Что является одной из важнейших составляющих нашей бренной жизни? Правильно! Крепкий и здоровый сон.

Все мы за среднестатистическую жизнь (70 лет плюс минус) успеваем: 10 лет напряженно (или с прохладцей, что не очень важно) потрудиться; 4 года занимает пищепоглощение; почти столько же – процесс, обратный предыдущему (это если без книжки, а с книжкой много дольше); 2 года мы шляемся по всякого рода торговым точкам (ну, естественно, у жельтменов это дело занимает меньше года, а у ледей – лет 5 или более того); год убиваем время в интернетовских соцсетях (это сейчас, а в будущем – страшно подумать); 10 месяцев приводим жилище в порядок (не считая плановых и внеплановых ремонтов); 2 месяца занимаемся рукоделием (не путать с рукоблудием – чисто штопаем носки и пришиваем пуговицы); полтора месяца занимаемся, извините, сексом (ну тут уж разброс может быть весьма велик… в СССР, например, граждане сексом не занимались, они просто как бы сношались, что не считается); 1 неделю зеваем…

Но все это – мелочи жизни. Потому, что почти 23 года из отпущенных нам как бы 70 лет мы просто нагло спим. Невзирая ни на что – спим, и все тут. Сон – это наше все. Примерно треть жизни (плюс-минус, естественно) мы – подданные царства Морфея, вне зависимости от возрастной, профессиональной и национальной принадлежности. Сну подвержены фотомодели и дворники, бомжи и олигархи, ортодоксальные марксисты и сексуальные меньшевики. Мне даже говорили (по секрету, конечно), что Римский Папа тоже спит. В перерывах между молитвами. И не побоюсь сказать – спали и Аристотель, и Пушкин, и Мао Цзэдун. Если же кто скажет, что никогда в жизни не спал – это чистая подстава. Либо этот индивидуум врет и не краснеет; либо он – прямой потомок марисиан. Коренной обитатель третьего камушка от Солнца - любит поспать. Этого у нас не отнять, как не отнять у пролетариата его вечных (в последнее время – декоративно-позолоченных, но не утративших, тем не менее, своего предназначения) цепей.

23 года – это, конечно, усредненное такое число. Кто спит меньше всех – я не имею понятия. Скорее всего, те же самые прямые потомки марсиан. Зато я точно знаю, кто спит больше всех. Есть такая профессия - сторож. Сначала он спит перед работой (как бы отсыпается впрок перед тяжелой трудовой деятельностью), потом – на работе (а что там еще делать?), а затем отдыхает после напряженного труда. Хорошему сторожу удается проспать две трети жизни как минимум.

Наш Лёня был Очень Хорошим Сторожем. Спать он любил - долго и безмятежно. Если уж Лёня засыпал -  никакое стихийное бедствие, включая землетрясение, цунами или неожиданное вручение ему нобелевской премии мира (или все это совокупно) – не могло его разбудить. Особенно после употребления. Сами знаете чего. Все сторожа это любят – в смысле, употреблять.

…Лёня спал как младенец и видел сны. Сегодня ему снился ночной мясокомбинат, где он совершал подвиг, уничтожая при помощи вверенного огнетушителя покушавшихся на государственное мясо врагов.  Врагов было много, а Лёни мало, но численный перевес противника его не пугал. Огнетушитель шипел, враги падали, победа была явно за Лёней. В конце битвы вся территория комбината была усеяна вспененными телами поверженных расхитителей народного добра, а в ворота торжественно, на здоровенном хряке, въехал с орденом в руке председатель Ленсовета Собчак. Лёня выпятил грудь для прикрепления к ней ордена, а Собчак неожиданным женским голосом спросил: «Эй, ты проснешься когда-нибудь?»

И Лёня проснулся, хотя и не хотелось. Собчак с хряком исчез, а прямо перед Лёней нарисовалось крупное лицо несомненно женского пола. Лицо смотрело на Лёню, опираясь на согнутую в локте руку, а тело, которому все это принадлежало, было укрыто одним с Лёней одеялом. Лицо смотрело на Лёню заинтересованно.

