
И тут Коржавин разворачивается и кричит на всю московскую квартиру, где они гостили: «Любаня! Пошла на ..)))))))
» И — в ту же секунду продолжил молитву с того момента, где его перебила Любаня)))))
А как он её любил!
А как она его любила!!!
Да.
Ушел Коржавин.
Ушел......
Наум и Любаня....
Нельзя не вспомнить и это.....
ВАРИАЦИИ ИЗ НЕКРАСОВА
...Столетье промчалось. И снова,
Как в тот незапамятный год -
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет.
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони -
всё скачут и скачут.
А избы -
горят и горят.
1960
Н.Коржавин. Сплетения.
Кинорежиссер Павел Мирзоев:
: «Он мне был как дед.
Все, кто оказывались с ним рядом, грелись от него, как от солнца».
22 июня в США на 93-м году жизни скончался выдающийся поэт Наум Коржавин. Он прошел ГУЛАГ, вынужден был эмигрировать в США, прожил тяжелейшую и счастливую жизнь. В 2016 году вышел прекрасный и тонкий документальный фильм «Наум Коржавин. Время дано», а в 2010-ом - «Эмка Мандель с Колборн Роуд». Снял их кинорежиссер Павел Мирзоев, с которым уникального поэта нашего времени связывала не только съемочная площадка. Он ему был как дедушка. На экране — Наум Коржавин за несколько дней до сложнейшей операции, фактически между жизнью и смертью. Мы поговорили с Павлом Мирзоевым после того, как пришла трагическая весть.