Tatiana2269
2
ID 68030
Умерла поэтесса Инна Лиснянская .
Умерла поэтесса Инна Лиснянская .
Ссылка на пост
ПОДЕЛИТЬСЯ ПОСТОМ В СВОЕМ АККАУНТЕ
Комментарии (9)
12.03.2014 09:41
Из сборника:Виноградный Свет.
Забвенья нету сладкого,
Лишь горькое в груди, —
Защиты жди от слабого,
От сильного не жди.
Такое время адово
На нынешней Руси —
Проси не у богатого,
У бедного проси.
Наглядны все прозрения,
Все истины просты, —
Не у святых прощения,
У грешников проси.
0
12.03.2014 09:58
Над чёрной пропастью воды
Вдруг показалось мне,
Как две летящие звезды
Столкнулись в вышине.
И разминуться не могли,
Сожгли себя дотла, —
И долетела до земли
Лишь звёздная зола.
И это видел старый мост
И месяц молодой.
Ты был одной из этих звёзд,
А я была другой.
1966
***
* * *
Возьми меня, Господи, вместо него,
А его на земле оставь!
Я — легкомысленное существо,
И Ты меня в ад отправь.
Пускай он еще поживет на земле,
Пускай попытает судьбу!
Мне легче купаться в кипящей смоле,
Чем выть на его гробу.
Молю Тебя, Господи, слезно молю!
Останови мою кровь
Хотя бы за то, что его люблю
Сильней, чем Твою любовь.
1978
0
12.03.2014 10:03
...О поэтессе.....(Из Сети)
Поэт Инна Лиснянская
25 мая 2009 г. состоялась торжественная церемония вручения самой престижной и крупной премии России Поэт Инне Лиснянской!
А 10 лет назад Инна Лиснянская получила первую в своей жизни литературную премию Александра Солженицына "За прозрачную глубину стихотворного русского слова и многолетне явленную в нём поэзию сострадания".
Ниже приведённый текст взят из книги Инны Лиснянской "Шкатулка. В которой стихи и проза", Издательство "Русскiй мiр", Москва, 2006.
***
Церемония вручения Литературной премии
Александра Солженицына 1999 года
и приём по этому случаю состоялись
27 апреля в московском Доме Русского Зарубежья.
Слово от имени Жюри,
присудившего данную Премию
Инне Лиснянской,
произнёс Александр Исаевич Солженицын.
С ответным литературным словом на церемонии
выступила Инна Львовна Лиснянская.
***
АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН
Инна Лиснянская с раннего возраста была проникнута чувством сострадания, и это чувство прошло через всю её жизнь... Вот она маленькая девочка — в семье событие: у бабушки в голодный год беспризорник украл пайку хлеба. У бабушки горе, а девочка думает о беспризорнике. И это с годами отразится в её стихах. Этот мальчик был из раскулаченных крестьян. О них она написала:
Где тряслись в малярийном огне
Непривычные к морю крестьяне...
Девушка из раскулаченных крестьян стала ее няней, вместе с бабушкой тайком от коммунистических родителей няня крестила её.
А 10 лет назад Инна Лиснянская получила первую в своей жизни литературную премию Александра Солженицына "За прозрачную глубину стихотворного русского слова и многолетне явленную в нём поэзию сострадания".
Ниже приведённый текст взят из книги Инны Лиснянской "Шкатулка. В которой стихи и проза", Издательство "Русскiй мiр", Москва, 2006.
***
Церемония вручения Литературной премии
Александра Солженицына 1999 года
и приём по этому случаю состоялись
27 апреля в московском Доме Русского Зарубежья.
Слово от имени Жюри,
присудившего данную Премию
Инне Лиснянской,
произнёс Александр Исаевич Солженицын.
С ответным литературным словом на церемонии
выступила Инна Львовна Лиснянская.
