Военнопленный Служил он в приграничной полосе В одном военном округе особом И свято верил, как другие все, Что сможем одолеть врага любого. В т
Военнопленный
Служил он в приграничной полосе
В одном военном округе особом
И свято верил, как другие все,
Что сможем одолеть врага любого.
В тот день рассвет взорвался у реки
Свистели пули, пушки грохотали
И корпуса, дивизии, полки
Войну, штыки примкнувши начинали…
Весь день сражался их стрелковый полк
И заняв круговую оборону,
Отчаянно дрались все, кто как мог.
В живых осталось меньше батальона.
Ходили в контратаки много раз,
Пуская в ход лопаты и приклады
И не имея отступать приказ
Надеялись и верили: так надо!
Десятый за день авиа налёт
Земля у ног вздымается фонтаном
Его осколок в бок, под сердце бьёт
В глазах темнеет, кровь течёт из раны.
Очнулся от удара сапогом.
Стоит, фашист и нагло улыбаясь
На русском ломанном: Вперёд, бегом!
И он побрёл, о трупы спотыкаясь
Колонна пленных – аж за горизонт,
Течёт рекой в ту сторону, на Запад,
А позади, остался, где то фронт
Чуть слышны орудийные раскаты
Повязку кое-как он наложил,
С трудом остановил кровотечение,
А в глубине души жалел, что жив,
Уж лучше смерть, чем это унижение.
За проволокой колючей в шесть рядов
Собрали их в открытом поле чистом
И принялись выискивать жидов,
Политруков и просто коммунистов
Их выводили, выстроив, по пять
Такой у этих гадов был порядок,
Чтоб на краю оврага расстрелять,
Который, находился с полем рядом
Оставшихся собрали вместе всех
И комендант с оскалом лошадиным
Им предложил, не сдерживая смех
Прогулку совершить на поле минном
Тыл, фланги пулемётами прикрыв
Команду дали начинать движение
Пошли. Идут. Вдруг раздаётся взрыв
Все замерли, стоят в оцепенении
Вперёд! Орёт, краснея комендант,
Поверх голов стреляют пулемёты
Секунда, десять…дрогнул строй солдат
Продолжилась кровавая работа
Он шёл и думал: хоть бы наступить
Закончится кошмар в одно мгновение
Погибло много. Он остался жить,
И всё гадал: За что ему мучения?
Однажды на вокзал их привезли
В вагоны затолкали, что без окон.
Он взять успел с собою горсть земли,
Что б с ним была в чужом краю далёком
Три дня в пути – не выйти не попить,
Не получалось вдоволь надышаться
И понял он, что он обязан жить,
Что б даже здесь в плену с врагом сражаться!
Концлагерь. Крематорий. Валит дым
И штабелями много сотен трупов.
Здесь каждый узник днём живёт одним,
За жизнь, цепляясь каждую минуту
Шесть человек пытались убежать
Не получилось – быстро изловили.
Что б беглецов примерно наказать
Им перед строем ноги отрубили
Они в сознании кровью истекли
Все слышали проклятия и стоны
Тела их в крематории сожгли
Пополнив список многомиллионный.
Построили, решили вербовать
Мол: Власов – вот герой, и всё такое.
Да как же можно по своим стрелять?
Вдруг, кто-то крикнул в середине строя
Охрана злится: Кто посмел сказать?
Сюда пусть выйдет, перед нами станет,
Не то начнём на выбор Вас стрелять,
Сейчас Вы в этом убедитесь сами!
Раздвинув строй, выходит офицер,
Стал перед комендантом, заявляет:
Имел я Вас гер оберст, оберст гер!
И плюнул в крест железный. Тот стреляет
Но всё ж иуд десятка два нашлись
Их увели от общей массы сразу,
Они изменой вымолили жизнь
И пищу каждый день, и по три раза
Почти четыре года – сплошь кошмар,
Он выживал, о светлом дне мечтая
Лежа на тонких, голых досках нар
В глухом углу барачного сарая
В апреле, как - то ночью невзначай
Закашлявшись, проснулся очень рано:
Неслышен злобных псов осипший лай,
Он вышел, смотрит, – даже нет охраны
В барак обратно быстро забежал.
Расталкивая спящего соседа,
Что было силы, громко закричал:
Вставай земляк! Вставайте все! Победа!
Светает. Утро. Лагерь весь гудит
Улыбки на худых, небритых лицах.
Поймали надзирателя: Бандит!
Зверюга ненасытная, убийца!
Судили быстро: рвали на куски
На это полное имея право.
Минута…и остались лишь очки
Без стёкол, в металлической оправе
В ворота въехал краснозвёздный танк.
На землю спрыгнул парень с автоматом
Круглов Максим я, гвардии сержант.
Что, тяжело пришлось тут Вам ребята?
Теперь их вывозили на Восток.
Приехали, и вот те - на, нежданно:
Проверка, трибунал и новый срок.
И снова эшелоном к Магадану.
И долгих, восемь лет на Колыме
Морозя руки, ноги делал шпалы.
Два дня повоевал он на войне.
Кто скажет это много или мало?
Ну а потом, амнистия, домой.
Как долго же туда он добирался!
Соседка заявляет: Ты живой,
А муж мой под Варшавою остался!
Он промолчал. О чём тут говорить,
Всё так и есть, но по большому счёту
Раз жив, остался, значит нужно жить,
Для мужиков полно теперь работы.
Он твёрдо знает, что не виноват,
Ну, просто жребий вот такой достался,
Что он такой же, как и все солдат,
И что по доброй воле не сдавался.
Он в День Победы молча водку пьёт
Не для того, чтоб выпил и забылся.
Он пьёт за тех, кто больше не живёт,
Кто с той войны домой не возвратился.
Реально,до мурашек по коже.