- Ну что? Пришел в себя? – спросило оно.

- Леонид Кауфман-Музыкант, писатель, - заученно отрапортовал Лёня и попытался восстановить в мозгу причинно-следственные связи. Если проще – вспомнить, что было накануне. Кусочки паззла выныривали из памяти и тут же тонули, не давая ни единого шанса сложить из них хотя бы примерную картинку предыдущего дня. Лицо женского пола, впрочем, Лёне было знакомо, но не настолько, чтобы запомнить – что, где и когда.

- Хорошая профессия – музыкант-писатель,- усмехнулось лицо и вытянуло из-под одеяла все остальное телесное содержимое. По состоянию обнаженности этого содержимого Лёня сообразил, что с ним неожиданно случилась внеочередная любовь. И что стрелял он ночью отнюдь не из огнетушителя. И явно не по врагам…

- Не музыкант-писатель, а Кауфман-писатель… то есть писатель Музыкант… - запутался Лёня и, дабы скрыть замешательство, огляделся. Он делил с лицом женского пола довольно обширный диван посреди большой комнаты. Кроме дивана, двух кресел, большого телевизора и комода, в комнате больше ничего не было, не считая разбросанных по креслам предметов одежды. Среди них (не кресел, а предметов) Лёнин взгляд неожиданно выхватил серый брючный костюм, стыдливо замаскированный лифчиком и трусами. Пазл сложился.

- Ты – Марина, политолог, - радостно сообщил Лёня диванной партнерше. – У тебя шикарная тачка.

- Угу…- потягиваясь, проворковала басом Марина.- Шикарная тачка, говоришь? Эт ты еще много чего моего не видел… Окей, подкидыш… После всего, что с нами было… что ты должен сделать, а?

Перед глазами Лёни возник образ крутого «мерса» и он с надеждой спросил:

- Жениться?

Марина захохотала. Смеялась она так долго и громко.

- Ну, для начала… Кофе в постель тащи… а там посмотрим…

- Ага, я ща… - засуетился Лёня и забегал по комнате в поисках своих трусов или штанов.

- Да ладно, остынь, че я там у тебя не видела, - зевнула Марина,- Выйдешь в холл, спустишься на первый этаж… кухня из гостиной направо… там в буфете слева кофе… Вари в турке… не прозевай… прислуга тока завтра будет… кому плиту мыть? Давай, давай… Один член тут, второй уже в кухне…

Волшебные слова «первый этаж», «холл», «гостиная», «турка», «прислуга» оказали на Лёню мощное впечатление. Трусов он так и не нашел, и босиком вышел из комнаты в просторное помещение, где сразу увидел широкую лестницу, ведущую вниз. Кухню обнаружить тоже было несложно. Сложнее было с кофе. Лёня долго искал привычную жестяную банку с растворимым индийским напитком и слегка загрустил, потому что в буфете в банках хранилось все, что угодно, только не кофе. Тогда он попытался найти турку, но это было еще сложнее, ибо об этом чудесном предмете Лёня вообще не знал ничего. В метаниях по кухне он провел, видимо, довольно много времени, потому что перед ним вскоре возникла Марина.

- Ясно,- вздохнула она. – Хомо советикус. – достала какой-то пакет, насыпала содержимое в железную штуку с ручкой, добавила воду и поставила все это на газ.- О молотом кофе народу забыли рассказать…

Через 10 минут кофе был готов. Марина бросила на стол пачку печенья, и начался импровизированный завтрак, в ходе которого Лёня рассказал Марине о себе. Рассказ получился слегка сумбурным и не совсем точным. По нему выходило, что Лёня – непризнанный писатель, временно работающий охранником. Охранником чего – Лёня не уточнил, а Марина не спрашивала. Она откровенно скучала, меланхолично качая головой в такт Лёниному изложению.

