Желтуха.

ЧАСТЬ 1

    Колючие январские морозы отступали. Метели ещё не успели задуть в свои рожки заунывную песню, наполняющую тоскливыми нотками низкое серое небо и землю вокруг.

   Зима попросила передышку, отступив для того, чтобы вскоре с новой силой обрушиться на покрытую сугробами землю.

   Над городом пятый день подряд сияло солнце на безоблачном синем-пресинем небе, напоминая, что весна не за горами.

    Снег в городе оставался ещё почти везде ослепительно белым, оттого что ветер дул западный, и заводскую гарь уносило далеко за окраины.

   Солнечный свет отражался в многочисленных прихотливых изгибах снежного покрова, разбиваясь на красные, жёлтые, синие лучики, скачущие по снегу, будто резвые шаловливые зайчики.

   Сосульки истекали капельками воды днём, когда солнце было особенно тёплым. Казалось, ещё чуть-чуть, и потекут ручьи, унося вместе со снегом, старые заботы. Ещё немного и обновится жизнь, и придёт вместе с запахом прогретой земли счастье, не имеющее конца. Счастье, позволяющее душе радоваться каждому новому мгновению жизни. Той жизни, что теплилась в промёрзших за зиму стволах деревьев, в дрёме спрятавшихся глубоко под землёй букашек, в нераспустившемся бутоне первого цветка, в блеске человеческих глаз.

    Но всему своё время. За окном пока правила зима. С солнцем, оттепелью, первым щебетом птах, но … зима.

   Дети радовались такой погоде больше всех. Они выбегали после школы во дворы домов, сбивались в стайки и часами напролёт строили снежные крепости, играли в хоккей, гоняя клюшками шайбу по утрамбованному снегу, катались с многочисленных уклонов на санках, убегали с лыжами на школьные дворы, где всегда зимой накатывали лыжню.

   Город понемногу расчищался от большого снегопада, пришедшего сразу вслед за морозами. Убрать снег с проезжей части, оголив асфальт, не удавалось ещё никому за все годы существования города.

   Лет тридцать назад, когда февральские бураны сбивали прохожих с ног, когда добраться до работы можно было только пешком, держась руками за протянутые вдоль заметённых тротуаров канаты, снежные сугробы вдоль проезжей части дорог вырастали выше уровня вторых этажей стоящих поблизости домов. Старожилы вспоминали те годы со страхом.  

   Теперь, конечно, не то, что раньше. Снега меньше, бураны – не такие страшные, перемёты на дорогах не везде. Основную снежную массу счищали к обочине, а остальное утрамбовывалось машинами до прочности бетона, раскатывалось до скользкости льда. Местами дороги превращались в ледяные «стиральные доски», усиленно разбивающие ходовую часть автомобилей. Дорожные службы пытались спасти положение, обильно посыпая центральные улицы мелким гравием смешанным с песком, но это мало помогало.

   Огромные массы снега никуда не вывозились: бульдозеры повсюду  сгребали его в высоченные сугробы по краям дорог, сужая проезжую часть. Водители ругались, но ездили – куда деваться?

   Тихомиров спешил на работу. Он шёл по протоптанной среди сугробов тропинке. Снег весело поскрипывал при каждом шаге.  Время подходило к половине девятого, а ключи от склада были одни - у Алексея Тихомирова. Он торопился: мало ли что!

    Склад. Да, та ещё работа! Вроде бы по душе Лёшке, но и не совсем по душе. Странно? А чего тут странного, если разобраться.

   Есть два варианта.

   Первый: можно всё упростить. По специальности он кто? Профессиональный торговец. Значит, занимается тем, чему учился в институте. Сам процесс торговли интересен ему? Ещё как интересен! Так о чём тогда речь? Надо меньше рассюсюкивать, больше делать, и результат не преминёт появиться! А пока можно ныть, что денег не хватает, что способен, мол, на большее, что можешь и умеешь лучше других работать. Тем более лучше того огромного количества случайных людей, оказавшихся в наше смутное время у кормила коммерции. Не ной, трудись! Докажи!

   Если ты такой умный, то почему же ты не богатый? Так, кажется, говорят американцы? Чувствуешь, что не хватает средств? Работай!

