18 января 1943 года после ожесточенных семидневных боёв была прорвана блокада Ленинграда.

Советские солдаты в атаке под Ленинградом во время начала прорыва блокады

Блокада Ленинграда прорвана! 18 янв.1943 под Шлиссельбургом соединились войска Ленинградского и Волховского фронтов

Ровно 74 года назад советскими войсками была прорвана блокада Ленинграда

Ольга Берггольц. Её называют символом и голосом блокадного Ленинграда

Ольга Берггольц

Ленинградке

Еще тебе такие песни сложат,
Так воспоют твой облик и дела,
Что ты, наверно, скажешь: - Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.

Мне часто было страшно и тоскливо,
Меня томил войны кровавый путь,
Я не мечтала даже стать счастливой,
Мне одного хотелось: отдохнуть...

Да, отдохнуть ото всего на свете -
От поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
От вечного предчувствия беды,

От страха за того, кто мне не пишет
(Увижу ли его когда-нибудь),
От свиста бомб над беззащитной крышей,
От мужества и гнева отдохнуть.

Но я в печальном городе осталась
Хозяйкой и служанкой для того,
Чтобы сберечь огонь и жизнь его.
И я жила, преодолев усталость.

Я даже пела иногда. Трудилась.
С людьми делилась солью и водой.
Я плакала, когда могла. Бранилась
С моей соседкой. Бредила едой.

И день за днем лицо мое темнело,
Седины появились на висках.
Зато, привычная к любому делу,
Почти железной сделалась рука.

Смотри, как цепки пальцы и грубы!
Я рвы на ближних подступах копала,
Сколачивала жесткие гробы
И малым детям раны бинтовала...

И не проходят даром эти дни,
Неистребим свинцовый их осадок:
Сама печаль, сама война глядит
Познавшими глазами ленинградок.

Зачем же ты меня изобразил
Такой отважной и такой прекрасной,
Как женщину в расцвете лучших сил,
С улыбкой горделивою и ясной?

Но, не приняв суровых укоризн,
Художник скажет с гордостью, с отрадой:
- Затем, что ты - сама любовь и жизнь,
Бесстрашие и слава Ленинграда!

8 марта 1942

Дорога на фронт

...Мы шли на фронт по улицам знакомым,
припоминали каждую, как сон:
вот палисад отеческого дома,
здесь жил, шумя, огромный добрый клен.

Он в форточки тянулся к нам весною,
прохладный, глянцевитый поутру.
Но этой темной ледяной зимою
и ты погиб, зеленый шумный друг.

Зияют окна вымершего дома.
Гнездо мое, что сделали с тобой!
Разбиты стены старого райкома,
его крылечко с кимовской звездой.

Я шла на фронт сквозь детство - той дорогой,
которой в школу бегала давно.
Я шла сквозь юность, сквозь ее тревогу,
сквозь счастие свое - перед войной.

Я шла сквозь хмурое людское горе -
пожарища, развалины, гробы...
Сквозь новый, только возникавший город,
где здания прекрасны и грубы.

Я шла сквозь жизнь, сведя до боли пальцы.
Твердил мне путь давнишний и прямой:
- Иди. Не береги себя. Не сжалься,
не плачь, не умиляйся над собой.

И вот - река, лачуги, ветер жесткий,
челны рыбачьи, дымный горизонт,
землянка у газетного киоска -
наш ленинградский неприступный фронт.

Да. Знаю. Все, что с детства в нас горело,
все, что в душе болит, поет, живет, -
все шло к тебе, торжественная зрелость,
на этот фронт у городских ворот.

Ты нелегка - я это тоже знаю,
но все равно - пути другого нет.
Благодарю ж тебя, благословляю,
жестокий мой, короткий мой расцвет,

за то, что я сильнее, и спокойней,
и терпеливей стала во сто крат
и всею жизнью защищать достойна
великий город жизни - Ленинград.

Май 1942

Нам от тебя теперь не оторваться.
Одною небывалою борьбой,
Одной неповторимою судьбой
Мы все отмечены. Мы - ленинградцы.

Нам от тебя теперь не оторваться:
Куда бы нас ни повела война -
Твоею жизнию душа полна
И мы везде и всюду - ленинградцы.

Нас по улыбке узнают: нечастой,
Но дружелюбной, ясной и простой.
По вере в жизнь. По страшной жажде счастья.
По доблестной привычке трудовой.

Мы не кичимся буднями своими:
Наш путь угрюм и ноша нелегка,
Но знаем, что завоевали имя,
Которое останется в веках.

Да будет наше сумрачное братство
Отрадой мира лучшею - навек,
Чтоб даже в будущем по ленинградцам
Равнялся самый смелый человек.

Да будет сердце счастьем озаряться
У каждого, кому проговорят:
- Ты любишь так, как любят ленинградцы...-
Да будет мерой чести Ленинград.