- Короче ясно,- сказала она, когда Лёня умолк.- Ты такой же писатель, как я – балерина. Ладно, не суть… Кое-что ты делать умеешь, и это умеешь неплохо…

- А ты чем занимаешься? Откуда это все? Это все твое?!...

Марина усмехнулась и закурила очередную сигарету…

…Марина появилась на свет в сибирском городке Анжеро-Судженске. Папа работал на транссибирской магистрали обходчиком, мама преподавала историю в школе. Семья была довольно большая. В одном доме, помимо мамы-папы-Марины, проживали: бабушка (мама папы), дедушка (папа мамы) и прадед по маме. Жили небогато, но об этом не задумывались, ибо все было как у всех – свой участок с домом и двумя сараями, небольшое домашнее хозяйство, включавшее кур,  хрюшек и кобылу, и двухосную телегу, служившую в совокупности с кобылой транспортным средством. Спокойно жили. Аж до 1980 года. А в 1980 случился Ленинский юбилей. Юбилей – это всегда хлопоты и заботы, а тем более, когда юбилей – Ленинский. И не какой-то там, а стодесятилетний. По всей стране стали искать приближенных к телу вождя (то есть не в мавзолее, а при жизни, конечно). Это было делать довольно сложно, ибо особо приближенных давно расстрелял Сталин. Но это не могло остановить пропагандистов ЦК, и по городам и весям были разосланы циркуляры - в срочном порядке найти тех, кто мог хоть как-то встречаться с вождем мирового пролетариата лично. С целью поздравить и увековечить в прессе. Такой циркуляр поступил и в Анжеро-Судженский горсовет, откуда было дано распоряжение всем местным журналистам: рыть носом землю, но найти хотя бы одного, хотя бы завалящего, очевидца светлого Ленинского лика. Все местные журналисты в количестве 12,5 штук (один  – на полставки) приуныли, ибо Анжеро-Судженск – не Москва, не Лондон и не Цюрих, и даже не Шушенское. Только тот, что на полставки, молодой внешкор Лев Борискин, не приуныл. Он просто не был слишком силен в истории и географии. Его рассуждения были донельзя просты: тому, кто мог видеть Ленина живьем, и при этом помнить сей факт, должно быть лет 70 как минимум. И он пошел в горсправку – узнавать возраст городских жителей. Тут его ждало полнейшее разочарование – 70-летних было не много, а очень много. Слишком много, чтобы успеть всех опросить до 10 апреля (а на дворе уже 7-е), как того требовал циркуляр ЦК. Тут приуныл и Лев Борискин, и с горя отправился пить пиво к ближайшей бочке. Случайность – это скрытая закономерность бытия. Именно в тот момент у бочки лакомился пивом прадед Марины, 82-летний бравый сибиряк Василий Петрович Дубина. Пил он в компании таких же, хотя и несколько более молодых, старичков, и, как водится, компания вспоминала времена прошлые, молодым неведомые. В данный момент Василий Петрович вспоминал свою собственную юность. «Эх, помню,- растяжно повествовал он,- водка-то 40 копеек стоила… винище – 20 копеек…» «Ну ты вспомнил, дед! - смеялась компания.- то когда ж было?» «Дык когда было-то… Когда я у Михельсона работал… неплохое время было, даааа…» Лева Борискин замер. Накануне, перед походом в горсправку, он прочитал краткую биографию Ильича Первого. Память у Левы была неплохая, и он сразу вспомнил – завод Михельсона, покушение на Ленина. Фанни Каплан, эсеры, все дела. Опа! Лева тут же отвел Василия Петровича в сторонку, проставился двумя кружками пены и быстро спросил: «Вы работали у Михельсона?» - «Дык работал, как же…» - «А Ленина видели?» - «Дык кто ж его не видел?..» Наутро Лева отрапортовал своему редактору о находке. «Точняк?» - удивленно-недоверчиво спросил редактор. «А то!» - воскликнул Лева и бросился писать статью. Писал он ярко и быстро, и уже в утреннем номере на второй полосе газеты вышла Левина заметка «Очевидец из Анжеро-Судженска», где в роли главного героя фигурировал Василий Петрович Дубина, который как бы лично присутствовал при покушении на вождя и даже пытался защитить его от подлой эсеровской пули. Лева был обладателем недюжинной фантазии и, как все хорошие журналисты, верил во всю ту хрень, которую только что сам высосал из пальца. Собственно, на этом история бы и завершилась, потому что народ местную газету употреблял, в основном, только в сортирах; а редактор был человек умный, и, хотя дал ход статье молодого дарования (ибо материалов к юбилею было маловато), докладывать о Левиной находке местному партийному вождю не спешил. Но так случилось, что заметку перепечатала областная газета «Кузбасс», а уж она легла на стол товарищу Суслову в Москве. Главный идеолог партии проверял готовность местных информационных средств к великому юбилею. В тот же день последовал звонок из ЦК областному партийному боссу: «Ты что, своих газет не читаешь? У тебя героический дед живет! Срочно Дубину в Москву!» Найти Василия Петровича оказалось не сложно, а вот расспросить – много сложнее, ибо к пиву крепкий старик обычно добавлял портвейну, а для