***
АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН
Инна Лиснянская с раннего возраста была проникнута чувством сострадания, и это чувство прошло через всю её жизнь... Вот она маленькая девочка — в семье событие: у бабушки в голодный год беспризорник украл пайку хлеба. У бабушки горе, а девочка думает о беспризорнике. И это с годами отразится в её стихах. Этот мальчик был из раскулаченных крестьян. О них она написала:
Где тряслись в малярийном огне
Непривычные к морю крестьяне...
Девушка из раскулаченных крестьян стала ее няней, вместе с бабушкой тайком от коммунистических родителей няня крестила её.
Инна Лиснянская в пятом классе. Война. Она идёт в госпиталь помогать медсестрам. И поёт раненым песни:
Сердце на 118 долек
Здесь разрывалось, — девочка пела
В зале на 118 коек.
А госпиталь-то был лицевых ранений, в каком-то смысле самый страшный, ибо раненый никогда не знал, что останется из его лица, каким оно будет:
Да и в какой я узнала бы школе
Сущую правду: у нас, как ни странно,
Что ни лицо, то закрытая рана...
Бинт размотать — что версту за верстою...
Что моя жизнь перед этой бедою?
В Инне Лиснянской всегда жило сочувствие к природе, которая у неё одушевлена. Вот липа:
Как безбожно её обдирает
Отдыхающий здесь народ!..
Липа всхлипывает всю ночь
От любви к своим обдиралам,
От бессилия им помочь.
Жизненный опыт диктует: «жалость сильнее наживы, сильнее даже любви, — мы жалостью живы». Это стойкое чувство, пронизывающее душу поэта, естественно переходит в веру. Вот она спускается в овраг к Святому источнику. Здесь когда-то стояла часовня:
Разнёс народ по брёвнышку
Часовню на дровишки.
Мы дети спящей истины,
Никто ее не будит,
Народ вокруг воинственный,
Таким он и пребудет...
Утверждение в вере не даётся легко:
Я свечку поставила Матери Божьей —
Задули мою свечу.
Задули за то, что черна глазами,
За то, что лицом смугла...
Однажды на Истре она видит пустынную, заброшенную церковь:
Сердце на 118 долек
Здесь разрывалось, — девочка пела
В зале на 118 коек.
А госпиталь-то был лицевых ранений, в каком-то смысле самый страшный, ибо раненый никогда не знал, что останется из его лица, каким оно будет:
Да и в какой я узнала бы школе
Сущую правду: у нас, как ни странно,
Что ни лицо, то закрытая рана...
Бинт размотать — что версту за верстою...
Что моя жизнь перед этой бедою?
В Инне Лиснянской всегда жило сочувствие к природе, которая у неё одушевлена. Вот липа:
Как безбожно её обдирает
Отдыхающий здесь народ!..
Липа всхлипывает всю ночь
От любви к своим обдиралам,
От бессилия им помочь.
Жизненный опыт диктует: «жалость сильнее наживы, сильнее даже любви, — мы жалостью живы». Это стойкое чувство, пронизывающее душу поэта, естественно переходит в веру. Вот она спускается в овраг к Святому источнику. Здесь когда-то стояла часовня:
Разнёс народ по брёвнышку
Часовню на дровишки.
Мы дети спящей истины,
Никто ее не будит,
Народ вокруг воинственный,
Таким он и пребудет...
Утверждение в вере не даётся легко:
Я свечку поставила Матери Божьей —
Задули мою свечу.
Задули за то, что черна глазами,
За то, что лицом смугла...
Однажды на Истре она видит пустынную, заброшенную церковь:
И молюсь не там, где клир и прихожане,
Где алтарь стоит, свечами окроплённый,
А вот в этой всем ветрам открытой ране, —
В безоконной, в безыконной и в беззвонной...
Она размышляет:
От земли до неба дальше,
Чем от неба до земли...
Она находит наконец линию своей жизни: «Быть должницей Господа и более ничьей...»
И тогда достигает светлого, радостного настроения:
Как хорошо на свете жить, о Боже!