   Второй вариант: можно усложнить. К чему призвание твоё, Тихомиров? Вот, вот она - заковыка! Призвание не всегда есть профессия, задумайся. Уже задумался? Превосходно, пошли дальше. Любишь торговлю? Молодец. Процесс нравится или результат? И то и другое? Отлично. Не каждому так везёт. Большинство примитивно любит результат – деньги. А что ещё тебе нравится? Любишь рассуждать о жизни за чашкой чая с друзьями. Не ты один такой. Считаешь, что ты уже давно перерос этот городок, а оторваться и уехать всё никак не можешь? Так. Что же тебя держит? Страх? Боязнь новых трудностей, трясучка перед неминуемым одиночеством, ностальгией, тоской по родному болоту? Ну, милок, так ты ничего не добьёшься. Большой город – большие трудности; большая скорость жизни – большие нагрузки; большие деньги – большой успех. А ты пока  в маленьком городке штаны просиживаешь на складе, да и то не своём. Склад товарища, который имеет собственноё дело, хорошее дело, прибыльное, оптовая торговля бакалейными товарами. Спасибо товарищу – подкинул работу. Не в убыток себе, конечно, в прибыль, хотя, может, и не очень большую.

   Вот такие мысли прыгали в голове Алексея, пока он пешочком добирался до работы, любуясь свежестью зимнего утра, яркими лучами солнца, улыбками прохожих. И на его лице играла открытая радостная улыбка, ни с того, ни с сего. Просто – день чудесный. Проблемы? Они будут всегда, разного порядка, разной сложности, а жизнь-то проходит. Не упираться же ей в эти проблемы и застопориться! Шут с ними. Будет и у него яркая, радостная полоса.

   Вороватые воробышки прыгали между торговыми рядами на рынке, выхватывая семечки и орешки прямо из открытых мешков торговок. Шустро вертели головой, улучали момент, и ловко лавируя между мешками и коробками, хватали клювом очередное зёрнышко, съедая его на безопасном расстоянии.

 - Вот я тебя. Кыш! Кыш! Разлетались тут, – ворчали торговки, помахивая длинными прутиками, отгоняя крылатых городских воришек.

   Город уже начал свой трудовой день. Для кого в шесть утра – первая смена на заводе, для кого в восемь – школы, детские сады, государственные учреждения, для кого-то, как и для Тихомирова, в девять. Раньше начинать торговлю нет смысла.

   Склад располагался в пристройке к продовольственному магазину неподалёку от рынка. Именно близость к рынку определяла работу склада: владельцы бакалейной компании предполагали увеличить сбыт своей продукции через розничных торговцев рынка и для их удобства открыли поблизости свой филиал, приблизив товар к конечному потребителю.

   Лёшка сам перевозил оборудование для склада на транспорте фирмы, сам выгружал, собирал, менял замок в прочной металлической двери, сам подтыкал ветошью щели, заклеивал бумагой швы между рамами окон, вкручивал яркие лампочки, расставлял на стеллажи коробки с продукцией.

   Правда, не один. Нанял на склад грузчика – добросовестного пенсионера Петровича. Тёща помогла - её знакомый. Тихомиров понимал тёщу: пытается помочь, чем может и там, где может.

    Вот живёт Лёша в её квартире, точнее в квартире тестя. Вместе с ними живёт. Пятеро их с дочерью – его женой, да сынишкой - тот ещё совсем маленький. Да кот Васька – шестой. Васька - уличный драчун: что не выход за порог квартиры, то ухо порвано, то клока шерсти нет, то зуб надломлен. Дома отсыпается и отъедается для новых подвигов.

    Родители жены не упрекают зятя за отсутствие собственной квартиры и толковой работы, молчат. Может, тихо надеются на лучшее?

   Не поймёт их Алексей. Всё они молчком от него делают, разговоры по душам не получаются. Что мешает? Кажется, хорошее мыслят, а понимания нет. А, может, Лёшка себя слишком вызывающе ведёт? Он – парень с амбициями, хочет обиться в жизни лучшей доли.

   Но родители вроде бы видят – мечется Лешка по этой жизни, как тигр по клетке, прыгает из угла в угол, ищет выход. Раздирает душеньку свою, что шкуру об прутья, да до крови, до крови!

   Вот прошлый год два раза мотался в Германию за небольшие совсем деньги, поездом добирался, с кучей пересадок – экономил. Знал уже, как дешевле доехать. А в Германии покупал «сэконд хенд» - одежду б/у, сам паковал её в мешки, договаривался с транспортной компанией, возвращался к себе, ожидал груз. Через полтора месяца товар добирался до их городка. Затем два-три месяца он торговал одеждой, качественными европейскими вещами, хоть и ношеными, но в прекрасном состоянии – тем и жили некоторое время. У одежды той ткани превосходные, швы ровненькие, нитки не гнилые, покрой модный, красители устойчивые. Она даже и не новая выглядела превосходно.  Но если бы груз приходил тонн по десять за раз – можно было бы жить припеваючи, по местным меркам, конечно. А пока что денег не хватало.