верности полировал все это самогоном собственного изготовления, и по этой причине лыка не вязал. Поэтому деда просто одели в купленный за счет средств горкома красивый костюм местного пошива, удавили галстуком и усадили в бессознательном состоянии в самолет, прикрепив к нему (не к самолету, а к деду) в качестве сопровождающих внучку (маму Марины) и ушлого журналиста (Леву Борискина). А пока они собирались в дорогу и летели в самолете, московские архивисты по распоряжению товарища Суслова искали подтверждение статье Левы Борискина, и даже нашли упоминание о каком-то безвестном рабочем, пытавшемся сразу после покушения задержать эсерку Каплан. Найти можно всегда – особенно когда знаешь, где и что искать… И, когда Дубина с сопровождением приземлились в столице, на столе главного редактора центральной «Правды» уже лежал материал о случайно обнаруженном деятельном и дееспособном свидетеле покушения на вождя мирового пролетариата. И материал этот был уже подписан в печать с пометкой «срочно». Деда встретили, но поговорить с ним так и не сумели, потому что все вопросы сибиряк игнорировал и пытался бессовестно заснуть. А партийная идеологическая машина вертелась, «Правда» печаталась, на самом верху поступило предложение выделить товарищу Дубине, как преданному народу и партии гражданину, жилплощадь в Москве, и это предложение было моментально удовлетворено. Когда дед пробудился от алкогольного недуга, его таки доставили в отдел информации ЦК. Там довольно быстро выяснилось, что работал Василий Петрович не на заводе Михельсона в Москве, а в угольной шахте того же Михельсона в Сибири, и Ленина, естественно, видел только в кино, а потому никак не мог пытаться задержать подлую эсерку после покушения на вождя. Инструктор отдела идеологии посовещался со своим вышестоящим шефом, потом сказал: «Значит так, дед. Про твое геройство уже «Правда» написала. Так что отступать некуда. «Правду» опровергать нельзя. Биографию твою придется подправить. Прочтешь и запомнишь. Текст выступления на мероприятиях мы тебе обеспечим, прочитаешь по бумажке…» - «А как же Ленин? Я ж его и правда – только в кино…» - «Да хер с ним, с Лениным! В мавзолее посмотришь… Ты запоминай, что тебе говорят…» Так Василий Петрович на 82 году жизни родился заново, уже в Москве и с новой биографией. Московскую жилплощадь в виде двухкомнатной квартиры в Кировском районе тоже никто отнимать обратно не стал, на том и порешили. Отгремели юбилейные мероприятия, а через год дед помер. К тому времени, однако, в московскую квартиру успели прописаться Марина с мамой. Папа уезжать в Москву отказался наотрез: «Простой я человек, не для этой вашей Москвы…», поэтому мама с папой вскоре разошлись, и мама, даже в свои годы весьма красивая, к тому же убежденно-партийная женщина, стала делать хорошую карьеру известным половым путем, за довольно короткий срок пробившись на должность в исполкоме Моссовета. Мамиными же стараниями Марина поступила в МГИМО на факультет международной журналистики. Училась она старательно, но без воодушевления, и занималась в основном поисками перспективного мужа, который и нарисовался вскоре - в виде дипломата весьма зрелого возраста, очень удачно оказавшегося дважды разведенным и находящимся в творческом поиске новой женщины его мечты. Марина трезво оценивала свои атлетические внешние данные (в папу), на белоконного юного принца не рассчитывала, и эта партия ей показалась вполне удачной. Свадьба почти совпала с получением диплома, после чего Марина поселилась на даче у мужа (ага, этот самый дом до капитального ремонта), где изредка писала ему письма в разные африканские страны, куда посылала дипломата Родина. И в конце концов, уже в перестройку, она (не перестройка, а Родина) послала его так далеко, что он оттуда не вернулся, попросив политического убежища в Америке (ходили смутные слухи об исчезновении посольской кассы вместе с означенным мужем-дипломатом). Таким дипломатическим образом Марина оказалась соломенной вдовой. Вдовой ей быть не хотелось, особенно соломенной, поэтому при маминой помощи она осуществила процедуру развода, но осталась на фамилии мужа, ибо Марина Покровская звучит несколько благозвучнее, чем Марина Дубина. Мужа Марина потеряла за полтора года до Лёниного возвращения в Москву, и за эти полтора года ее жизнь претерпела существенные изменения. Ни международной, ни вообще какой-либо журналистикой она заниматься не желала, а деньги от без вести исчезнувшего в загнивающем капитализме мужа – остались; поэтому время от времени Марина регистрировала кооперативы – то по выпечке пирожков, то по пошиву одежды мировых брендов в московских подвалах, а потом вошла в состав учредителей кооператива, поставлявшего на Запад яблочное повидло, томатную пасту, металлическую стружку и химическую дрянь в обмен на компьютеры и иную оргтехнику.

