Как и положено, 31 декабря за пять минут до удара кремлевских курантов, знаменующих приход нового года в Россию, телевидение показало обращение президента Путина к народу. Народ отреагировал в интернете потоком брани, по большей части матерной. Самые добродушные из авторов этих постов высказывали пожелание в будущем году уже не видеть перед Новым годом надоевшее за 18 лет лицо. Другие прямо грозили главе государства адскими муками на том свете или всевозможными карами на этом. Фабрики троллей, обычно обслуживающие задачи власти в интернет-пространстве, похоже, были в отпуске, а потому картина получилась весьма репрезентативной. Количество дизлайков в разы превышало число лайков, несмотря на то, что YouTube некоторое количество негативных кликов, видимо, скручивал. По крайней мере некоторые пользователи на это жаловались.

Конечно, были и позитивные комментарии. Они сводились к двум типам. Либо их авторы обвиняли всех пользователей, критикующих российскую власть в том, что те являются «украинскими ботами» (чаще — просто «хохлами»), либо абстрактно заявляли, что Путин велик и лучшего лидера у России никогда не было и никогда больше уже не будет. Но дело даже не в том, что подобные комментарии тонули в море негатива и ненависти, а в том, что даже среди авторов позитивных текстов не нашлось ни одного, кто решился бы поддержать или хотя бы оправдать текущие меры власти — повышение пенсионного возраста, рост налогов, атаку на самозанятых россиян и т. д.

Вне всякого сомнения, предновогодняя речь Путина была крайне слабой даже по сравнению с его речами, произнесенными по аналогичному поводу в прошлые годы. В ней вообще не говорилось ни о политике, ни об экономике, ни о международном положении. Фактически власть признавалась, что ни гордиться, ни хвалиться ей нечем. Вместо этого ставка была сделана на бытовые добрые пожелания и рассуждения о семейных ценностях. Спичрайтеры президента прекрасно знали, что по опросам общественного мнения, именно семью российское общество ставит выше любых других институтов. Так что, казалось бы, расчет был верен. Но беда в том, что ставка на семейные ценности не усиливает связь общества с государством, а подрывает её. До тех пор, пока государство могло претендовать на роль некой «большой семьи», подобные ходы ещё до какой-то степени срабатывали. Но антисоциальная повестка российского правящего класса сделала это невозможным. И попытка президента спасти положение ссылками на семейное благополучие россиян сыграла против него — именно семьи испытывают острый стресс из-за принятого властью решения о пенсионной реформе.

И всё же, сколь бы неудачной ни была речь Путина от 31 декабря, причину публичного взрыва массовой ненависти явно надо искать не в тексте обращения. Скорее наоборот. Власть попала в ту самую безнадежную ситуацию, когда любые её решения и действия вызывают раздражение и критику. Поскольку главным источником раздражения являются не конкретные высказывания или шаги власти, а она сама.

В этом смысле показательна ситуация с катастрофой в Магнитогорске, случившейся аккурат 31 декабря. Путин прервал празднование Нового года и вылетел на место бедствия. Казалось бы, шаг совершенно правильный, заслуживающий одобрения. И всё же поступок президента был либо проигнорирован, либо вызвал агрессивную критику в том духе, что глава государства пытается «пиариться на чужой беде». Заметим, кстати, что этот аргумент придуман был в своё время как раз кремлевскими пропагандистами, чтобы дискредитировать оппозиционеров, пытавшихся возложить на власть ответственность за постоянно случающиеся у нас аварии и катастрофы, либо просто проанализировать их причины. Но теперь бумеранг вернулся. И больно ударил прямо в темечко.

Хуже того, сработало и конспирологическое сознание, тоже долгие годы насаждавшееся идеологами нынешнего режима, чтобы подорвать способность людей к рациональному анализу ситуации. Интернет заполнили различные теории заговора, обвиняющие в произошедшем ФСБ, если не лично Путина. Вопрос о том, какой смысл власти было взрывать под новый год дом в Магнитогорске, мало кого из авторов подобных теорий волновал. Люди настолько привыкли, что от правящих кругов ничего хорошего ждать не приходится, что рассматривают власть имущих просто как некое скопище монстров, творящее зло просто ради самого зла.

Между тем, если бы президент проигнорировал беду, случившуюся в Магнитогорске, то получил бы ещё большую порцию негатива. По сути, власть вынуждена сейчас выбирать между плохим и худшим. Хороших вариантов у неё просто не осталось.

Такая ситуация имеет вполне объективную природу. Дело, разумеется, не в личности Путина, который, вот, людям долго нравился, а теперь категорически нравиться перестал. Та же история с магнитогорской катастрофой должна быть проанализирована и понята в более широком социально-экономическом контексте. Конечно, нет никакой причины обвинять лично Путина во взрыве газа, в обрушении дома или в любой другой коммунальной аварии, которая у нас происходит. А вот политику, проводимую Путиным и российским правящим классом, мы обвинить можем.