Исполненная этого внутреннего света, она приходит к необычной для многих мысли о Христе:
Голгофу вытерпел, но как Он перенёс
Блаженство Воскресенья?
Уже в десять лет Лиснянская поняла: враг народа — Сталин, и никто другой. Ни в пионеры, ни в комсомол, ни в партию — никогда! В семнадцать лет пережила трое суток допросов в НКВД, которые чередовались с ледяной ванной, но своих товарищей не выдала — выдержала.
Шли годы... Потянулась общесоветская жизнь. Пришло время, когда её упорно гнали в эмиграцию. Сказала: не поеду! Она никогда не угождала эпохе, не шла ни на какое соглашение с ложью, с властями:
Я вырвалась из общего котла,
Из-под чугунной крышки воспарила...
И вот оборотная сторона всего этого:
Но чудится погоня
Все ночи напролёт.
Берёт мой след овчарка
На длинном поводке...
Так прожила Лиснянская эпоху, «чьи мысли кривые душу живу протёрли до дыр». Эпоху,
Где жить не умею,
Не жить ужасаюсь,
Запомнить не смею, Забыть не решаюсь...
Где алтарь стоит, свечами окроплённый,
А вот в этой всем ветрам открытой ране, —
В безоконной, в безыконной и в беззвонной...
Она размышляет:
От земли до неба дальше,
Чем от неба до земли...
Она находит наконец линию своей жизни: «Быть должницей Господа и более ничьей...»
И тогда достигает светлого, радостного настроения:
Как хорошо на свете жить, о Боже!
Исполненная этого внутреннего света, она приходит к необычной для многих мысли о Христе:
Голгофу вытерпел, но как Он перенёс
Блаженство Воскресенья?
Уже в десять лет Лиснянская поняла: враг народа — Сталин, и никто другой. Ни в пионеры, ни в комсомол, ни в партию — никогда! В семнадцать лет пережила трое суток допросов в НКВД, которые чередовались с ледяной ванной, но своих товарищей не выдала — выдержала.
Шли годы... Потянулась общесоветская жизнь. Пришло время, когда её упорно гнали в эмиграцию. Сказала: не поеду! Она никогда не угождала эпохе, не шла ни на какое соглашение с ложью, с властями:
Я вырвалась из общего котла,
Из-под чугунной крышки воспарила...
И вот оборотная сторона всего этого:
Но чудится погоня
Все ночи напролёт.
Берёт мой след овчарка
На длинном поводке...
Так прожила Лиснянская эпоху, «чьи мысли кривые душу живу протёрли до дыр». Эпоху,
Где жить не умею,
Не жить ужасаюсь,
Запомнить не смею, Забыть не решаюсь...
Но разве она первая?
Молчат твои подвижники,
Затоптанная Русь!
Молчат твои утешники,
Лежат в сырой земле...
Она называет себя их младшей сестрой. Вот как она писала о себе:
Обо всем запрещённом я пела,
Обо всем разрешённом — молчу...
И сама удивляется:
Слыть отщепенкой в любимой стране —
Видно, железное сердце во мне...
Стихотворные принципы Лиснянской предельно естественны: не конструировать стих, а писать, как дышится, — вот и весь метод. Вопреки обстоятельствам жизни она являет собой самопроизвольность поэтического пения. В стихах её — певучая лёгкость: ни швов, ни тени усилий — верная традиция русского стихосложения. Стих Лиснянской увлекает с первой строки звуком, интонацией. Всегда и везде сила чувства и большая амплитуда его. Естественное простодушие автора само ведёт к законченности стихов. Даже в малых, так называемых проходных стихах видно законченное изящество.
В её поэтическом наследии немало и свежих по чувству любовных стихов. Но с какого-то момента она замечает:
Где стихи про любовь?
Всё рифмую войну и вину...
Наступает новая эпоха, время переходит в 90-е годы. И вот она видит:
Продолжается время распада,
Еле теплятся совесть и честь...
Кто в обносках ходит,
а кто в бобрах...