- Ты же вроде политолог,- удивился Лёня, когда Марина выкурила очередную сигарету и потянулась за новой.

- Политолог,- усмехнулась Марина,- Такой же политолог, как Верка – поэтесса… Слово просто красивое… У нас политолог как профессия осутствует. Для той компании, что собрали твои черепа, надо быть кем-то… непризнанным, непонятым… Вот я для них и политолог. Непризнанный и непонятый…

- А нафига тебе вообще эта компания?

- Не знаю… скучно. Работа, работа… А там впечатления… неделю ржать можно с этих непонятых гениев… Вот с тебя, например…

- И что, ты до сих пор в том кооперативе?

- Неее… У них там неприятности начались… Один мудак полгода тому решил партвзносы с зарплаты заплатить… честный, блин. Ну и заплатил… почти сто тысяч. Девятьсот среднестатистических зарплат. Тут все охренели… Минфин… проверки, суды… все дела. Я сразу и слиняла. У меня чутье на неприятности… Теперь тем же самым и занимаюсь, но сама. И на Запад не лезу. Внутри Союза тоже есть свои дела… Кому-то нужны пуховые перины, кому-то – запчасти для жопорожцев… А у кого-то все это лежит и деть некуда… Главное - свести покупателя с продавцом, и получить свой процент. Деньги на асфальте валяются – только успевай поднимать…

Марина отряхнула пепел с сисек и встала.

- Ладно, подкидыш. Поговорили. Теперь подумаем, на кой хер ты мне сдался…

Последовала череда вопросов, на которые Лёня совершенно уверенно отвечал «нет».

- Машину водишь? Единоборствами владеешь? Бухгалтерию знаешь? В электронике разбираешься? На английском говоришь?

Помолчали. Лёня смотрел в чашку с кофейной гущей на дне. Уходить из этого дома ему почему-то очень не хотелось.

