kulturologia.ru

Чуток дополню -

_______________________________

_____________________________________________

25 марта 1942 год в «Комсомольской правде» впервые была напечатана песня «В землянке» – слова и мелодическая строчка. Так уж получилось, что публикация эта оказалась едва ли не единственной в первые годы войны. Дело в том, что некоторые «блюстители фронтовой нравственности» посчитали строки “До тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага” упадочническими, разоружающими. Они требовали вычеркнуть их, заменить другими, «отодвинуть» смерть «дальше от окопа». Но менять что-либо, т.е. портить песню, было уже поздно, она, как говорится, «пошла». А ведь известно: «из песни слов не выкинешь».

Из воспоминаний Суркова следует, что изменения в текст песни вносил не он (встречается утверждение, что это сделал Константин Симонов). О возмущении, которое вызывала эта замена у фронтовиков, рассказывала Суркову Ольга Берггольц. Сам поэт получил от фронтовиков письмо со следующей просьбой: «Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, — ведь мы-то знаем, сколько шагов до смерти».

После войны, в 1946 году, Алексей Сурков получил Сталинскую премию первой степени, в том числе и за свои стихи "Бьётся в тесной печурке огонь…".

_______________________________________

Во время войны в некоторых исполнениях текст песни выглядел совершенно по-другому: после первых двух куплетов (без изменений) следовали не два, а четыре:

Ты теперь далеко-далеко.
Между нами — снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко -
А до смерти четыре шага.

Пой, гармоника, ветру назло,
Заплутавшее счастье зови.
Стало в нашей землянке тепло
От моей негасимой любви.

Я любовь, что в душе, как маяк
Пронесу сквозь тоску и бои,
Чтоб увидеть, родная моя,
Мне счастливые слёзы твои.

И гармоника, будто в ответ
Песню радостной встречи поёт,
Словно ты посылаешь привет,
Словно имя ты шепчешь моё.

__________________________________

Сеть...

Это перепись с блокадной ленинградской пластинки. Поёт Константин Симонов в сопровождении Агитвзвода ЛДКА, запись 1943 года. Симонов, конечно, другой, не тот, что писатель. Просто тёзка и однофамилец.

Дмитрий, большое спасибо!!!

Нужно в посте по ссылке Ваш комментарий продублировать. Там Надежда ищет исполнителя.

Сейчас соединю посты ссылками.

И ещё дополнение. Тексты, которые Вы привели здесь, взяты из статьи Юрия Евгеньевича Бирюкова. Вот она в оригинальном виде:

===================================================================================================

ЮБИЛЕЙ ПЕСНИ

ЖИВОЙ ГОЛОС НАРОДА                                         

                                                                               Самой счастливой песней и самым                         
                                                                          счастливым стихотворением моей жизни была              
                                                                         песня, которую теперь называют «Землянка» :
                                                                                                А.Сурков                                                    
         
     Песня эта в душе каждого фронтовика звучала призывным аккордом перед боем,  разливалась успокоительной негой после него. Строки из нее часто цитировались  в письмах – треугольниках с фронта  домой:
                                    Я хочу, чтобы слышала ты,
                                    Как тоскуем мой голос живой…
     «Голос живой» - вот чем были и остаются песни военной поры, разлучившей миллионы людей. Одних на время, других очень надолго, третьих – навсегда, - размышлял по поводу этих песенных строчек молдавский писатель и драматург Ион Друцэ, - явление это древнее, как может быть, древни войны на земле, но оно лежало растворенным в воздухе, пока не пришел Поэт и не облек в слова то, что так долго и упорно просилось наружу…»