И с неожиданностью заключает, что мы
...давно и настолько убиты,
Что уже никогда не умрём.
Куда уйти: в природу, в тишину? Однако:
Тишина — состоянье души.
Но горящий глагол Аввакума
Молчат твои подвижники,
Затоптанная Русь!
Молчат твои утешники,
Лежат в сырой земле...
Она называет себя их младшей сестрой. Вот как она писала о себе:
Обо всем запрещённом я пела,
Обо всем разрешённом — молчу...
И сама удивляется:
Слыть отщепенкой в любимой стране —
Видно, железное сердце во мне...
Стихотворные принципы Лиснянской предельно естественны: не конструировать стих, а писать, как дышится, — вот и весь метод. Вопреки обстоятельствам жизни она являет собой самопроизвольность поэтического пения. В стихах её — певучая лёгкость: ни швов, ни тени усилий — верная традиция русского стихосложения. Стих Лиснянской увлекает с первой строки звуком, интонацией. Всегда и везде сила чувства и большая амплитуда его. Естественное простодушие автора само ведёт к законченности стихов. Даже в малых, так называемых проходных стихах видно законченное изящество.
В её поэтическом наследии немало и свежих по чувству любовных стихов. Но с какого-то момента она замечает:
Где стихи про любовь?
Всё рифмую войну и вину...
Наступает новая эпоха, время переходит в 90-е годы. И вот она видит:
Продолжается время распада,
Еле теплятся совесть и честь...
Кто в обносках ходит,
а кто в бобрах...
И с неожиданностью заключает, что мы
...давно и настолько убиты,
Что уже никогда не умрём.
Куда уйти: в природу, в тишину? Однако:
Тишина — состоянье души.
Но горящий глагол Аввакума
Жжёт моё сердце в тиши...
Что ж это делается в стране?
И я слышу на стыке веков
Со столичных балконов и лоджий
Упреждающий крик петухов.
Не второе ль пришествие ждётся?
Неужели предаст ученик,
А другой ученик отречётся
Под петуший отчаянный крик?
Как и всякий поэт, Лиснянская много думает о смысле поэзии и размышляет о возможной роли поэта:
Я есть пустота, сквозь меня, как сквозь воздух,
Проходит всё то, что движенью причастно...
Но чьё-то дыханье во мне остаётся,
И чьё-то во мне разрывается сердце.
Хотя Лиснянская весьма искусно владеет многими поэтическими приёмами, в частности искусством триптиха — вариантом образа и мысли, разрабатываемых в трёх стихах, — она никогда не стремилась и не стремится попасть в литературную моду. Она и в этом — в отверженности. Она восстает против метафорического диктата:
Метафора — она самовлюблённость
До сути не дошедшего стиха.
Стих действует. И по его делам
Отмстится нам или простится нам.
Как и всякий глубокий человек, Лиснянская много думает о смерти. Целая цепь стихов её — это светлая подготовка к смерти:
Загадка — жизнь, а смерть — её разгадка...
Естественно на этом фоне задумываться и о судьбе своих стихов:
Стихи твои, дети кровные,
Найдут, наконец, приют
В стране, где снега безмолвные
Слышнее людей живут.
Что ж это делается в стране?
И я слышу на стыке веков
Со столичных балконов и лоджий
Упреждающий крик петухов.
Не второе ль пришествие ждётся?
Неужели предаст ученик,
А другой ученик отречётся
Под петуший отчаянный крик?
Как и всякий поэт, Лиснянская много думает о смысле поэзии и размышляет о возможной роли поэта:
Я есть пустота, сквозь меня, как сквозь воздух,
Проходит всё то, что движенью причастно...
Но чьё-то дыханье во мне остаётся,
И чьё-то во мне разрывается сердце.
Хотя Лиснянская весьма искусно владеет многими поэтическими приёмами, в частности искусством триптиха — вариантом образа и мысли, разрабатываемых в трёх стихах, — она никогда не стремилась и не стремится попасть в литературную моду. Она и в этом — в отверженности. Она восстает против метафорического диктата:
Метафора — она самовлюблённость
До сути не дошедшего стиха.