- Ладно, блин,- наконец сказала Марина,- Будем считать, что я просто влюбилась. Поехали, покатаемся по делам.

Лёня с готовностью пошел в гостиную и направился на выход.

- Эй,- окликнула его Марина.- Штаны одень… подкидыш…

Лёня и Марина вернулись в спальню. На пороге Марина остановилась и хмыкнула:

- Даа, подкидыш… Неплохо мы с тобой вчера повеселились…

Лёня проследил за ее взглядом. На большой люстре, под дуновением ветерка из открытого окна, флагом развевались Лёнины полосатые семейные трусы…

Так Лёня неожиданно для себя стал бизнесменом. В штат Марининого кооператива со смелым названием «Авангардъ» он был введен со смутно-непонятной должностью «ведущий специалист по изысканию и сбыту товаров и услуг народно-хозяйственного назначения». Нельзя же было написать в трудовой книжке просто «спекулянт», ибо статью в УК никто не отменял. Впрочем, любое из этих наименований никак словесно не отражало самой сути его деятельности, ибо по сути он стал тривиальным альфонсом. В его обязанности входило: везде вальяжно бродить за Мариной и делать умное лицо на собраниях кооператива. Ну и… понятно, что еще. И то, и другое, и третье у Лёни получалось если и не на высшем уровне, то весьма неплохо. Через пару месяцев Марина купила Лёне права и раздолбанную «восьмерку», дабы он учился ездить. В выходные они выезжали за город, где Лёня пересаживался за руль и целый месяц делал тщетные попытки тронуться с места, а следующий – переключаться с первой скорости на вторую.

Жизнь как бы удалась. Лёня имел неплохие карманные расходы, ржавое чудо российского автопрома, финский костюм «на выход» и китайский «адидас» для домашнего пользования. Марина днями горела на работе, в конце недели обычно поручая Лёне отвезти куда-нибудь или привезти откуда-нибудь чемодан рублей. Или отвезти рубли «к Арсену», а привезти доллары или марки. Или наоборот. Арсену же Лёня отвозил откаты крыше. Арсен же улаживал любые вопросы с «органами» и «крутыми пацанами».

В остальное время Лёня сидел в офисе кооператива у компьютера и играл в тетрис. Иногда место у офисного компьютера у него отбирали другие кооператоры, чаще всего – рыжий бородатый нечесаный Гена, которого уважительно называли программистом. Гена производил с компьютером какие-то манипуляции, вследствие которых по черному экрану пробегали снизу вверх белые строчки с немыслимой абракадаброй, а потом стрекочущий принтер выводил на бумаге какую-то документацию. Лёня не вникал. Для него это все было непонятно и ненужно. Какой смысл использовать компьютер как пишущую машинку, когда в нем есть тетрис?!

На этот Лёнин вопрос Гена ответил философски:

- Лёня, пошел нахер, - почесал за ухом и добавил,- Кампутер могет все. Хошь рисовать, хошь писать, хошь считать. Тока надо уметь. Когда-нибудь у каждого человечишки будет кампутер.

- Ну да,- усмехнулся Лёня,- за такие бабки… откуда у человечишки столько бабла?

- Глупый ты, Лёня. Зри в корень. Информация – это основа всего сейчас. Кто владеет информацией – владеет миром. А вот эта штука,- Гена похлопал по десктопу,- скоро станет самым главным поставщиком информации.

- Ты прям как Ленин… про кино,- засмеялся Лёня.

- Не зришь в корень… Лет через 100 наши внучатые спиногрызы будут все делать в кампутере…

- Чего-чего?  И пиво в компьютере будут покупать? – заржал Лёня.

- Насчет пива – не думаю… А было бы неплохо,- мечтательно произнес Гена и дематериализовался.