    Всё ж эти поездки были не то. Не было покоя в душе. Снилось Лешке почти каждую ночь, что он живёт совсем в другом городе, большом, могучем, динамичном. И город был в каждом сне один и тот же, да только без названия. Тянул он к себе Тихомирова, затягивал в свою орбиту, как громадная планета затягивает  метеорит – издалека понемногу, понемногу, по чуть-чуть, с нарастающим ускорением. Казалось, что место ему там уготовлено, что держится он в своём милом городке из последних сил.

   Знал он, что-то вскоре должно произойти. Ждал это что-то и никак не мог заставить себя полюбить ни одно дело, которым занимался последние годы. Жена его, кажется, совсем разуверилась в его талантах, нервничала, почти не надеясь на лучшую долю. Родители её не говорили с Лешкой на эту тему, и он не мог понять их: деликатничают, мол, сам разберётся или не верят в него.

   Свои родители не сомневались в сыне, да жили они уж очень далеко. Они знали его в лучшие годы, когда деньги текли Тихомирову хоть и не могучими, но хорошими потоками от того дела, которым он занимался. А теперь того дела и след простыл, накопилось огромное желание у Лешки работать, да всё было не по душе…

   Месяц назад крупной иностранной компании требовался специалист в отдел продаж. Тёща нашла объявление в местной газете, где большинство объявлений начиналось со слова: «Продам…». Казалось, что все хотят избавиться от внезапно надоевших вещей, автомобилей, квартир. Беда провинциальных городов – продавцов больше чем покупателей.

    Лешка пошёл на собеседование ради интереса. Хотелось проверить себя, утвердиться в том, что есть запал. А работать по найму не было желания. Тот, кто хоть раз имел свой бизнес, такое дело, где весь успех зависит в огромной степени от собственных знаний, умения, сообразительности, терпения – тот уже никогда не сможет полноценно трудиться «на дядю». Слишком сладок плод успеха, вкушаемый хоть раз каждым деятельным человеком. Хотя и риск огромен, но нет, кажется, пределов возможностям. Ты – капитан своего корабля, и лишь от тебя зависит на мели, на рифы выведешь свой кораблик, или в бескрайние просторы могучего океана, опережая всех соперников и конкурентов.   

   С первого же собеседования в компании он понял, что его на эту должность примут. Его выбрали из множества кандидатов. Приятно. Но всё же какая-то мелкая проблема увела Тихомирова от этой должности, и почти весь свой пыл он отдал тому крохотному складу, уставленному картонными коробками, источавшими сладковатые запахи индийского чая, цветной карамели, рассыпчатого печенья и всяких других сладостей.

   Появились постоянные заказчики, торговые агенты, покупатели. Обнаружились доброжелатели, завистники и, конечно же, конкуренты.

   Работа закипела: каждый день прибывали пузатые грузовички с продуктами. Лешка сам разгружал свои машины, помогая усердному Петровичу и торговым агентам. Тёща тоже не осталась без дела, взяла на себя функции кладовщика, заведя журналы учёта поступлений и выдачи продукции, выписывала накладные, формировала заказы, отпускала товар. Вела учёт, как положено.

   Тихомиров отвозил выручку в главный офис, планировал крупные заказы, обхаживал выгодных клиентов, работал, как всегда, со смекалкой и выдумкой. Хотя всё равно чувствовал, что и этот склад ненадолго в его жизни. Снилась, снилась ему махина огромного города, звала к себе. Но работать плохо даже на маленьком складе он не умел и не желал. Оттачивал мастерство для будущего большого дела, ожидавшего его где-то совсем неподалёку.

   Алексей привычно прогулялся по рынку, потолкался среди торговцев, смотрел динамику цен на те продукты, которыми торговал сам. Перебросился парой слов об ассортименте с некоторыми клиентами, ответил, во сколько лучше им придти за новыми товарами. Подошёл к магазину, с тыльной стороны которого и располагался его склад. Петрович уже ждал его, стоя на ступеньках.

- Петрович! Доброе утро!

- Утро доброе, Алексей Батькович, – улыбнулся грузчик, показав крупные здоровые зубы.

- Петрович, держите ключи, открывайте склад, - протянул промёрзшую на холоде связку Лёшка. Хоть и светит солнышко, на термометре в тени пока минус девять.