На протяжении прошедших десяти лет количество всевозможных аварий и катастроф в нашей стране демонстрирует неуклонную тенденцию к нарастанию. Из европейских соседей с нами тут потягаться может разве что Украина, представляющая на самом деле слегка видоизмененную версию такого же социального режима, какой сложился у нас.

И ведь магнитогорская катастрофа не была под новый год единственной. Была авария в Новосибирске, оставившая без тепла множество домов, было обрушение моста в Парке Горького, произошедшее в самый разгар праздников. Не слишком ли много для одного вечера?

Можно сделать любые оговорки относительно сурового климата, размеров страны и нашей национальной психологии с традиционной надеждой на «авось». И тем не менее ситуация вполне однозначна: существует прямая связь между недостаточным вложением государственных средств в социальную и транспортную инфраструктуру и ростом аварийности. Усугубляющим фактором здесь является коррупция, превратившаяся в специфическую отечественную форму накопления капитала и перераспределения накопленной стоимости. Власть с радостью выделяет миллиарды рублей на дорогостоящие проекты, которые на глазах у изумленной публики разворовываются, но никогда не даст средств на решение реально назревших социальных задач или на модернизацию инфраструктуры, если на всём этом невозможно получить навар. Тут логика прибыли и классового интереса работает в полном объеме, не ограниченная никакими демократическими процедурами или низовым контролем.

В условиях такой экономики и такой социальной политики не нужно никаких агентов ФСБ, чтобы взрывать в собственной стране дома, топить корабли и разрушать мосты. Это становится логическим результатом уже принятых правительством и президентом решений, неизбежно вытекающим из общей логики управления. Где рухнет (или, наоборот, на наше счастье, устоит) дом или мост, это уже вопрос случая и везения.

Последний срок Путина изначально мыслился правящими кругами как время,
в течение которого можно будет, наконец, реализовать повестку антисоциальных реформ, запланированных уже в начале 2000-х годов. Эти меры были обнародованы ещё тогда, когда премьер-министром был Михаил Фрадков, планировались они на второй строк Путина. Но из-за массового выхода народа
на улицы в январе 2005 года власть предпочла отложить намеченное. На сей раз откладывать уже нет никакой возможности, олигархия требует компенсации потерь, вызванных мировым кризисом и (в меньшей степени) западными санкциями.
В период 2018-24 годов повестка должна быть реализована максимально жестко
и интенсивно. То, что репутация президента при этом пойдет прахом, никого
не смущает. Собственно, для того и нужен был очередной путинской срок, чтобы обеспечить решение данных вопросов. А после того, как задача, поставленная олигархией, будет выполнена, нам представят другого президента взамен Путина, который уже отработал свой ресурс так же, как проржавевшие трубы и обветшавшие мосты.

Единственная ошибка, допущенная правящими кругами, состоит в том, что по их расчетам разочарование во власти и президенте должно было нарастать постепенно, так, чтобы растянуть процесс на два-три, а лучше — на три-четыре года. Вместо этого процесс принял лавинообразную форму. То, что должно было произойти с общественным сознанием за несколько лет, случилось за несколько месяцев.

И это тоже закономерно. Инерцию массового сознания власти добросовестно воспринимали как нечто гарантированное, не сознавая того, что объективная реальность давно уже подточила основания пропагандистского мифа. После пенсионной реформы произошло обрушение идеологии, которая обвалилась у всех на глазах, как мост в московском Парке культуры.

Как будет на это реагировать власть? А никак. Потому что даже на фоне идеологической катастрофы она может продолжать свою работу пользуясь тем, что материальные ресурсы по-прежнему у неё. В последнее время характерным для прокремлевских троллей в Интернете стало повторение слов о «бессильной злобе», которую испытывают при виде успехов российской власти «леваки», «либералы», «агенты Госдепа», «хохлы» (ненужное зачеркнуть). Насчет успехов они, конечно, не совсем в тему. Но вот про «бессильную злобу» в общем-то, верно. Новогодний всплеск эмоций в сети продемонстрировал именно эту картину. Разница лишь в том, что «бессильную злобу» испытывают не отдельные отщепенцы, а большая часть народа, десятки миллионов людей. Именно это выразилось в постах и комментариях.
Интернет — это всё-таки ещё не реальность, хотя и своеобразное её отражение.

Но в потоке недобрых пожеланий в адрес власти всё-таки проскальзывали иногда конструктивные нотки. Например, когда люди призывали друг друга объединяться и брать пример с французских «желтых жилетов».

Нет, у нас, разумеется, не Франция. Всё будет по-другому.

И не факт, что власть имущие не пожалеют об этой отечественной специфике. Может быть самое лучшее для них, это если всё будет именно так, как в Париже. А не так, как у нас уже не один раз бывало прежде.

Борис Кагарлицкий, директор Института глобализации и социальных движений -

Интернет-журнал "Рабкор", 3 января 2019 года