Да будет он любви бездонной мерой
И силы человеческой живой,
Чтоб в миг сомнения, как символ веры,
Твердили имя верное его.

Нам от него теперь не оторваться:
Куда бы нас ни повела война -
Его величием душа полна,
И мы везде и всюду - ленинградцы.

Апрель 1942

Ленинградская поэмаI

Я как рубеж запомню вечер:
декабрь, безогненная мгла,
я хлеб в руке домой несла,
и вдруг соседка мне навстречу.
- Сменяй на платье,- говорит,-
менять не хочешь - дай по дружбе.
Десятый день, как дочь лежит.
Не хороню. Ей гробик нужен.
Его за хлеб сколотят нам.
Отдай. Ведь ты сама рожала...-
И я сказала: - Не отдам.-
И бедный ломоть крепче сжала.
- Отдай,- она просила,- ты
сама ребенка хоронила.
Я принесла тогда цветы,
чтоб ты украсила могилу.-
...Как будто на краю земли,
одни, во мгле, в жестокой схватке,
две женщины, мы рядом шли,
две матери, две ленинградки.
И, одержимая, она
молила долго, горько, робко.
И сил хватило у меня
не уступить мой хлеб на гробик.
И сил хватило - привести
ее к себе, шепнув угрюмо:
- На, съешь кусочек, съешь... прости!
Мне для живых не жаль - не думай.-
...Прожив декабрь, январь, февраль,
я повторяю с дрожью счастья:
мне ничего живым не жаль -
ни слез, ни радости, ни страсти.
Перед лицом твоим, Война,
я поднимаю клятву эту,
как вечной жизни эстафету,
что мне друзьями вручена.
Их множество - друзей моих,
друзей родного Ленинграда.
О, мы задохлись бы без них
в мучительном кольце блокады.

II

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

III

О да - иначе не могли
ни те бойцы, ни те шоферы,
когда грузовики вели
по озеру в голодный город.
Холодный ровный свет луны,
снега сияют исступленно,
и со стеклянной вышины
врагу отчетливо видны
внизу идущие колонны.
И воет, воет небосвод,
и свищет воздух, и скрежещет,
под бомбами ломаясь, лед,
и озеро в воронки плещет.
Но вражеской бомбежки хуже,
еще мучительней и злей -
сорокаградусная стужа,
владычащая на земле.
Казалось - солнце не взойдет.
Навеки ночь в застывших звездах,
навеки лунный снег, и лед,
и голубой свистящий воздух.
Казалось, что конец земли...
Но сквозь остывшую планету
на Ленинград машины шли:
он жив еще. Он рядом где-то.
На Ленинград, на Ленинград!
Там на два дня осталось хлеба,
там матери под темным небом
толпой у булочной стоят,
и дрогнут, и молчат, и ждут,
прислушиваются тревожно:
- К заре, сказали, привезут...
- Гражданочки, держаться можно...-
И было так: на всем ходу
машина задняя осела.
Шофер вскочил, шофер на льду.
- Ну, так и есть - мотор заело.
Ремонт на пять минут, пустяк.
Поломка эта - не угроза,
да рук не разогнуть никак:
их на руле свело морозом.
Чуть разогнешь - опять сведет.
Стоять? А хлеб? Других дождаться?
А хлеб - две тонны? Он спасет
шестнадцать тысяч ленинградцев.-
И вот - в бензине руки он
смочил, поджег их от мотора,
и быстро двинулся ремонт
в пылающих руках шофера.
Вперед! Как ноют волдыри,
примерзли к варежкам ладони.
Но он доставит хлеб, пригонит
к хлебопекарне до зари.
Шестнадцать тысяч матерей
пайки получат на заре -
сто двадцать пять блокадных грамм
с огнем и кровью пополам.
...О, мы познали в декабре -
не зря "священным даром" назван
обычный хлеб, и тяжкий грех -
хотя бы крошку бросить наземь:
таким людским страданьем он,
такой большой любовью братской
для нас отныне освящен,
наш хлеб насущный, ленинградский.

IV

Дорогой жизни шел к нам хлеб,
дорогой дружбы многих к многим.
Еще не знают на земле
страшней и радостней дороги.
И я навек тобой горда,
сестра моя, москвичка Маша,
за твой февральский путь сюда,
в блокаду к нам, дорогой нашей.
Золотоглаза и строга,
как прутик, тоненькая станом,
в огромных русских сапогах,
в чужом тулупчике, с наганом,-
и ты рвалась сквозь смерть и лед,
как все, тревогой одержима,-
моя отчизна, мой народ,
великодушный и любимый.
И ты вела машину к нам,
подарков полную до края.
Ты знала - я теперь одна,
мой муж погиб, я голодаю.
Но то же, то же, что со мной,
со всеми сделала блокада.
И для тебя слились в одно
и я и горе Ленинграда.
И, ночью плача за меня,
ты забирала на рассветах
в освобожденных деревнях
посылки, письма и приветы.
Записывала: "Не забыть:
деревня Хохрино. Петровы.
Зайти на Мойку сто один
к родным. Сказать, что все здоровы,
что Митю долго мучил враг,
но мальчик жив, хоть очень слабый..."
О страшном плене до утра
тебе рассказывали бабы
и лук сбирали по дворам,
в холодных, разоренных хатах:
- На, питерцам свезешь, сестра.
Проси прощенья - чем богаты...-
И ты рвалась - вперед, вперед,
как луч, с неодолимой силой.
Моя отчизна, мой народ,
родная кровь моя,- спасибо!