- А ты?

- Я постою, воздухом подышу. День чудесный, ишь, как воробьи растрещались. – И вправду, птахи, радуясь солнечной погоде, грели пёрышки на солнечной стороне крыш торговых павильонов, чирикали не умолкая, соревнуясь друг перед другом в знаниях чирик-чик-чикского языка. А может, выясняли, чья сегодня очередь дежурить возле мешков с семечками, крупой и орехами?

    Доказывая своё превосходство некоторые из них, вдруг, испуская особо воинственное чириканье, бросались друг на друга, затевая драку. Вся стая, принимая участие в событии, переживая за сородичей, усиливая шум, перелетала вслед за драчунами.

- И то, и то, - покачал головой пенсионер. - Так я пойду? – ещё раз уточнил он.

- Да-да. Конечно. – Алексей зажмурился от яркого света.

   Петрович тихо повернулся и пошёл на рабочее место.

- Да… - вспомнил Алексей. - Там, на столе вчерашние заказы лежат, те, что не успели собрать, так вы, пожалуйста, начните их готовить. Только в коробки не укладывайте.

- Обязательно, обязательно, - ответил усердный Петрович.

   Лёшка знал, что и без этого напоминания грузчик сам начнёт всё делать, сидеть без работы он не мог, но всё же Тихомиров старался облегчить задачу деликатному Петровичу. Получив задание, пенсионер иногда ошибался с товарами – этикетки уж очень схожи, путал, поэтому и попросил его Алексей лишь отобрать в сторону заказанный товар. А в остальном - надёжный мужичок, исполнительный и не вороватый, хотя и не мастер на все руки.

   В первые же дни обнаружилось, что он не умеет ни слесарничать, ни плотничать. Когда Тихомиров чинил и устанавливал замки, столы, полки, стеллажи, витрины, Петрович только путался под ногами. Даже его советы никуда не годились, он понимал это и пытался поддерживать свой авторитет добросовестной работой, отлично выполняя то, что умел. Его честность и усердие перекрывали любые промахи.

   Лёшка стоял и разглядывал прохожих. Будний день. Дети находились в школах, взрослые мужчины, в основном, трудились на заводах и фабриках. Большую часть прохожих составляли домохозяйки, спешащие на рынок за продуктами.

    В воздухе поплыл запах свежего хлеба, это на рынке начали печь лаваш. Аромат щекотал ноздри. Захотелось отломить кусочек румяной лепёшки и долго жевать его, не проглатывая, наслаждаясь особым вкусом горячего хлеба.  

   Неожиданно, из-за дальнего угла магазина показался старый знакомый - Серёжка Туманов. Он направился прямо к Алексею. Или не он? Показалось? Нет, не ошибся, это – Серёга.

   Сергей ещё не разглядел, что перед ним стоит его приятель детства – Тихомиров. Просто шёл по своим делам, глядя по сторонам.

   Намётанным глазом Алексей определил, что в жизни Серёжки не всё в порядке. Вот у милиционеров, например, глаз на всякого рода непорядок настолько намётан, что зачастую сам сотрудник милиции ещё и не поймёт сразу: в чём же непорядок состоит? Не понимает, но видит его, чувствует, определяет на расстоянии, а потом уже начинает мыслить и соображать, выискивая то, что потревожило подсознание. Так и Лешка, обладал тем же чутьём. Не надо быть для этого милиционером, просто нужно хоть чуточку разбираться в людях.

   Смотрел Алексей на Туманова и понимал, что тот у него «на крючке», словно поступил сигнал: «Осторожно. Будь внимателен.. Стоит избежать общения»  И пока Серёга ещё не узнал Тихомирова, много мыслей возникло в голове Алексея.

   Он пытался определить, что же не в порядке в облике бредущего к нему человека? Ботинки – очень уж стоптаны и разношены, крема не видели давненько. Староваты ботиночки. Брюки из грубой ткани, давно потеряли форму; расцветка бурая, та, которую предпочитают замарашки – грязь не видно. Куртка блёклая, выгоревшая от солнца, бесформенная. Мешок, а не куртка. Неприметная вязаная шапочка. Перчаток нет. В руках полиэтиленовый пакет, судя по всему, долгожитель – измятый, затёртый. В пакете что-то лежит. Не удивился бы Лешка, если бы там звенели пустые пивные бутылки.

