ИННА КАШЕЖЕВА. (12 февраля 1944г – 14 мая 2000г)
Она явилась миру как раз вовремя - в 60-е. В то удивительное оттепельное время, когда поэзия шагнула из книжек в жизнь - на площадь Маяковского, в большую аудиторию Политехнического музея и аудитории поменьше в разных городах страны, когда к микрофону вышли Евтушенко, Рождественский, Окуджава, Ахмадулина, Вознесенский.
И среди них она - Инна Кашежева.
Мы пробивались сквозь табу,
искали черный ход,
чтоб превратить ее, толпу,
опять в родной народ.
Мы поднимались в небеса,
парили в облаках...
Остались наши голоса
навеки в Лужниках...
В квартире Кашежевой на московской улице 26-ти Бакинских комиссаров лишь два мужских портрета: отца и Александра Блока.
Блок для Инны - разночинца по духу - был настоящим царем. Но Александром II - в Александрах I у нее числился Пушкин.
Он помогал жить:
Когда до предела сужена
Щель бытия твоего,
Ищешь на полке Пушкина,
Пушкина, только его.
Он раздвигает муку
До горизонта мечты,
Он пожимает руку, он говорит на "ты"
Сам истекает кровью,
Но шутит - а он умел!
Каждый его любовью,
Как оспой переболел.
По Невскому и по Мойке
Ведет греховодный бог.
Ах, эти наши помолвки
На тысячу с лишним строк!
Черты становятся резче...
По льду бессмертья скользя,
Около Черной речки
Скажет: "Сюда нельзя".
Так больно, как не бывает
Ни от какой из ран.
Его опять убивает
Тупо завитый баран.
А он говорит: "Ну, что ты?;
Все еще впереди.
Эти кровавые соты
Ты пополнять погоди".
Как сигарета затушена
Боль о темную тьму.
.... У Пушкина не было Пушкина.
Как тяжко было ему!
Инна Иналовна остро переживала начало перестройки, совпавшей с личными трагедиями – смертью родителей, автокатастрофой, в которой сломала себе ноги пришлось ходить на костылях и потерей от рака подруги Натальи. В конце 1980-х впала в глубокую депрессию, после 45-и лет, и сознательно отошла от литературной среды.
У нее есть поразительное, по- философски глубокое, стихотворение, которое звучит как наказ:
Не уходите в сытость люди,
О, сколько нас ушло уже!
Я не о чарке, не о блюде,
не о наряде – о душе.
Россия голодала много,
в ярме двужильности дыша,
но шире поля, выше Бога
была всегда её душа.
Я знаю, вы меня поймёте,
и пусть не будет мнений двух.
Мы кровь от крови, плоть от плоти
того, что есть России дух.
К излишествам не привыкайте,
не заходите за черту.
Изголодаемся давайте
по человеку, по труду.
По песне, но не электронной:
ведь есть на свете соловьи…
По, черт возьми, неразделённой,
но всё же, Боже, по любви!
Не будет музыки без лютни,
без муки в сердце мёртв поэт.
Не уходите в сытость, люди,
назад пути оттуда нет.
Скончалась Инна Кашежева, от сердечной недостаточности, 14 мая 2000 года.
В 1966 году Аркадий Островский предложил 22-летней поэтессе Инне написать цикл песен "Полутона", песен 6-8.
Написали 3 и Островский умер в 1967.
Валерий, большое спасибо!!!
Добавлю – Вспомним! Инна КАШЕЖЕВА – от Евгения (Eisberg).
И от менЯ спасибо Валерию за памятную дату .
Инна Кашежева великолепна .
«Подари мне лунный свет…»
Цикл «Полутона», куда вошли песни «Лунный камень», «Дожди», «Круги на воде», композитор Аркадий Ильич Островский написал в содружестве с поэтессой Инной Кашежевой в 1966 году.
Юному автору прекрасных по форме и глубоких по смыслу стихотворений было тогда всего 22 года.
Литературный критик Алла Киреева и один из самых известных советских поэтов Роберт Рождественский прожили вместе 41 год.
Умирая, он очень просил:
«Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи, счастливо живи всегда».
Однажды Инна Кашежева, придя к Островскому, застала композитора в глубоком раздумье.
— Как вы относитесь к импрессионистам? — неожиданно спросил он
.— Они мне нравятся, — ответила Инна.
— В них много чувства, настроения, красочности.
— Да, пожалуй, — согласился Островский.
— В музыке импрессионизм — это своеобразная звуковая живопись.
Давайте, Инна, напишем несколько песен в стиле музыки Дебюсси и Равеля.
Что-нибудь в неярких тонах, как в картинах Ренуара или Моне…
Песни-пейзажи в полутонах…
Инна согласилась.
Так началась работа над этим совершенно новым для стиля и всего творческого облика композитора циклом.
Его так и назвали — «Полутона».
Задуман он был из шести песен.
Закончить удалось только три.
В этих песнях много печали и грусти.
В них глубина чувства, мысли и предельная искренность.
Как только началась работа над циклом, Островский пригласил Эдуарда Хиля.
По существу, Эдуард Хиль стал третьим соавтором «Полутонов» и первым исполнителем.
Цикл начинался с песни «Круги на воде».
Память о жизни, событии, встрече. И давно всё свершилось, ушло вдаль, растворилось. Но нет-нет да и вспомнится, мелькнёт, вернётся на миг, чтобы вновь разойтись кругами по времени.
Для Островского работа над циклом была полна неожиданных открытий и звуковых находок. Привычное понятие о куплетности в песне, о традиционном запеве и припеве отошло на задний план. Форма песни едва сдерживала поток чувств и сложного переплетения настроений.
В музыке — неустойчивый взлёт мелодии, длинные, затянутые окончания фраз на зыбкой основе сопровождения.
Эдуард Хиль вспоминает, что во время репетиции Аркадий Ильич часто бывал задумчив и печален.
Песня «Дожди» — это светлая печаль о хорошем, человечном, добром. О чистоте душевной и красоте.
«Лунный камень» — загадочная романтика. Мечта о счастье. И лунный камень — символ этой мечты.
Песни-поэмы, песни-баллады, они объединили высокую поэзию, не менее возвышенную музыку и совершенное исполнение.
Вот так, втроём, шаг за шагом, лепили они — композитор, поэтесса и певец — это новое слово в самом популярном и демократическом музыкальном жанре, уходя в своих исканиях далеко вперёд.
И кто знает, может быть, пройдут годы, и романтика этого цикла обернётся явью.
И отыщется кто-то на Земле, способный подарить любимой «лунный свет».
(Г. Соболева.)
Инна Кашежева читает свое стихотворение-посвящение Аркадию
Островскому
-Человеку приснилась Жар- Птица .....
Приглашение в жизнь означало братскую поддержку и надежное плечо, если беда. В свое личное она не пускала. Всё в стихах - там искренность такая, что больно дышать.
Влюбляются тысячу раз,
Быть может, всего на мгновенье
В цвет моря, в смущение глаз,
В растение, в стихотворенье
Но если ты скажешь "люблю"...
Губами в огне, как от жажды,
То пусть это будет однажды!
А если ты все же солжешь
И нового чувства рабыня,
Опустишь глаза и шепнешь:
"Прости и прощай - разлюбила..."
Вмиг сердца живая струна
Умрет обреченно и голо:
Любовь, если это она,
Не знает такого глагола -
"Разлюбить"!