V

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

VI

Вот так, исполнены любви,
из-за кольца, из тьмы разлуки
друзья твердили нам: "Живи!",
друзья протягивали руки.
Оледеневшие, в огне,
в крови, пронизанные светом,
они вручили вам и мне
единой жизни эстафету.
Безмерно счастие мое.
Спокойно говорю в ответ им:
- Друзья, мы приняли ее,
мы держим вашу эстафету.
Мы с ней прошли сквозь дни зимы.
В давящей мгле ее терзаний
всей силой сердца жили мы,
всем светом творческих дерзаний.

Да, мы не скроем: в эти дни
мы ели землю, клей, ремни;
но, съев похлебку из ремней,
вставал к станку упрямый мастер,
чтобы точить орудий части,
необходимые войне.
Но он точил, пока рука
могла производить движенья.
И если падал - у станка,
как падает солдат в сраженье.

И люди слушали стихи,
как никогда,- с глубокой верой,
в квартирах черных, как пещеры,
у репродукторов глухих.

И обмерзающей рукой,
перед коптилкой, в стуже адской,
гравировал гравер седой
особый орден - ленинградский.
Колючей проволокой он,
как будто бы венцом терновым,
кругом - по краю - обведен,
блокады символом суровым.
В кольце, плечом к плечу, втроем -
ребенок, женщина, мужчина,
под бомбами, как под дождем,
стоят, глаза к зениту вскинув.
И надпись сердцу дорога,-
она гласит не о награде,
она спокойна и строга:
"Я жил зимою в Ленинграде".
Так дрались мы за рубежи
твои, возлюбленная Жизнь!
И я, как вы,- упряма, зла,-
за них сражалась, как умела.
Душа, крепясь, превозмогла
предательскую немощь тела.
И я утрату понесла.
К ней не притронусь даже словом -
такая боль... И я смогла,
как вы, подняться к жизни снова.
Затем, чтоб вновь и вновь сражаться
за жизнь.

Носитель смерти, враг -
опять над каждым ленинградцем
заносит кованый кулак.
Но, не волнуясь, не боясь,
гляжу в глаза грядущим схваткам:
ведь ты со мной, страна моя,
и я недаром - ленинградка.
Так, с эстафетой вечной жизни,
тобой врученною, отчизна,
иду с тобой путем единым,
во имя мира твоего,
во имя будущего сына
и светлой песни для него.

Для дальней полночи счастливой
ее, заветную мою,
сложила я нетерпеливо
сейчас, в блокаде и в бою.
Не за нее ль идет война?
Не за нее ли ленинградцам
еще бороться, и мужаться,
и мстить без меры? Вот она:

- Здравствуй, крестник
красных командиров,
милый вестник,
вестник мира...

Сны тебе спокойные приснятся -
битвы стихли на земле ночной.
Люди неба больше не боятся,
неба, озаренного луной.

В синей-синей глубине эфира
молодые облака плывут.
Над могилой красных командиров
мудрые терновники цветут.
Ты проснешься на земле цветущей,
вставшей не для боя - для труда.
Ты услышишь ласточек поющих:
ласточки вернулись в города.

Гнезда вьют они - и не боятся!
Вьют в стене пробитой, под окном:
крепче будет гнездышко держаться,
люди больше не покинут дом.

Так чиста теперь людская радость,
точно к миру прикоснулась вновь.
Здравствуй, сын мой, жизнь моя, награда,
здравствуй, победившая любовь!

Июнь - июль 1942

Метроном в блокаду. Зачем он был нужен?

Ещё в первые месяцы блокады на улицах Ленинграда было установлено 1500 громкоговорителей. Радиосеть несла информацию для населения о налетах и воздушной тревоге. Знаменитый метроном, вошедший в историю блокады Ленинграда как культурный памятник сопротивления населения, транслировался во время налетов именно через эту сеть. Быстрый ритм означал воздушную тревогу, медленный ритм — отбой.

В блокадном Ленинграде, когда радио не работало, в эфире стучал метроном: быстрый ритм означал воздушную тревогу, медленный ритм — отбой.
В окруженном фашистами Ленинграде проводное вещание продолжалось круглосуточно. Трансляция концертов, сводок Совинформбюро, выступления по радиосети известных горожан, деятелей культуры вселяли в жителей города надежду и веру в неизбежную победу над захватчиками. По окончании передач звучал метроном - его стук называли живым биением сердца Ленинграда.