      Вот что вспоминал по поводу рождения этих стихов сам автор «Землянки» Алексей Александрович Сурков (1899-1983 ):
       «Возникло стихотворение, из которого родилась эта песня, случайно. Оно не собиралось быть песней. И даже не претендовало стать печатаемым стихотворением. Это были шестнадцать «домашних» строк из письма жене, Софье Антоновне. Письмо было написано в конце ноября, после одного очень трудного для меня  фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью после тяжёлого боя пробиваться из окружения со штабом одного из  гвардейских полков…»
    Дотошные исследователи творчества поэта точно называют день, когда проходил тот памятный бой на подступах к Москве, - 27 ноября 1941 года, и ту часть, в которой оказался и принял бой корреспондент газеты «Красноармейская правда» Западного фронта, батальонный комиссар Алексей Сурков, - 258-й полк 9-й гвардейской стрелковой дивизии. Это его оборонительные позиции были внезапно атакованы 10-й танковой дивизией гитлеровцев. Бой был тяжёлым.
   «Враг рвался на восток через Кашино и Дарну по дороге, параллельной Волоколамскому шоссе, - свидетельствовал один из героев Московской битвы, бывший командир 9-й гвардейской, дважды Герой Советского Союза, генерал армии А.П.Белобородов, - фашистские танки прорвались на дорогу и отрезали штаб полка, расположившийся в деревне Кашино, от батальонов. Надо было прорываться из окружения. Всем штабным работникам пришлось взяться за оружие и гранаты. Стал бойцом и поэт. Смелый, решительный, он рвался в самое пекло боя. Старый, храбрый солдат выдержал боевое испытание с честью, вместе со штабом полка вырвался из вражеского окружения и попал… на минное поле. Это было действительно «до смерти четыре шага», даже меньше.
   После всех передряг, промёрзший, усталый, в шинели, посечённой осколками, Сурков  всю оставшуюся ночь просидел над своим блокнотом в землянке, у солдатской железной печурки. Может быть, тогда и родилась знаменитая его «Землянка» - песня, которая вошла в народную память как неотъемлемый спутник Великой Отечественной войны…»     
    Подлинник стихотворения, озаглавленного Сурковым поначалу строчкой «Тебе – солнышко моё!», написанный рукой поэта, отправленный в упомянутом письме жене в Чистополь, где она вместе с сыном и дочерью была в эвакуации, бережно хранится в семье поэта.
   Алексей Александрович и Софья Антоновна познакомились случайно. Он читал лекции на литературных курсах, а она была их слушательницей. Красавица, модница сразу же покорила сердце поэта. И он - высокий, светло-русый, с обаятельнейшей улыбкой, удивительный оратор - не мог не понравиться Софье. Взаимную любовь они пронесли через все годы, хотя трудностей и передряг хватило бы им не на одну жизнь.
     «Дорогая, хорошая, сердце моё!», «Никого я не знаю лучше тебя, ближе, ласковее, родней» - это всё о ней.
     «Знаю – ты тоскуешь, дорогая, на крыльцо выходишь, ждешь меня. Только письма греют, помогая жить надеждой завтрашнего дня…» - и эти его стихи военной поры – тоже.
     Алексей Александрович, как мог, поддерживал свою любимую, на плечи которой в годы эвакуации легли заботы еще и о детях, Алеше и Наташе.
                                   
              
                         « СРАЗУ СТАЛО ВИДНО, ЧТО ПЕСНЯ «ПОЙДЕТ»
 
      А теперь вновь слово поэту:  
    «Так бы и остались эти стихи частью письма, - продолжал он  свои воспоминания, - если бы уже где-то в феврале 1942 года не приехал из эвакуации композитор Константин Листов, назначенный старшим музыкальным консультантом Главного политического управления Военно-Морского Флота. Он пришёл в нашу фронтовую редакцию и стал просить  «что-нибудь, на что можно написать песню». «Чего-нибудь» не оказалось. И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным, что хотя я свою товарищескую совесть и очистил, но песня из этого лирического стихотворения не выйдет. Листов побегал глазами по строчкам, промычал что-то неопределённое и ушёл. Ушёл, и всё забылось.
   Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у фотографа Савина гитару и под гитару спел новую свою песню «В землянке»
   Все свободные от работы « в номер», затаив дыхание, прослушали песню. Всем показалось, что песня «вышла». Листов ушёл. А вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя себе на гитаре, спел новую песню. И сразу стало видно, что песня «пойдёт», если обыкновенный потребитель музыки запомнил мелодию с первого исполнения…».
     На «премьере» песни в редакции «Фронтовой правды» присутствовал и писатель Евгений Воробьёв, который работал тогда в газете. Сразу же после того, как «Землянка» была исполнена, он попросил Листова записать её мелодию. Нотной бумаги под рукой не оказалось. И тогда Листов, как уже не однажды приходилось поступать в тех условиях, разлиновал обычный лист бумаги и записал мелодию на нём.
   «С этой нотной записью и с гитарой, - рассказывал мне Евгений Захарович, - мы с Мишей Савиным отправились в редакцию «Комсомольской правды», где я несколько лет проработал до войны. Нам повезло: в тот день проходил один из традиционных «четвергов», на которые усилиями сотрудника одного из отделов «Комсомолки» Ефима Рубина приглашались артисты, писатели, композиторы. Мы приняли в нём участие и показали «Землянку». Песня очень понравилась, её тут же приняли для публикации в газете. Так что на страницах «Комсомольской правды» ищите её первую публикацию…»
    Я так и поступил, и в архиве редакции «Комсомольской правды» отыскал номер газеты за 25 марта 1942 года, в котором впервые была напечатана песня «В землянке» - слова и мелодическая строчка. Так уж получилось, что публикация эта оказалась первой и едва ли не единственной в годы войны.
       Дело в том, что некоторые «блюстители фронтовой нравственности» посчитали строки «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти – четыре шага» упадническими, разоружающими. Они требовали вычеркнуть их, заменить другими, «отодвинуть» смерть «дальше от окопа». Но менять что-либо, т. е. портить песню, было уже поздно, она, как говорится, «пошла». А ведь известно: «из песни слов не выкинешь».
   