Стих действует. И по его делам
Отмстится нам или простится нам.
Как и всякий глубокий человек, Лиснянская много думает о смерти. Целая цепь стихов её — это светлая подготовка к смерти:
Загадка — жизнь, а смерть — её разгадка...
Естественно на этом фоне задумываться и о судьбе своих стихов:
Стихи твои, дети кровные,
Найдут, наконец, приют
В стране, где снега безмолвные
Слышнее людей живут.
Я дам тебе ложе узкое
И ёлочку в сторожа,
Зато над землёю русскою
Твоя запоёт душа.
И ещё — в другом месте:
Но лет через тридцать свидетель эпохи иной
Раскроет тетрадь,
И слово моё на свету, словно знак водяной,
Начнёт проступать.
Я хочу надеяться, что решение нашего жюри и сегодняшняя церемония ускорят этот срок. И не через трвдцать лет, а уже сегодня стихи Инны Лиснянской начнут проступать водяным знаком!
И ёлочку в сторожа,
Зато над землёю русскою
Твоя запоёт душа.
И ещё — в другом месте:
Но лет через тридцать свидетель эпохи иной
Раскроет тетрадь,
И слово моё на свету, словно знак водяной,
Начнёт проступать.
Я хочу надеяться, что решение нашего жюри и сегодняшняя церемония ускорят этот срок. И не через трвдцать лет, а уже сегодня стихи Инны Лиснянской начнут проступать водяным знаком!
0
12.03.2014 10:06
История любви двух талантливых поэтов....
http://www.youtube.com/watch?v=GXKs_Y9cz3w
0
12.03.2014 10:18
Ты поживи с моё, – сказало море.
Ты повидай с моё, – сказало небо.
Ты испытай с моё, – земля сказала.
И я забыла собственное горе,
И возлюбила слово больше хлеба,
И перед миром на колени стала.
1977
http://www.youtube.com/watch?v=Cr6JtmHzxxY
0
12.03.2014 10:40
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий.
___keepration_220x220.jpg "foto-1-(convert.io)")
В Израиле 12 марта 2014 года скончалась поэтесса Инна Лиснянская. Ей было 85 лет. Как сообщает ИТАР-ТАСС со ссылкой на поэта и критика Андрея Василевского, похороны поэтессы, последние несколько лет жившей в Хайфе, состоятся в России. Дата похорон пока неизвестна.
Инна Лиснянская родилась в Баку в 1928 году. Она училась в Бакинском университете. В 1948 году поэтесса начала переводить азербайджанскую поэзию и публиковать свои собственные стихи. Ее первый сборник стихов «Это было со мною» вышел в Баку в 1957 году. В 1960-м Лиснянская переехала в Москву, где в 1978 году принимала участие в создании неподцензурного альманаха «Метрополь». Помимо нее авторами произведений, печатавшихся в сборнике, были Василий Аксенов, Владимир Высоцкий, Евгений Рейн, Евгений Попов, Виктор Ерофеев, Фазиль Искандер и другие.
После того как участники альманаха Попов и Ерофеев были исключены из Союза писателей СССР, Лиснянская вместе с Василием Аксеновым и Семеном Липкиным в 1979 году в знак солидарности с коллегами заявили о своем выходе из союза.
Лиснянская была лауреатом премий журналов «Стрелец», «Арион», «Дружба народов», «Знамя» и Государственной премии России. В 1999 году поэтесса получила литературную премию Александра Солженицына с формулировкой «за прозрачную глубину стихотворного русского слова и многолетне явленную в нем поэзию сострадания». В 2009 году она стала обладательницей награды «Поэт», которую в разные годы получали также Евгений Евтушенко, Евгений Рейн и Тимур Кибиров.
У Лиснянской осталась дочь — литератор, скульптор и куратор выставок Елена Макарова. С 1990 года Макарова живет в Израиле.