Ольга Берггольц

Август 1942 года

Август 1942 года. Страна преодолевает второе фашистское наступление: немцы подошли к Волге, Сталинграду, ползут по Кавказу, готовят новый штурм Ленинграда.

Печаль войны все тяжелей, все глубже,
все горестней в моем родном краю.
Бывает, спросишь собственную душу:
- Ну, как ты, что?- И слышишь: - Устаю...-
Но не вини за горькое признанье
души своей и не пугайся, нет.
Она такое приняла страданье
за этот год, что хватит на сто лет.
И только вспомни, вспомни сорок первый:
неудержимо двигался фашист,
а разве - хоть на миг - ослабла вера
не на словах, а в глубине души?
Нет. Боль и стыд нежданных поражений
твоя душа сполна перенесла
и на путях печальных отступлений
невиданную твердость обрела.
...И вот - опять... О, сводки с юга, утром!
Как будто бы клещами душу рвут.
Почти с молитвой смотришь в репродуктор:
- Скажи, что Грозного не отдадут!
- Скажи, скажи, что снова стала нашей
Кубань, Ростов и пламенный Донбасс.
- Скажи, что англичане от Ламанша
рванулись на Германию сейчас! -
...Но как полынью горем сводки дышат.
Встань и скажи себе, с трудом дыша:
- Ты, может быть, еще не то услышишь,
и все должна перенести душа.
Ты устаешь? Ты вся в рубцах и ранах?
Все так. Но вот сейчас, наедине,
не людям - мне клянись, что не устанешь,
пока твое Отечество в огне.
Ты русская - дыханьем, кровью, думой.
В тебе соединились не вчера
мужицкое терпенье Аввакума
и царская неистовость Петра...
...Такая, отграненная упорством,
твоя душа нужна твоей земле...
Единоборство? - Пусть единоборство!
Мужайся, стой, крепись и - одолей.

Август - сентябрь 1942

Блокада Ленинграда… Без малого 900 дней во вражеском кольце, в немилосердной удавке голода, когда желание поесть – главный мотив поступков двух с половиной миллионов людей, на глазах превращающихся в тени.

Чем выживали эти люди, где черпали силы, что удерживало их от падения в бездну озверения? Есть разные версии и разные истории, зафиксированные в нескольких дошедших до нас блокадных дневниках. Писали люди, давно и привычно пишущие – учёные, писатели, поэты. Писали и те, кто никогда прежде не имел опыта ведения дневника. Отчего-то хотелось им, обессиленным от голода и холода, поведать о своих переживаниях другим. Отчего-то они считали, что это очень важно – знать, как остаться человеком, когда ничего человеческого вокруг уже нет.

Старенький доктор, едва поднявшийся в квартиру больного по обледеневшей лестнице, отказывается от царского вознаграждения – Хлеба. На кухне для больного варят еду – студень из столярного клея. Ужасающий запах никого не ужасает. Шкала различий приятных и дурных запахов изменилась. Всё, что можно съесть, пахнет хорошо. Доктор советует опускать ладони больного в тёплую воду. Других лекарств нет. Этому событию посвящена страница мелким почерком в дневнике сына больного. Он переживёт отца и напишет книгу воспоминаний о «смертном времени». Это будет книга о благородстве. Люди должны знать. Иначе озверение и смерть.

Мальчик 9 лет идёт в булочную. Он один из семьи ещё ходит. От того, отоварит ли мальчик хлебные карточки, зависит жизнь его мамы и сестрёнки. Мальчику везёт. Продавец выдаёт ему порцию с довеском – наградой тому, кто тащит неподъёмную ношу многочасовых очередей на морозе. Мальчик не сможет съесть довесок, не разделив его с теми, кто слабее. Его найдут только весной, в сугробе недалеко от дома. Он будет бороться до последнего.

Около Нарвских ворот перевернулись санки с соевыми конфетами – новогодними подарками для детей-сирот. Бредущие рядом голодные тени остановились завороженные, кольцо вокруг санок и женщины-экспедитора медленно сжималось, слышались глухие крики радости. «Это для сирот!» - выкрикнула в отчаянии женщина. Люди, окружившие санки, взялись за руки. Так они стояли до тех пор, пока все коробки не были упакованы. Поодиночке было бы не справиться со зверем в себе, вместе они сделали это.

Дети блокады в своих дневниках с великой благодарностью вспоминают милосердие к ним чужих людей. Ни одна дарованная крошка хлеба не изглаживалась из памяти. Кто-то отдал свой обед обессиленной девочке, кто-то делился хлебом.