        «МЫ-ТО ВЕДЬ ЗНАЕМ, СКОЛЬКО ШАГОВ ДО НЕЁ, ДО СМЕРТИ…»

       «О том, что с песней «мудрят», - вспоминал Алексей Александрович, - дознались воюющие люди. В моём беспорядочном армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав несколько добрых слов по адресу песни и её авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка «до смерти четыре шага». «Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть,- мы-то ведь знаем, сколько шагов до неё, до смерти».
   Ещё во время войны Ольга Берггольц рассказывала о таком случае. Пришла она в Ленинграде на крейсер «Киров». В кают-компании собрались офицеры крейсера и слушали радиопередачу. Когда по радио была исполнена «В землянке» с «улучшенным» вариантом текста, раздались возгласы гневного протеста, и люди, выключив репродуктор, демонстративно трижды спели песню с её подлинным текстом.
    «Землянке» суждено было стать первой лирической песней из созданных во время Великой  Отечественной, «безоговорочно принятой и сердцем воюющего солдата, и сердцем тех, кто ждал его с войны». Проникновенный, искренний, тоскующий голос поэта слился в ту трудную, суровую пору с голосами всех разлучённых с войной    
    Неутомимыми пропагандистами «Землянки» в годы войны были замечательные мастера песни Леонид Утёсов и Лидия Русланова. Несмотря на негласный запрет, Лидия Андреевна, пожалуй, одна из немногих, кто пел «Землянку» всю войну, начиная с весны 1942 года, когда она впервые была опубликована «Комсомольской правдой». Для нее это была не просто песня, а своеобразный монолог-признание в любви к тому, с кем она связала в ту суровую пору свою жизнь и судьбу – боевому генералу, Герою Советского Союза Владимиру Викторовичу Крюкову. Кто знает, может быть, именно эта песня, прозвучавшая в концертной программе, которую подготовила фронтовая бригада артистов, прибывшая в боевые порядки 2-го Гвардейского кавалерийского корпуса, отличившегося в битве под Москвой, спетая Лидией Андреевной, и зажгла огонек любви между ними.
           Случилось это в апреле 1942 года, в Спас-Нуделе, под Волоколамском. С тех пор и до самого     
       конца войны Лидия Андреевна регулярно приезжала в это боевое соединение и выступала с   
       концертами в дивизиях, в полках, в лесу, в блиндаже, в землянке.
          Об одном из таких выступлений певицы речь шла в очерке Валентина Катаева  «Концерт перед   
      боем», опубликованном в журнале «Огонёк» ( № 30, 1942 г.):        
          «В лесу, недалеко от передовой, где идёт бой, осколки срезают сучья деревьев. На певице     
     мордовский яркий сарафан, лапти. На голове цветной платок – по алому полю зелёные розы. И что-
     то жёлтое, что-то ультрамариновое. На шее бусы.
        Она поёт. Её окружает сто или полтораста бойцов. Это пехотинцы. Они в маскировочных
     костюмах. Их лица черны, как у марокканцев. На шее автоматы. Они только что вышли из боя и
     через тридцать минут снова должны идти в атаку. Это концерт перед боем…
        Вот она закончила. Молодой боец подходит к певице. Он говорит:
       «Видишь, какие мы чумазые после боя. Но песней своей ты нас умыла, как мать умывает своих    
     детей. Спасибо. Сердце оттаяло. Спой ещё…»
        И она поёт… Но подана команда. Бойцы уходят в лес. Через минуту лес содрогнётся…»
        Таких эпизодов за время войны у Руслановой было немало.
        В августе 1942 года Лидия Андреевна записала «Землянку» на грампластинку вместе с «Синим    
           Платочком». Запись-то была сделана, но пластинка с этими двумя песнями не вышла из-за тех    
      самых строк про смерть, до которой «четыре шага».  Отыскать ее пробные оттиски удалось уже в   
      наши дни, и теперь пластинки и диски с «Землянкой», где звучит неповторимый руслановский
      голос, стали достоянием любителей песни.
        Свидетельством необычайной популярности и широкого распространения «Землянки» на фронте и  
     в тылу являются многочисленные «ответы» на неё. Варианты их встречаются и в письмах,    
     присланных слушателями моих передач с рассказами о ней на радио и телевидении: «Вьюга, вьюга
     метёт и метёт…», «Я читаю письмо от тебя…», «Дни бегут беспокойной рекой…», «Разгоняет   
     коптилочка тьму», «Я услышала голос живой…» и многие другие. По их числу с «Землянкой»
     может поспорить разве что не менее знаменитая «Катюша» М.Блантера и М.Исаковского.     
        Прошедшая дорогами Великой Отечественной войны, песня продолжает и сегодня волновать   
     сердца не только ее ветеранов, но и детей их и внуков.
                                                     