Часто Лёня с Мариной посещали различные мероприятия. Ходили к Лёниной маме и ее гению, но со временем все реже. Теперь предпочтение отдавалось модным тусовкам с бизнес-политическим уклоном. Разговоры велись в-основном на темы текущей политики. Все рассуждали о спасении страны так, как будто немедленно собирались идти и защищать ее от врагов. Кто-то – от хищных империалистов, кто-то – от пламенных коммунистов, кто-то – от бандитов. Интересно, что спасатели чаще всего в недалеком прошлом были именно теми, от кого собирались спасать страну. Практически все говорили о том, какой смелый Ельцин (вышел из партии – во как!) и какой нерешительный Горбачев (ни рыба ни мясо, еще и пятнистый). Слушали Талькова и Цоя, которых, по всеобщему мнению, убил КГБ, а посему его надо разогнать. Иногда Марина знакомила Лёню с коллегами-кооператорами: «Это Рома… умен… далеко пойдет…»; «Это Гера… наш первый биржевик… так себе, больше красуется»… Про Марину же говорили как о восходящей звезде бизнеса.

Между тем, настала зима. Прошел в пьяных тусовках новый, 1991, год. Потом Рождество.

21 января Марина и Лёня вернулись домой из офиса рано, собираясь отдохнуть: Марина – после работы, Лёня – после тетриса. Однако, отдых не получился – позвонила Маринина мама. После ее звонка Марина срочно опустошила домашний сейф в уже привычный чемодан и отправила Лёню к Арсену: «Меняй все на зелень…» Что Лёня и сделал. А к вечеру следующего дня стало ясно, что кто не успел, тот опоздал, и может развеять сторублевки, если они у него имеются в больших количествах, по ветру.

Не успел и Арсен, явившийся 23го в офис кооператива. О чем они говорили с Мариной, Лёня не слышал. Когда Арсен ушел, он  зашел в Маринин кабинет и услышал окончание телефонного разговора.

- Без базара. Действуй,- сказала Марина.

Вечером того же дня по ТВ объявили о том, что известный московский авторитет Арсений Батов по кличке Арсен покончил жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна.

- Это потому, что он рубли не успел поменять? – наивно спросил Лёня.

Марина закурила и усмехнулась:

- Вот за это тебя и люблю, подкидыш. Полный наив, блин…

Так начался год 1991. Последний год жизни Арсена и СССР. А самое интересное только начиналось…

Интересно, не напряжно, с юморкОм и по сути. Но главное - каков слог !  Прочел на одном дыхании. Спасибо, Кирилл !

Старательно прочитал - не понравилось. Больно уж под Довлатова косит. Ну. а когда прочитал , что штаны ОДЕВАЮТ - всё - у автора с русским нелады. Пусть детворе по ушам ездит :)

Спасибо, Кирилл.

Прекрасный стиль.

Ох, чую, наступают для Лёни лихие времена.....

Без ложки дёгтя от критиканствующих грамотеев тут никак....

Таки  невтерпёж без выпендрёжа мимо пройти...

Такое бывает.

Уважаемый Виктор :) По поводу понравилось или не понравилось - это дело личного вкуса, и спорить тут нелепо, это естественно вполне. А вот по поводу "одевают-надевают-снимают-разбрасывают" - это в контексте прямая речь от лица одной из героинь, если Вы заметили. И как уж она говорит, так и будет. Вы могли еще заметить ошибки в самом начале: жельтменов, ледей... "без базара"... и вообще тотальная нецензурщина, да... кошмар... :)

Что я списываю с Довлатова - для меня новость Были уже между делом почему-то Лимонов (?!), Пелевин (?!!!) и Веллер, а вот Довлатова не было, да. Прошу при случае указать, где и как автор косит под Довлатова...

А уж кто будет это читать (простите, "ездит по ушам" звучит ничуть не лучше, чем "одеть штаны") - позвольте решать именно тем, кто и будет собственно читать...

Я о чем? Конструктивная критика приветствуется, но отнюдь не в таком тоне :)

Не собирался читать этот литературный опус, но "уровень" дискуссии подтолкнул, и, в итоге, прочел сочинение Кирилла с интересом. Думаю, что теперь продолжение, надеюсь, оно будет, прочту без толчка извне. 