Пришла в совхоз старушка устраиваться на работу. Еле на ногах стоит, бледная, лицо в глубоких морщинах. А работы нет, зима. Приходите, бабуля, весной, говорят ей, и тут выясняется, что старушке … 16 лет. Нашли работу, выхлопотали карточку, спасли девушку. Многие блокадные дневники – сплошное перечисление подарков. Кто-то обогрел, напоил чаем, приютил, дал надежду, работу. Были и другие. Их удел забвение.

Люди выжили, потому что трудились на общее дело, на Победу. «В городе было сооружено более 4100 дотов и дзотов, в зданиях оборудовано 22 тысячи огневых точек, на улицах установлено свыше 35 километров баррикад и противотанковых препятствий. Триста тысяч ленинградцев участвовало в отрядах местной противовоздушной обороны города. Днем и ночью они несли свою вахту на предприятиях, во дворах домов, на крышах. Осаждённый город давал фронту вооружение и боеприпасы. Из ленинградцев было сформировано 10 дивизий народного ополчения, 7 из них стали кадровыми».

Люди выжили, потому что из последних сил сопротивлялись блокадному хаосу, не давали взять верх злу в себе. Сохраняя системность коллективных действий, они оставались в парадигме «человек», обеспечивая будущее виду homo sapiens.

Ольга Берггольц

Новоселье

Осенью 1942 года из общежитий при предприятиях и учреждениях ленинградцы возвращаются в жилые дома покинутые многими в первую блокадную зиму.

...И вновь зима: летят, летят метели.
Враг все еще у городских ворот.
Но я зову тебя на новоселье:
мы новосельем встретим Новый год.

Еще враги свирепый и бесцельный
ведут обстрел по городу со зла -
и слышен хруст стены и плач стекла,-
но я тебя зову - на новоселье.

Смотри, вот новое мое жилище...
Где старые хозяева его?
Одни в земле, других нигде не сыщешь,
нет ни следа, ни вести - ничего...

И властно воцарилось запустенье
в когда-то светлом, радостном дому,
дышала смерть на городские стены,
твердя: "Быть пусту дому твоему".

Здесь холодом несло из каждой щели,
отсюда человек ушел... Но вот
зову тебя сюда, на новоселье,
под этим кровом встретить Новый год.
Смотри, я содрала с померкших стекол
унылые бумажные кресты,
зажгла очаг,- огонь лучист и тепел.
Сюда вернулись люди: я и ты.
Вот здесь расставим мы библиотеку,
здесь будет столик, стульчик и кровать
для очень маленького человека:
он в этом доме станет подрастать.

О строгие взыскательные тени
былых хозяев дома моего,
благословите наше поселенье,
покой и долголетие его.

И мы тепло надышим в дом, который
был занят смертью, погружен во тьму...
Здесь будет жизнь! Ты жив, ты бьешься, город,-
не быть же пусту дому твоему!

31 декабря 1942

Ольга Берггольц

Желание

Я давно живу с такой надеждой:
Вот вернется город Пушкин к нам,-
Я пешком пойду к нему, как прежде
Пилигримы шли к святым местам.

Незабытый мною, дальний-дальний,
Как бы сквозь войну обратный путь,
Путь на Пушкин, выжженный, печальный,
Путь к тому, чего нельзя вернуть.

Милый дом с крутой зеленой крышей,
Рядом липы круглые стоят...
Дочка здесь жила моя, Ириша,
Рыжеватая была, как я.

Все дорожки помню, угол всякий
В пушкинских таинственных садах:
С тем, кто мной доныне не оплакан,
Часто приходила я сюда.

Я пешком пойду в далекий Пушкин
Сразу, как узнаю - возвращен.
Я на черной парковой опушке
Положу ему земной поклон.

Кланяюсь всему, что здесь любила, -
сердце, не прощай, не позабудь!-
Кланяюсь всему, что возвратила,
Трижды - тем, кого нельзя вернуть.

31 декабря 1943

Несколько фактов о блокаде Ленинграда

SPB.AIF.RU рассказывает о том, что пришлось пережить ленинградцам во время блокады, в цифрах и фактах.

В течение нескольких лет Ленинград находился в кольце блокады фашистских захватчиков. Люди остались в городе без еды, тепла, электричества и водопровода. Дни блокады – самое трудное испытание, которое жители нашего города выдержали с мужеством и достоинством. SPB.AIF.RU приводит 10 фактов о блокадном Ленинграде.

Блокада длилась 872 дня

8 сентября 1941 года Ленинград был взят в блокадное кольцо. Оно было прорвано 18 января 1943 года. К началу блокады в Ленинграде не было достаточного количества запасов еды и топлива. Единственным путем сообщения с городом было Ладожское озеро. Именно через Ладогу пролегла Дорога жизни – магистраль, по которой в блокадный Ленинград доставлялись грузы с продовольствием. По озеру было сложно провезти количество еды, необходимое для всего населения города. В первую блокадную зиму в голе начался голод, появились проблемы с отоплением и транспортом. Зимой 1941 года умерли сотни тысяч ленинградцев. 27 января 1944 года, через 872 дня после начала блокады, Ленинград был полностью освобожден от фашистов.