                               БЫТЬ ЛИ МУЗЕЮ ПЕСНИ «ЗЕМЛЯНКА»?

     Мысль эта, как говорят, посещала меня не однажды, в том числе, еще при жизни авторов «Землянки», поэта Алексея Суркова и композитора Константина Листова. С ними мне посчастливилось не однажды встречаться. Оба они несколько раз принимали участие в передачах телевизионного цикла «Песня далекая и близкая», автором которого был я без малого два десятилетия ( с 1971 по 1991 годы ).
    Особенно отзывчивым на мои обращения и приглашения к разговору о своих песнях был Алексей Александрович. При этом он, иной раз, даже с недоверием относился к моим утверждениям о популярности и устойчивой жизни некоторых из них в народной памяти. Одно дело, когда речь заходила о  таких, к примеру, широко известных  довоенных песнях на его стихи, как «Рано-раненько», «То не тучи – грозовые облака», «Конармейская» или «Песне смелых», «Песне защитников Москвы» или «Сирень цветет», родившихся в военную пору. И совсем другое, когда я просил припомнить, как были написаны такие песни на его стихи, как «На ветвях израненного тополя» композитора Сергея Потоцкого, спетая Борисом Чирковым в кинофильме  «Иван Никулин – русский матрос», «Вспомни, разведчик, былые дела» композитора Венедикта Пушкова, прозвучавшая в  кинофильме  «Звезда» и ставшая, по-существу, неофициальным гимном наших разведчиков, или еще одна, на этот раз, довоенная его песня про людей этой героической профессии – «Три разведчика» («Не трава под ветром клонится…») композитора Льва Книппера. Сурков знал только послевоенный ее вариант, написанный композитором-первокоником Дмитрием Покрассом к спектаклю Вахтанговского театра «Первая Конная», а мне напевали и просили отыскать и исполнить в передаче тот, что был сочинен задолго до Покрасса автором музыки знаменитого «Полюшка». И Сурков всякий раз очень удивлялся и искренне радовался каждому такому свидетельству широкой популярности и любви к этим песням народа.
      Не раз заходил разговор у нас с ним и про «Землянку». В том числе, когда мне, к примеру, посчастливилось отыскать в 1976 году пробный оттиск грампластинки с ее записью в исполнении Лидии Андреевны Руслановой, так и не увидевшей свет при ее жизни...
    Документов и материалов, связанных с судьбой и историей «Землянки», собралось у меня очень много.  Недоставало только чего-то осязаемого, вещественного, чтобы прийти к идее и утвердиться, наконец, в замысле создать памятник, посвященный самой этой песне, а не только землянке – главной ее героине, поскольку такой памятник уже давно существует. Сооружен он на калужской земле и рождением своим, к слову сказать, тоже обязан песне.
       



           «У НЕЗНАКОМОГО ПОСЕЛКА, НА БЕЗЫМЯННОЙ ВЫСОТЕ…»