О литературных достоинствах-недостатках судить не могу. Не компетентен. А вот реакция Сергея на коммент Виктора, на мой взгляд, совершенно недопустима. Никак не можем научиться цивилизованно вести дискуссии. 

Совет Завитка  Кириллу писать для дворовой шпаны выглядит как-то мелко и склочно.

Моя реакция на беспочвенное критиканство закономерна.

Повторяю ещё раз для всех.

Не нравится творение Кирилла - не комментируйте, проходите мимо....

А Вы спросили самого Кирилла, устраивает ли его всеобщее ОДОБРЯМС? В его тексте, как раз, критикуется такая установка. 

И потом - ХВАЛУ И КЛЕВЕТУ ПРИЕМЛИ РАВНОДУШНО ... 

Сразу оговорюсь:с уважением отношусь и к Виктору, и к Кириллу:)  

Цитата из Портала Грамота, к которому отношусь тоже с должным уважением.    

Глагол одеть вступает в сочетание с существительными одушевлёнными (и с небольшим количеством неодушевлённых, обозначающих подобие человека: кукла, манекен, скелет); надеть — с неодушевлёнными.»

А чтобы еще проще запомнить, можно воспользоваться следующей запоминалкой, которая родилась когда-то в школе, а теперь кочует с сайта на сайт по бескрайним просторам Интернета

«Одевают Надежду, надевают одежду»

Т.е., когда мы говорим о людях (либо о предметах их обозначающих, как то кукла, манекен и др.), то, как правило, употребляем слова «одеть, одевать», а когда речь идет о неодушевленных предметах, то используются слова «надеть, надевать»

Но в некоторых случаях глагол «одеть» может употребляться и по отношению к неодушевленным вещам. Например, вполне допустимо, как считают многие филологи, сказать и «одеть одежду«, «одевать платье«, «одеть костюм» и т.д.

Обратите внимание, что даже в приведенной цитате есть указание на эти возможные варианты — «Одеть — кого, что» и «Надеть — что»

Такая вариативность еще раз напоминает нам всем, что современный язык постоянно находится в развитии и движении.

Сейчас настолько вольно обращаются с Великим и Могучим...просто невозможно и запомнить, что -правильно, что-неправильно.  

Так что...примем как руководство к действию мнение Портала Грамота.   

Кирилл...спасибо за продолжение вашего ТРУДА!  

Бедный Леонид...то ли еще будет...ой-е-ей:)

Ребята, давайте жить дружно :)

Реакция Сергея на пост Виктора была вполне адекватной, как мне кажется... ибо в каком тоне задан разговор, так он и будет продолжаться.

Юрий, всеобщее одобрямс меня не устраивает никак, и, если Вы заметили, всеобщего одобрямса моих постов вовсе не наблюдается. Есть несколько постоянных людей, которые читают и высказывают (или не высказывают) свое мнение. Если ВЫ просмотрите предыдущие части про Лёню, Вы сможете найти и критику, и обвинения в плагиате. Правда, без предоставления подтверждения, как и здесь.

Ну неважно: я нигде не говорил, что являюсь мастером слова - наоборот :) Это просто хобби.

Татьяна, спасибо за языковый ликбез :)

Всем заинтересовавшимся - танк ю :) (Виктору: это не ошибка в транскрипции, это просто прикол)

Большое спасибо, Кирилл !!!  Ждём продолжения....

В комментариях упоминался некто Довлатов -

Лёню знаю, Музыканта знаю, бородатого Гену знаю,

увы - Довлатова не знаю... может он из другого муравейника ?

НИКОЛАЙ......... а мне некоторые его цитаты нравятся.

"Порядочный человек-это тот, кто делает гадости без удовольствия"-

Не так уж много я читала Довлатова.

Зона-начала читать...нееее...не мое    Ой не мое.......

Чемодан...ну ничего, почитать можно

Кирил, все замечательно!