630 тысяч ленинградцев погибли

За время блокады от голода и лишений погибло свыше 630 тысяч ленинградцев. Эта цифра была озвучена на Нюрнбергском процессе. По другой статистике, цифра может достигать 1,5 миллиона человек. Только 3% смертей приходятся на фашистские артобстрелы и бомбежки, остальные 97% погибли от голода. Мертвые тела, лежащие на улицах города, воспринимались прохожими как обыденное явление. Большинство погибших в блокаду похоронены на Пискаревском мемориальном кладбище.

Минимальный паек - 125 граммов хлеба

Главной проблемой осажденного Ленинграда был голод. Служащие, иждивенцы и дети получали в период с 20 ноября по 25 декабря только 125 граммов хлеба в день. Рабочим полагалось 250 граммов хлеба, а личному составу пожарных команд, военизированной охраны и ремесленных училищ – 300 граммов. В блокаду хлеб готовили из смеси ржаной и овсяной муки, жмыха и нефильтрованного солода. Хлеб получался практически черным по цвету и горьким на вкус.

1,5 миллиона эвакуированных

За время трех волн эвакуации Ленинграда из города были вывезены в общей сложности 1,5 миллиона человек – почти половина всего населения города. Эвакуация началась уже через неделю после начала войны. Среди населения велась разъяснительная работа: многие не хотели покидать свои дома. К октябрю 1942 года эвакуация была завершена. В первую волну в районы Ленобласти были вывезены около 400 тысяч детей. 175 тысяч вскоре были возвращены обратно в Ленинград. Начиная со второй волны, эвакуацию совершали по Дороге жизни через Ладожское озеро.

- 32,1 °C

Первая зима в осажденном Ленинграде была суровой. Столбик термометра падал до отметки - 32,1 °C. Средняя температура месяца была – 18,7 °C. В городе даже не зафиксировали привычных зимних оттепелей. В апреле 1942 года снежный покров в городе достигал 52 см. Отрицательная температура воздуха стояла в Ленинграде более полугода, продержавшись до мая включительно. Отопление не поступало в дома, были отключены канализация и водопровод. Прекратилась работа на заводах и фабриках. Главным источником тепла в домах стала печка-«буржуйка». В ней сжигали все, что горело, в том числе книги и мебель.

6 месяцев осады

Даже после снятия блокады немецкие и финские войска в течение полугода осаждали Ленинград. Выборгская и Свирско-Петрозаводская наступательные операции советских войск при поддержке Балтийского флота позволили освободить Выборг и Петрозаводск, окончательно отбросив противника от Ленинграда. В результате операций советские войска продвинулось в западном и юго-западном направлении на 110-250 км, и Ленинградская область была освобождена от вражеской оккупации.

150 тысяч снарядов

Во время блокады Ленинград постоянно подвергался артобстрелам, которых было особенно много в сентябре и октябре 1941 года. Авиация совершала по несколько налетов в день - в начале и в конце рабочего дня. Всего за время блокады на Ленинград было выпущено 150 тысяч снарядов и сброшено больше 107 тысяч зажигательных и фугасных бомб. Снарядами было разрушено 3 тысячи зданий, а повреждено больше 7 тысяч. Около тысячи предприятий были выведены из строя. Для защиты от артобстрелов ленинградцы возводили оборонительные сооружения. Жители города построили больше 4 тысяч дотов и дзотов, оборудовали в зданиях 22 тысяч огневых точек, возвели на улицах 35 километров баррикад и противотанковых препятствий.

4 вагона кошек

Домашних животных в январе 1943 года привезли в Ленинград из Ярославля для борьбы с полчищами грызунов, грозивших уничтожить запасы продовольствия. В только что освобожденный город прибыло четыре вагона дымчатых кошек – именно дымчатые кошки считались лучшими крысоловами. За привезенными кошками сразу же выстроилась длинная очередь. Город был спасен: крысы исчезли. Уже в современном Петербурге в знак благодарности животным-избавителям на карнизе домов на Малой Садовой улице появились памятники коту Елисею и кошке Василисе.

АиФ

Что может быть противоестественней сочетания «дети и война»? Фашистские изуверы нанесли непоправимый ущерб не только целому поколению детей, лишив их детства, но и неисчислимые страдания родителям. В странах, втянутых в войну, образовались огромные демографические ямы, последствия которых не исправить уже никогда.
День взятия фашистами Ленинграда в кольцо стал началом девятисотдневного кошмара для почти трех миллионов горожан, воинов и четырехсот тысяч детей. До сих пор невозможно точно подсчитать, сколько людей погибло от голода, холода, фашистских бомб и снарядов. Поэтому неизвестно и точное количество детей из почти восьмисот тысяч погибших горожан.