       Эта песня не выдумана. Все, о чем в ней поется, было в действительности. Недалеко от дороги, идущей на Калугу, там, где Калужская область соседствует со Смоленской, стоит поселок Рубежанка. И есть там настоящая высота. Не безымянная она. На военных картах времен Великой Отечественной ее обозначили отметкой 224,1. 14 сентября 1943 года на этом рубеже вела бой горстка храбрецов, воинов 718-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии. Группу из восемнадцати бойцов, сибиряков-добровольцев, возглавлял лейтенант Порошин.
     Защита этой высоты была поистине героической. Вот только один эпизод боя за эту крохотную частичку нашей земли.
    Бойцы, отбивавшие одну атаку за другой, нуждались хотя бы в кратковременной передышке для того, чтобы сменить и перезарядить пулеметные диски, отхлебнуть из фляжки глоток воды, перевязать раненых товарищей. И тогда один из них, Николай Голенкин, решил отвлечь огонь врага на себя. В окровавленной и изодранной гимнастерке поднялся он во весь рост и пошел прямо на гитлеровцев. Рука его была перебита, и потому он держал автомат в правой руке, стреляя из него на ходу.
Так он прошел метров пятнадцать-двадцать. Казалось, он шел долго. На этом пути был еще несколько раз ранен, но, даже падая, успел сделать несколько шагов вперед.
     «Впервые об этом сражении я услышал от редактора дивизионной многотиражки Николая Чайки, когда служил в газете 2-го Белорусского фронта, - вспоминал поэт Михаил Матусовский. – Рассказ поразил меня. Позже я познакомился и с героями, оставшимися в живых. А припомнилось мне все это снова, когда в начале 60-х годов режиссер Владимир Басов пригласил меня и композитора Вениамина Баснера работать вместе с ним над фильмом «Тишина» по одноименному роману писателя-фронтовика Юрия Бондарева. Басов попросил нас написать песню, которая как бы сфокусировала в себе фронтовую судьбу двух главных героев картины. Песню, не поражающую масштабностью и размахом событий. И тогда я вспомнил этот бой. В истории войны он только маленький эпизод, но как велико его значение!..»
      Песню в картине, которая вышла на экраны страны в 1964 году, пел за кадром артист Лев Барашков. НО после фильма ее подхватили и запели повсюду. Теперь, когда слышишь ее, даже не верится, что она сложена в послевоенную пору. Так и кажется, что она оттуда – из войны.
     Песня Матусовского и Баснера привлекла внимание и к судьбам ее реальных героев. Выяснилось, что после боя за высоту в живых остались только двое.
    Один из них – Герасим Ильич Лапин – был оглушен и контужен в том бою. Засыпанный землей от разрыва снаряда, он пролежал под кустом до наступления темноты, а потом ползком добрался к своим. Другой защитник высоты – Константин Николаевич Власов – был ранен, попал в плен. Бежал, скрывался в лесу, а затем воевал в партизанском отряде.
    Оба они дожили до того дня, когда на месте их боя и гибели их товарищей был сооружен памятник. Рядом с ним – землянка, над которой высится та самая «обгоревшая сосна» из песни. Ближе к дороге – музей. Идущие мимо машины притормаживают и дают продолжительные гудки.
     «Я тоже не однажды бывал в этом музее, - рассказывал Михаил Львович Матусовский.- Внутри огромного холма – землянка в три наката. Заходишь вовнутрь, и у вас возникает ощущение, что бойцы только покинули ее. Нарубили лапник, повесили шинели и каски. В углу стоит телефонный аппарат. А на деревянной стене в металле вычеканены строки из нашей песни:
                                        Мы не забудем, не забудем
                                        Атаки яростные те
                                       У незнакомого поселка,
                                       На безымянной высоте.
    Когда там, на безымянной, звучала эта песня, я испытывал огромное волнение. Когда мы с композитором ее писали, нам не представлялось, что песня наша найдет такой отклик в душах людей – и ветеранов, и молодых…»
 
                    И ВНОВЬ К СУДЬБЕ И ИСТОРИИ «ЗЕМЛЯНКИ»            
      
     Готовя рассказ об этой и других песнях Константина Яковлевича Листова, написанных им в годы войны, я побывал однажды у него на квартире и увидел среди других реликвий военной поры миниатюрный, в полторы октавы, аккордеон. С ним он не расставался всю  войну.  Свидетельство этому – фотоснимки и кинодокументы, запечатлевшие его с этим инструментом во время фронтовых поездок и выступлений перед моряками Балтики, черноморцами и североморцами, в том числе, в блиндажах и фронтовых землянках.
     - Вот было бы здорово, если бы Вы передали эту, побывавшую во всех фронтовых передрягах музыкальную реликвию в музей! Ему же цены нет! – загорелся я. - Этот аккордеон помнит все песни, которые Вы сочинили и пронесли вместе с ним по всем флотам и фронтам и потому этой чести и места в музее заслуживает. Подумайте об этом, пожалуйста, - убеждал я композитора.
   - Дай мне сначала архив свой военный в порядок привести, - охладил тот мой пыл, но подумать над моим предложением все-таки обещал..
     Я вспомнил об этом его обещании в начале 90-х, когда передал в Центральный музей Великой Отечественной войны на Поклонной собранный мною самим архив военных песен и некоторое время работал там старшим научным сотрудником.
    Листова к тому времени уже не было в живых, и потому я напомнил о нашем давнем с ним разговоре его внучке. Та обещала подумать и даже прислать мужа для разговора со мной на эту тему. Но тот, приехав на Поклонную, решил не тратить время на беседу со мной, а идти прямиком к директору музея.
    - Куда мне девать этот ваш аккордеон? У нас добра такого и без него хватает, - ответил
неожиданному визитеру директор, судя по всему, так и не поняв сути дела и не оценив мой замысел.  
   - Пусть лучше дети и внуки наши играют на дедовом аккордеоне, когда им захочется. А  вы нам больше не звоните, пожалуйста, - заключила на следующий день мой с нею телефонный разговор об этом неудачном визите ее мужа в музей на Поклонной внучка композитора.
      Вскоре и сам я, вместе со своим песенным архивом, тоже оказавшимся  ненужным  музею, расстался с ним.