     Но всё это ерунда, потому как не делил людей на богатых и бедных Тихомиров, не принимал он их по этому признаку. Больше смотрел он на чистоту и опрятность. Серёга выглядел неопрятно, не свежо, помято. Да и это ещё полдела: бывают у каждого временные моменты, когда, кажется, нет никакой возможности привести себя в порядок. И сама одежда, в конце концов, может быть рабочей… Хотя это, сдаётся, не тот случай. Не одежда, не обувь смущали Тихомирова. Лицо Серёжки, его манера двигаться, водить глазами, вертеть головой, вжимая её в плечи – вот, что бросалось в глаза.

   Лицо его даже издали выглядело землисто-серым, нездоровым при таком ярком свете. Странный пергаментный цвет кожи. А ведь, помнится, раньше на его щеках всегда играл румянец.

   Головой Серёжка крутил, как бы озираясь. Одновременно высматривая, где и что плохо лежит, в то же время, оглядывая людей на предмет опасности.

    Ой, плохо с ним дело! Плохо! Он вёл себя, как человек, который боится, хотя ничего предосудительного не делает в этот момент. Он боится всех, потому как знает о себе, что порочен. Знает, делает своё дело и боится.

   Такой человек продаст себя любому, кто надавит на него больно. Задёшево продаст. Сломанный, исковерканный мужичок. Мужчиной его трудно было бы назвать из-за отсутствия той самой мужественности во взгляде бегающих глазок. Лёшка помнил ещё с детства, что они у Серёжки бездонно голубые, как июньское небо в ясный день.

    Походка у приятеля стала вялая, стариковская. Спина не держалась ровнёхонько, слегка пригибалась от приобретённой привычки казаться незаметным. Подбородок он не держал вверх, как делал это раньше, в юности. Походил на опустившегося на одну из самых низших социальных ступенек человека. При том опустившегося добровольно. От слабости, неумения заставить себя переломить ход событий. От неумения терпеть боль душевную и физическую. От того, что жизнь столь многообразная своими чудными формами, не открывалась ему далее грядущего дня, и то лишь при мысли, что завтра где-то следует ночевать и что-то есть.

   Боже мой! Серёжка, Серёжка. В кого ты превратился? Тихомирову стало не по себе.

   Или я рано паникую? Может, в этот раз моё чутьё меня подвело? Может, он серьёзно болен и ему требуется помощь? А я уже осудил его.

   Наконец, Туманов разглядел Тихомирова. Сергей улыбнулся, но как-то неискренне, мимолётно, будто осёкся. На мгновение поддался воспоминаниям детства, а затем сообразил, что они уже давно не дети, присмотрелся, чтобы понять, что за гусь теперь его старый дружок. И что следует ожидать от Лёшки?

   Алексей потерял Туманова из поля зрения лет шесть назад. Долетали неведомыми ветрами до него редкие слухи, что пьёт Туманов, что деньги занимал у многих, что с долгами не рассчитался. Дурные вести.

   Можно верить им, можно и не принимать на веру, сомневаться до последнего. Кто знает: как правильно? Верить и быть жёстким реалистом, разочарованным в людях? Или думать о том, что всё это – брехня собачья, не таков мой дружок.

   Правда, сейчас он похож почти что на бродяжку. А как не плохо всё начиналось.

   Серёжка Туманов жил в соседнем доме и учился в одном классе с другом Алексея – Санькой Кирш, который, собственно, и познакомил Туманова со своими друзьями. Всей большой компанией они летом гоняли по городу на велосипедах, купались, загорали, играли во дворе дома, строили шалашы в зарослях акации, ходили в кино. Зимой вместе катались на лыжах, играли в хоккей, посещали спортивные секции, читали книги, мечтая уплыть в тропические моря на собственном паруснике. Кто-то хотел стать капитаном, кто-то – археологом, кто-то военным, все о чём-то мечтали.

    Туманов то вливался в их компанию, то неожиданно пропадал, не разделяя до конца с друзьями всех задумок, проблем, не всегда участвовал в их делах и мероприятиях. Он подшучивал над  ребятами, когда те пытались построить что-то собственными руками, сам ничего не придумывал, любил комфорт и домашний уют. Серёжка был беззлобным, не увлекался алкоголем, не курил и тем уже устраивал новых друзей. Правда, был не деятельным, в отличие от них. Скорее всего, это и являлось основным отличием его от других мальчишек их компании.

    Кроме Туманова все были из малообеспеченных семей, поэтому мастерили всё своими руками - ломали головы над задачами со многими неизвестными. Туманов же, был избалован деньгами и предпочитал купить готовую игрушку, а не сделать её самому.