Почему в блокадном Ленинграде осталось так много детей? Ведь еще в самом начале войны городские власти приняли решение об эвакуации яслей, детсадов, школ и училищ.

Но многие люди, как, например, знаменитый Дмитрий Лихачев, категорически отказывались эвакуировать детей. Родители даже в страшных снах не представляли, что город окажется в девятисотдневной блокаде.

Тем же, кто отпустил детей, вскоре стало известно о быстром наступлении противника и налетах авиации на составы с эвакуируемыми. 18 июля 1941 года на станции Лычково фашистские летчики подвергли зверской бомбардировке и обстрелу с ленинградскими детьми. Это заставило многих родителей ринуться на поиски и возвращение сыновей и дочерей в Ленинград. Теряя рассудок от ужаса потерять свою кровиночку, матери ходили по деревням, селам, железнодорожным станциям, разыскивая своих детей, находили их, и любыми способами возвращались с ними обратно.

Сохранившиеся документы, фотографии, предметы, дневники и воспоминания дают представление, как жили дети в городе-фронте и на оккупированной территории Ленинградской области.
С первых дней войны подростки включались в работу для оказания сопротивления врагу: собирали пустые бутылки, металлолом, строили баррикады.

В Приказе Военного Совета обороны Ленинграда от 20 августа 1941 года был пункт: «В формируемых рабочих батальонах организовать группы подростков для разведки, связи, снабжения личного состава батальонов боепитанием, продовольствием, водой…».

Школьницы Валя Иванова и Валя Игнатович, потушившие две зажигательные бомбы, упавшие на чердак их дома.

Александр Фадеев в путевых заметках «В дни блокады» писал: «Дети школьного возраста могут гордиться тем, что они отстояли Ленинград вместе со своими отцами, матерями, старшими братьями и сестрами. Великий труд охраны и спасения города, обслуживания и спасения семьи выпал на долю ленинградских мальчиков и девочек. Они потушили десятки тысяч зажигалок, сброшенных с самолетов, они потушили не один пожар в городе, они дежурили морозными ночами на вышках, они носили воду из проруби на Неве, стояли в очередях за хлебом… И они были равными в том поединке благородства, когда старшие старались незаметно отдать свою долю младшим, а младшие делали то же самое по отношению к старшим».

Витя Тихонов, 7 лет

Когда семилетнего Витю Тихонова, погасившего на улице зажигательную бомбу, спросили, как он это сделал, мальчик ответил, что взял ее «за хвошт» и оттащил «в пешок». С непокорной буквой «с» он еще не мог справиться, а бомбу одолел.

Ленинградский школьник Андрей Новиков дает сигнал воздушной тревоги.

В конце октября постановлением Исполкома Ленгорсовета были награждены те, кто самоотверженно боролся с последствиями вражеских бомбардировок Ленинграда. В числе награжденных были и школьники.

С 25-го октября 1941 года в школах начались занятия для старших классов. 60 тысяч школьников 1-6 классов приступили к учебным занятиям в бомбоубежищах школ и домохозяйств, а с 3-го ноября в 103 школах Ленинграда за парты сели еще более 30 тысяч учащихся 1-4 классов. Детские сады и ясли также пришлось перевести в бомбоубежища.

Прощание со сверстником.

Все это происходило на фоне бесконечных обстрелов и бомбежек, которые убивали и ранили сотни горожан, разрушали здания школ, детсадов, больниц, памятников культуры… В довершение всего нагрянули ранние холода, а в городе начался массовый голод.

Из детских дневников:

Миша Тихомиров,14 лет:
«Закупили 5 килограммов столярного клея, варим из него желе (плитка на один раз) с лавровым листом и едим с горчицей».

Аллан Каргин, 11 лет:
«… Мы сделали важное открытие – нашли 5 флаконов чесночной настойки и ½ флакона персикового масла. Хлеб разделил удачно… Вышло распоряжение давать муку. Мы получили, и Зина – соседка – напекла лепешек из этой муки и детской присыпки, а мы ей подарили чесночной настойки. Сварили суп на 4 дня из 6 шпротин, которые варились в марле. Я их ем за ужином по 1 штуке в день. Зина выменяла столярного клея и сделала студень. Студень вышла хорошая, съелась очень быстро, но она пахнет чем-то тухлым».

Генриэтта Ковель, 13 лет:
«Когда не стало электричества, воды и отопления, стали искать новые средства: в доме появилась коптилка, сделали печку-буржуйку, которую топили сначала мебелью, а потом книгами. Воду для питья мы добывали из снега, который собирали на крыше. По утрам, когда я отправлялась за хлебом, спускаясь с шестого этажа, я натыкалась на трупы, которые обессиленные жильцы с трудом могли вынести из квартир на лестничную площадку».