                «ЖИВЫ НА РУСИ ЗЕМЛЯНКИ, ГДЕ НА СТЕНАХ ИМЕНА ОТЦОВ…»

      Новая встреча с «Землянкой» и музеем на Поклонной состоялась у меня несколько лет спустя, во время работы над сценарием и съемок фильма по моей книге «За спиной была Москва. История  битвы в песнях». Выпущенная издательством «Современная музыка» в 2001 году, к 60-летию битвы под Москво, она собрала воедино, «под одной крышей», как говорится, песни военных и послевоенных лет, посвященные этому событию ( слова и клавиры, рассказы о них или комментарии к ним).
     В самом же фильме рассказывается лишь о пяти из них. В том числе - о сурковских: «Песне защитников Москвы» и «Землянке»..
     Сюжет с рассказом о ней снимался в землянке, сооруженной на территории Музея Великой Отечественной войны, такой же примерно, как на безымянной высоте под Калугой, впечатлениями от встречи с которой делится в приведенных мною воспоминаниях Михаил Матусовский.  
   И мне, вдохновленному и впечатленному этими воспоминаниями  подумалось: когда же подвижники и радетели нашей отечественной военной истории вдохновятся и на мессе боя, который проходил в «белоснежных полях под Москвой», как поется в «Землянке», соорудят, наконец-то, непритязательный памятник этому неизменному атрибуту русского воинства, оберегавшему его на протяжении нескольких столетий, воспетому не только Сурковым и Листовым, но и вспомянутому во многих  других стихах и песнях.
    Одно из самых ярких, на мой взгляд, и пронзительных  обращений к этой теме – стихотворение, с которым я встретился на страницах газеты Забайкальского военного округа «На боевом посту» в 1972 году, принадлежащее поэту послевоенного поколения Евгению Нефедову. Столько лет прошло с тех пор, как впервые прочел эти стихи, а они и сегодня волнуют и будоражат мою душу и память. Всегда приводил и привожу их, когда рассказываю историю «Землянки». Не отступлю и на сей раз от этой традиции.
      Вот они – эти стихи:
                                      О, землянка, близ аэродрома!
                                      В море снега – островок тепла:
                                      Серые слежавшиеся брёвна,
                                      Синяя прокуренная мгла,
                                      Белые солдатские тулупы,
                                      Красный жар от печки на земле,
                                      Тишина. И только ветер глухо
                                      Бьется в замороженном стекле.
                                      Пол у двери инеем окрашен…
                                      И внезапно показалось мне,
                                      Будто я всё это видел раньше!
                                      Только где? В кино или во сне?
                                      Вот сейчас, винтовку сняв у входа,
                                      Мой отец присядет у огня..
                                      До Победы – три нелёгких года,
                                      Пять – до появления меня.
                                      Он пока  мой нынешний ровесник,
                                      Тот же самый двадцать пятый год,
                                      И ему гармонь, совсем как в песне,
                                      Про улыбку и глаза поёт…
                                      Он к огню придвинется поближе,
                                      И под эту песню, вторя ей,
                                      Первые стихи свои напишет
                                      Той, что станет матерью моей                                        
                                      Маленький солдатский треугольник
                                      Почта унесет в ночную тьму.
                                      Сколько же пришлось увидеть горя,
                                      Батя, поколенью твоему!
                                      Но оно стожильным оказалось,
                                      И сейчас я думаю всерьез:
                                      Ну, а нам  передалось, осталось,
                                      Мы смогли бы, если б довелось ?
                                      Мы смогли бы. Самолёты танки –
                                     Суть не только в них, в конце концов.
                                     Просто живы на Руси землянки,
                                     Где на стенах имена отцов.

