История хора ЛГУ, впоследствии прогремевшего не только на всю страну, но и на весь мир (хор приглашали даже в США), началась в 1949 году. Именно тогда декан дирижерско-хорового факультета Георгий Дмитревский, знавший Григория Моисеевича еще с довоенного времени, когда сам он был профессором Московской консерватории, а Сандлер — первокурсником, рекомендовал его в руководители хора Ленинградского университета. «В университете, когда там появился Григорий Моисеевич, хора по существу не было — в коллективе числилось всего двенадцать человек. Никаких выступлений не было тоже. Спустя всего лишь полгода Сандлер располагал уже сотней хористов, еще через полгода — ста пятьюдесятью. Люди шли и шли, и вели с собою все новых, — так это оказалось интересно».

В 1954 году Григорий Моисеевич официально стал руководителем хора Ленинградского радио. И его буквально накрыла народная любовь. «Радиоточки имелись везде — в магазинах, в столовых, в парикмахерских, — где угодно. Но слушать любили по радио далеко не всё и не всех. А хор Сандлера — слушали, это я знаю совершенно точно. Вот конкретный пример: Григорий Моисеевич ходил в одну парикмахерскую, на Невском, у Литейного, в “низочке”, и там его встречали просто восторженно, все хотели его обслуживать».

Как известно, пророка в своем отечестве нет. Но зато за границей, в Европе, Сандлера очень любили и принимали всегда тепло. Так, однажды хор выступал в Гамбурге в рамках проведения Фестиваля цветов. Хору ЛГУ предстояло выступить в одном концерте с прославленным в Европе студенческим хором имени Монтеверди. «Концерт в университете прошел на подъеме, его снимали и потом показывали по гамбургскому телевидению. Основатель и дирижер хора имени Монтеверди Юрген Юргенс и через 20 лет вспоминал: «Хор Сандлера — это такое высокое мастерство, такое благородное звучание — редкая драгоценность».

А когда хор выступил во Франции, в Гренобле, то на следующий день после выступления Григорию Сандлеру позвонили из мэрии и пригласили на прием. Мэр Гренобля горячо благодарил и Сандлера, и артистов хора: «Ваш концерт, — сказал он, — был самым крупным музыкальным событием в нашем городе за последние годы». Если учесть, что всего за месяц до выступления хора ЛГУ в Гренобле побывал Владимир Спиваков со своим оркестром, давшим там несколько концертов, такая высокая оценка дорогого стоит.

Но она и вполне заслуженная. Сандлер привозил не просто великолепный хор. Он открывал для европейцев новое исполнение, новые трактовки известных произведений. Характерный в этом смысле эпизод связан с поездкой хора в Лейпциг в 1976 год. «Мы пели там в одном из крупных концертных залов, и Григорий Моисеевич очень беспокоился — как примут? Особенно волновался он по поводу входившей в нашу программу весьма трудной вещи Баха, его Мотета № 3, и это понятно — традиция баховского исполнительства в Германии более чем серьезная. Зал набился битком. Принимавший нас руководитель Лейпцигского хора (кстати, потомок Баха) был любезен, но говорил с нами чуть снисходительно, как бы похлопывая по плечу… Помню, когда мы закончили, несколько мгновений длилась тишина, а потом весь зал встал и долго нас не отпускал. Музыканты после концерта просто ходили за Сандлером по пятам, чтобы хоть немножко побыть с ним рядом. А в газете написали, что исполнение наше было совершенно непохоже на принятое у них, но мы убедительно доказали, что Бах может быть и таким».

Интересно, что хор Сандлера в чужих руках звучал иначе. Но стоило Сандлеру просто стоять рядом, и хор, как по волшебству, преображался. Однажды на радио, когда Григория Моисеевича задержало начальство и он опоздал к началу репетиции, хор начал распеваться без него. «Они пели небрежно, кое-как, я сердилась, — рассказывает Екатерина Петровна Протопопова, — останавливала, напоминала, как надо петь, и вдруг, на какой-то ноте запел совершенно “другой” хор! Я поразилась, обернулась — в дверях стоял Сандлер!».

Материал вышеизложенный - лишь выдержки-абзацы из электронного журнала "Санкт-Петербургский Университет"