Катя Иванова, 12 лет:
«И вскоре смерть постучалась в наш дом. 1 февраля 1942 года умерла сестра 8-ми лет. Она все время мечтала пойти в школу, ждала сентября. Не случилось. 22 февраля умерла вторая сестра, ей было всего 5 лет. Вот они и лежат вместе. Мама тогда говорила: „Улетели наши первые ласточки…“. 29 марта умер мой старший брат, ему было 14 лет. Его тело еще лежало на кухне, когда умерла моя третья сестра, ей было 11 лет. Апрель нас миновал своей мертвой хваткой, но май забрал остальных».

Женя Шаврова, 13 лет:
«Как проходили занятия? В классе очень холодно. Мы в пальто, шапках, рукавицах. Иногда нас приходило в эти январские дни всего четверо-пятеро. Почти невозможно было сидеть за партами – через 5-10 минут мы вставали, отчаянно топали ногами, махали руками, стараясь согреться. Писать можно было только карандашом, не снимая перчаток. За ответы учителя уже не выставляли оценок, делая в журнале только пометки».

Майя Бубнова, восьмиклассница:
«26 января. Водопровод не работает, току нет, радио молчит… Чтобы добыть воду, целый день, как папанинцы на льдине, растапливаем снег. Причем вода пахнет гарью и какого-то дымного цвета (видимо, от того, что, когда Гостиный двор горел, снег напитался дымом). Другие ходят за водой на Неву, на Фонтанку. В школьной столовой супа не было, так как нет воды… Еле-еле достала хлеб».

У них было особое, опаленное войной, блокадное детство. Они росли в условиях голода и холода, под свист и разрывы снарядов и бомб. В книге «Рисуют дети блокады» Шурик Игнатьев, трех с половиной лет от роду, в мае 1942 года в детском саду покрыл свой листок беспорядочными карандашными каракульками с небольшим овалом в центре. «Что ты нарисовал?» – спросила воспитательница. Он ответил: «Это война, вот и все, а посередине булка. Больше не знаю ничего». Они были такими же блокадниками, как и взрослые. И погибали так же.

Из детских дневников:

Юра Байков, ученик 4-го класса:
«30 декабря 1941 г. Сегодня нам сказали, что в 5 часов мы будем встречать Новый год в 4-й школе. Там был большой концерт и елка из сосны… А потом был обед. Дали суп из чечевицы, 2 котлеты с макаронами и какое-то желе, очень вкусное. Все очень вкусно. Хорошо все-таки в школе».

Одна из учениц писала о новогодней елке:
«6 января. Сегодня была елка, и какая великолепная! Правда, я почти не слушала пьесы: все думала об обеде. Обед был замечательный. Дети ели медленно и сосредоточенно, не теряя ни крошки. Они знали цену хлебу. На обед дали суп-лапшу, кашу, хлеб и желе, все были очень довольны. Эта елка надолго останется в памяти».

Были и новогодние подарки, о них блокадник Павел Данилов вспоминал так:
«Из содержимого подарка мне запомнились конфеты из льняного жмыха, пряник и 2 мандарина. По тому времени это было очень хорошее угощение».

Для учащихся 7-10 классов елки устраивались в помещениях театров: драмы им. Пушкина, Большом драматическом и Малом оперном. Сюрпризом было то, что во всех театрах было электрическое освещение. Играли духовые оркестры. В театре драмы им. Пушкина давался спектакль «Дворянское гнездо», в Большом драматическом – «Три мушкетера». В Малом оперном театре праздник открылся спектаклем «Овод».

Чудовищная смертность жителей Ленинграда от голода требовала скорейшего вывоза нетрудоспособного населения. И первыми, кого начали эвакуировать на Большую землю по окрепшему льду «Дороги Жизни», а затем и в летнюю навигацию, в 1942 году, были дети.

Врач-консультант Л.Г.Мыскова со спящими новорожденными детьми в детских яслях № 248 Свердловского района. 1942 г.

Нина Афанасьева – она родилась в дни блокады. 1942 г.

Группа детей из детского сада Октябрьского района на прогулке. Улица Дзержинского (ныне Гороховая улица).

«Всего в блокированном Ленинграде:
Родилось младенцев: в 1941 г. – 67.899, в 1942 г. – 12.659, в 1943 г. – 7.775.
Смертность среди новорожденных – 35%.
Рожениц умерло в 10 раз больше, чем до войны».

Весь 1942 год фашистская авиация и артиллерия продолжали систематически бомбить и обстреливать город, в соответствии с решением фюрера стереть Ленинград с лица земли. И в этих условиях, неся большие потери, город продолжал бороться.
Были эвакуированы более миллиона человек, в город завозились продукты, работали заводы, кипела культурная жизнь, учились студенты и школьники, восстанавливались электрические и водопроводные сети, обрабатывались пригородные поля. Ленинградцы преодолевали трудности.

Спасибо, Альбина, за память! Я когда бываю в Питере, обязательно хожу на Пискаревский мемориал, поклониться...

Евгений, спасибо! 

Светлая память Вашей маме! 

Виктор, спасибо!