        А это – короткая зарисовка – комментарий к ним их автора, служившего в ту далекую пору в Забайкалье:              
       «Солнечный, очень холодный день. Мы впервые на аэродроме. Жгучий, холодный ветер, Робость и такое обостренное, словно впервые в жизни, желание тепла. Тепло рядом – в двух шагах: большая, бревенчатая землянка, в центре которой печка-буржуйка, огороженная решеткой, чтоб не подходили к ней слишком близко, ведь раскалена добела. Я оглядываю эти замшелые бревенчатые стены, втягиваю крепкий табачный дым,  смотрю на лица ребят – и вдруг чувствую то, что это когда-то уже было.
     Где я мог видеть подобное? Ну, конечно же, это воображение: землянка, гармонь, «на поленьях смола, как слеза…»
  Я с детства знаю эту песню. И сам тоже, бывало, «на гражданке» подпевал порой под чью-то гитару, когда среди оживленного праздничного застолья наступала вдруг тишина, и ребята и девчонки далеко не военных годов рождения пели «Землянку» и «Темную ночь». И вот я сейчас сижу в такой же землянке, сохранившейся, может быть, еще с «волочаевских дней», и она согревает меня и товарищей моих, приехавших в этот суровый край издалека
   Я думаю об этом, сидя возле маленькой печки, и вдруг ощущаю на плече чью-то руку: Толя Гуров – мой друг и земляк. Но мне не надо говорить: мы хорошо понимаем друг друга. Потому, молча, смотрим в огонь. Очень хочется домой, и никакой слабости в этом нет. Все мы люди. Но суть в том, что на время службы в армии нужно собрать, как говорят, в кулак свою волю и постоянно помнить о том, зачем ты здесь.
   Впрочем, к «Землянке» это прямо не относится.
   Через двадцать минут сержант подает команду, и мы опять выходим к самолетам…»
   А потом родились стихи.

                                     МУЗЕЮ «ЗЕМЛЯНКИ» БЫТЬ !     

     Встретился впервые и познакомился я с их автором тридцать пять лет спустя, на литературно-музыкальном вечере из цикла «Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах», посвященном 65-летию со дня рождения песни «В землянке». Состоялся он в Культурном центре Вооруженных Сил. Услышав накануне его проведения эти стихи про «землянку близ аэродрома», и узнав, что я  собираюсь их обязательно прочитать, организатор этого вечера Галина Георгиевна Рыбникова, готовившая его сценарий, неожиданно поинтересовалась:
    - А не нашего ли секретаря  правления Союза писателей России, Евгения Андреевича Нефедова эти стихи ? Давай ему позвоним …
     Так мы и поступили. И оказалось, что это тот самый Нефедов, и стихи его.
     Стоит ли говорить, как я обрадовался этому, и по телефонному разговору с ним понял, что он – не меньше моего.
    На следующий день Евгений Андреевич приехал и принял участие в вечере, вдохновенно прочитав то самое стихотворение, сочиненное