   Когда ребята подросли и начали разъезжаться, Туманов, Кирш и Тихомиров сблизились. Они подолгу слушали музыку на новом  дорогом проигрывателе дома у Серёжки, желая стать такими же знаменитыми, как те, кто был изображён на конвертах модных пластинок. Вместе пытались определить своё место в жизни после школы. Туманов в те годы был таким же, как все. Ничто не выделяло его в лучшую или в худшую сторону. Парень, как парень.  Может, маленько хвастоват? Да, именно хвастоват, это было уже тогда - выдавать желаемое за действительное.

   Последний год перед армией они виделись реже. Алексей учился в одном институте, Кирш в другом, Серёга в профессиональном училище. Правда, тогда Лешка подрабатывал сторожем в детском саду – стипендии не хватало, и друзья часто засиживались за полночь в опустевшем от весёлого детского гомона помещении. Туманов помогал Лёшке охранять садик уже тем, что приходил на дежурство к другу вместе со своей овчаркой Ветой. Умная собака грозно порыкивала на чужих подростков, облюбовавших по вечерам укромные беседки на территории садика. Тихомиров был доволен: пусть все знают, что сторож не один, у него верный и грозный помощник.

   Сашка и Тихомиров в одно время призывались, в одно время и вернулись из армии. Серёжка попал в армию позже и в то время, когда его друзья, восстановившись в институтах, вновь слушали лекции, он продолжал службу.

   Как-то раз зимой его мать сказала Алексею, встретив того на улице, что её сын Серёжа, отслужив половину срока, надумал остаться  в рядах вооружённых сил. И теперь он учится в Севастополе в мичманской школе.

   Неоднозначно отнёсся к этой информации Алексей. Засомневался в искренности решения Серёги, только говорить об этом не захотел. Знал он ребят из своей части, которые переносили службу очень тяжело и, как выход, а думали, что это хороший выход – шли в школы прапорщиков в армии или мичманов на флоте, после года службы. Окончив такую школу, получали погоны с двумя звёздочками и направлялись в войска или на флот. Да вот контракт подписывался с ними на пять лет.

    Вроде бы ты уже и не солдат, и солдатами командуешь, но пять лет службы?! Ещё пять - в сапогах?! Нет, это не выход. Хотя… если он и взаправду полюбил службу, то, конечно.  Так рассудил Тихомиров, и о своих сомнениях говорить никому не стал. К чему?

   Дни текли, как им и положено. Алексей продолжал учёбу, мечтая как можно скорее окончить институт и открыть собственное дело: в стране началась перестройка, меняющая в первую очередь взгляды и мысли людей, а уж потом устройство государства.

   И вот однажды ему позвонил Туманов и сказал, что он в городе и приглашает друзей завтра к себе на день рождения.

   Тихомиров пришёл на день рождения приятеля вместе с Киршем. Именинник встретил их при параде. Чёрная форма сидела на нём так, будто он в ней родился, подчёркивая всю его природную красоту. Он был похож на морского офицера царского флота – волосы светлые, глаза голубые, китель без единой складочки, рубашка сверкала белизной. Что за прелесть! Не то, что оливковые мундиры пехоты!

   Только одно сразу же смутило рассудительного Алексея: на левой стороне кителя у Туманова бросались в глаза два (два!!!) ордена Боевого Красного Знамени. Что за шутка?! Или Тихомиров что-то не понимает в жизни, или Серёга умудрился за два с половиной года, которые они не виделись совершить два подвига?! Ведь орден этот не даром называется орденом Боевого Красного Знамени. Потому и вручается за подвиг в прямом бою. Что же это? Наши войска, правда, пока ещё в Афганистане, но ведь Туманов призывался в ленинградский военный округ, оттуда попал в школу мичманов в Севастополе, далее распределился снова куда-то под Ленинград. Это всё верно знал Лёшка. Какие бои?

   Туманов радостно улыбался друзьям, правда, немного важничал. Ну да ладно, сегодня ему это прощается. Всё-таки хочется ему побыть в свой день значимым, имеет право. Лишь бы не перегибал.

    Кирш, в глазах которого промелькнуло изумление при виде орденов, быстро справился с собой и искренне радовался другу. Добрый он – Сашка. Заранее простил другу грешок.

   Тихомиров же сначала немного напрягся – что его Серёга за дурачка держит? Потом расслабился, решил не обижать Туманова своим неверием. Был уверен, что тот сам всё откроет. Если в пьесе у режиссёра на стене висит ружьё, оно обязательно выстрелит. 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...