им в пору, когда был солдатом, с которого ведет он отсчет поэтической своей биографии.
     И еще одна знаковая, как сегодня принято называть, встреча состоялась на этом вечере:
В гости  к москвичам – ветеранам войны и юным кадетам, пришедшим на нее, приехали
юные краеведы из Подмосковья – члены молодежной организации «Клуба «ИСТОК»  города Истры, Московской области. Поначалу это детище основателя клуба Сергея Борисовича Лавренко объединяло кинолюбителей, что и нашло отражение в аббревиатуре его названия ( Истринское самодеятельное творческое объединение кинолюбителей). Но за четверть века существования круг увлечений,  интересов, начинаний и дел его участников многократно разросся и расширился.     
     Пожалуй, главным и значимым в их ряду стало создание Памятного Знака песне «В землянке». Сооружен он и установлен истоковцами 9 мая 1999 года в деревне Кашино, Истринского района – там, где когда-то проходил тот самый бой, отозвавшийся в сердце поэта пронзительными строчками про смерть, до которой «четыре шага».
    Так песня, ее судьба и история повели их, как они сами считают, «по дорогам памяти, открывая всё новые и новые темы для поиска и встреч с интересными людьми». И самыми верными и надежными их поводырями в этом поиске стали ветераны 9-й и 11-й гвардейских дивизий, покрывших себя легендарной славой в боях под Истрой.
     Ежегодно съезжаются они на Ленино-Снегиревский Рубеж Славы – мемориальный комплекс, созданный на местах тех боев. Начиная с сентября 2001 года, там и в других городах  Московской оласти проходит, ставший уже традиционным и межрегиональным Фестиваль фронтовой поэзии и песни имени А.А.Суркова « И поет мне в землянке гармонь…». В нем принимают участие москвичи и нижегородцы, владимирцы и ярославцы – земляки Суркова. Я счастлив, что вместе с дочерью поэта, Натальей Алексеевной, был инициатором и регулярно участвую в этом и  многих других начинаниях истоковцев. Поддержали эту инициативу Глава Истринского муниципального района Анна Николаевна Щерба, Союз писателей России, общественные организации города, района и Московской области.
     Венцом этих начинаний  явилось долгожданное решение администрации Истринского района о создании в деревне Кашино музея и памятника песне «В землянка», поддержанное Ермолинским сельским советом, выделившим для этой цели участок земли.
     О том, какими быть этому музею и памятнику любимой народом песне, шел разговор во время организованной Истринским комитетом по молодежной политике очередной «Истоковской встречи», на которую были приглашены дочь Алексея Александровича Суркова, Наталья Алексеевна, и сын генерала армии Афанасия Павлантьевича Белобородова, Владимир Афанасьевич, ветераны 9-й гвардейской дивизии. .
    Юные истринцы, подготовили интересную программу из произведений автора «Землянки». Так уж случилось, что встреча эта прошла 25 марта – в день 65-летия первой публикации песни в «Комсомольской правде». Я тоже принимал в ней участие, и потому  меня попросили поделиться нашими мыслями, предложениями и задумками с теми, кто прочтет этот рассказ. Все мы  очень надеемся и рассчитываем, что эта наша  инициатива  найдет понимание и поддержку у руководства и администрации  Московской области, ее губернатора-воина Бориса Всеволодовича Громова, командования Московского военного округа, Российского организационного комитета «Победа», которым стоит, пожалуй, подумать о том и поиметь при этом в виду, что многострадальная Истра, в числе других городов Подмосковья, таких, как  Можайск и Волоколамск, как раз и относится к тем городам Российской Федерации, «на территории которых или в непосредственной близости от которых в ходе ожесточенных сражений защитники Отечества проявили мужество, стойкость и массовый героизм»( цитирую эту формулировку по Указу Президента РФ от 9 мая 2006 года, № 68 – ФЗ), давно и по праву заслуживает быть представленной к званию «Город воинской славы».
      Но это уже тема, как говорится, для отдельного разговора.
      Пока же я вместе с истоковцами буду ждать ваших писем, идей, предложений и помощи по адресу: 143500, г.Истра, Московской области, улица Ленина, 6. Клуб «ИСТОК», Лавренко Сергею Борисовичу
     
           ЮРИЙ БИРЮКОВ, композитор и музыковед, член Союза писателей России.

    28 марта 2007 года
   

Дмитрий, огромное спасибо за такое интересное дополнение! От всей души!

Я не успела покопать так глубоко.

И песню "На безымянной высоте" очень люблю.

Не за что :) Я рад, что статья вызвала интерес. У Бирюкова есть подобная статья про каждую более или менее популярную песню. Если будет интерес, можно регулярно что-то из этого публиковать также с музыкальными иллюстрациями. Я думаю, он будет не против.

Ой! Было бы интересно почитать, послушать.

Альбина, большое спасибо за интересный материал!

Михаил, спасибо!!!

Интересно было послушать...

Люблю задавать вопросы... Вот и сейчас крутится... Зачем, почему люди переделывают песни?

Денис, спасибо большое!!!

Красиво, грустно...

Ну именно эта практически таже (одна строка лишь другая) А вот другие - думаю разные причины были. Улучшить хотели думаю. Опять же Фулоновский вариант не ухудшил и не улучшил оригинал...Просто новый шедевр на свет родился, и всё. А вот , к примеру бардовский (А.Городницкого) "На материк" начала1960х, лагерный вариант Рашпиля 1973г., из г..а в конфетку привратил...грубо говоря. Не наслушаешся красотищей.

:) Может быть...

Бессмертная песня.

Спасибо Альбине и Дмитрию(за дополнение)....огромное. 

Многое из информации знакомо, а многое -впервые читаю.

#21 Tatiana

Бессмертная песня.

Татьяна, спасибо!

Потому, что написана с любовью!

Ребятушки, спасибо огромное за эту страницу!!! За особо ценную Ленинградскую блокадную пластинку - Диме!
Сегодня, в День Победы, слушаю всё здесь. С праздником Памяти народной! Надежда.