Максимилиан Волошин
28 мая 1877 года родился Максимилиан Александрович Волошин (настоящая фамилия – Кириенко-Волошин) - русский поэт-символист, критик, эссеист, художник, философ, один из самых ярких поэтов Серебряного века.
Ещё при жизни Максимилиан Волошин стал легендой. Сейчас легенда переросла в миф и практически забылась нашими современниками. Тем не менее, человек-Солнце, художник, поэт, скульптор, Мастер Максимилиан Александрович Волошин - реальная фигура в истории русской литературы и русского искусства. Он был хранителем «святого ремесла». Следы его впечатаны не только в почву Крыма, но и в почву русской культуры нашего века: в поэзию, искусство перевода, прозу, живопись, искусствоведение, философию.
Несколько историй из жизни Максимилиана Волошина.
---------------
Волошин говорил о своем детстве: «Материнство для меня – это ботфорты и стек». Мать Волошина Елена Оттобальдовна была женщиной волевой и самобытной. Вскоре после рождения сына она разошлась с мужем и воспитывала Макса самостоятельно. «Вся мужественность, данная на двоих, пошла на мать, вся женственность – на сына», - делилась наблюдениями Марина Цветаева. Елизавета Оттобальдовна сама зарабатывала на жизнь и носила мужской костюм. В Максе она хотела воспитать бойцовский характер, а мальчик рос, как впоследствии сказала о нем Марина Цветаева, «без когтей», был ко всем миролюбив и дружелюбен. И в Коктебеле, куда Волошин переехал с матерью в 16 лет, Елизавета Оттобальдовна… нанимала окрестных мальчишек, чтобы они вызывали ее сына на драку. С матерью Волошин оставался близок до самой ее смерти (он пережил ее всего на 9 лет).
---------------
В 1913 г. вызвала скандал реакция Волошина на историю с картиной Репина «Иван Грозный и сын его Иван». 16 января 1913 г. 29-летний иконописей Абрам Балашов пришел в Третьяковскую галерею с ножом, бросился на картину и трижды полоснул ее с воплями: «Довольно крови! Довольно крови!» (потом художнику пришлось воссоздавать лица героев заново). Журналисты, критики и художники возмущались поступком Балашова, требовали для него сурового наказания, сочувствовали Репину. А Волошин 19 января в газете «Утро России» выступил со статьей «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина», в которой возложил вину на… автора картины. По мнению Волошина, натуралистическое изображение убийства вызвало ответное насилие.
----------------
Марина Цветаева в очерке «Живое о живом» писала, что Волошин умел усмирять даже собак. Однажды, когда он ехал по коктебельским горам на велосипеде, на него напала стая пастушеских собак. Волошин объяснял Цветаевой свое спасение: «Не буду же я, в самом деле, драться с собаками! А я с ними поговорил». Цветаева предполагала, что «разговор» происходил так. Волошин отводил в сторону вожака и читал ему мораль: «Ты, как самый сильный и умный, скажи, пожалуйста, им, что велосипед, во-первых, невкусен, во-вторых, мне нужен, а им нет. Скажи еще, что очень неприлично нападать на безоружного и одинокого. И еще непременно напомни им, что они овчары, то есть должны стеречь овец, а не волки – то есть не нападать на людей. Теперь позволь мне пожать твою благородную лапу и поблагодарить за сочувствие…». По мнению Цветаевой, примерно так же Волошин разговаривал во время гражданской войны с красными и белыми бандами: заявлял, что хочет «поговорить с кем-нибудь одним, - желание всегда лестное и требование всегда удовлетворимое, ибо во всякой толпе есть некий ощущающий себя именно тем одним. Успех его уговоров масс был только взыванием к единственности».
-----------------
По воспоминаниям многих его знакомых, Волошин обладал экстрасенсорными способностями. Марина Цветаева рассказывала (правда, с чужих слов), что у Волошина в момент сильного напряжения из концов пальцев и концов волос вылетали искры, от них однажды даже загорелась занавеска. А как-то раз он потушил пожар в подвале мановением руки. Но есть и объективные свидетельства: например, от прикосновения руки Волошина у людей проходила боль. Екатерина Бальмонт, жена Константина Бальмонта, рассказывала, что «у Макса есть магнетическая сила, он наложением рук излечивал нервные боли, что и многие мои знакомые испытывали на себе».
-----------------
22 ноября 1909 г. Волошин и Николай Гумилев устроили дуэль на Черной речке. Секундантами Гумилева были поэт Михаил Кузмин и секретарь поэтического журнала «Аполлон» Евгений Зноско-Боровский, со стороны Волошина – Алексей Толстой и театральный критик Александр Шервашидзе. Пистолет Волошина дал осечку. Гумилев выстрелил мимо (может быть, в воздух). Волошин хотел выстрелить еще раз, но пистолет заклинило, Толстому пришлось разрядить его в снег. Стрелялись из-за поэтессы Елизаветы Ивановны Дмитриевой. Некрасивая хромоногая девушка, она была близко знакома с Гумилевым. Летом 1909 г. Дмитриева и Волошин придумали мистификацию: литературную маску Черубины де Габриак. Под этим именем Дмитриева стала посылать стихи в журнал «Аполлон» и получила огромный успех. В письмах и телефонных разговорах с редактором журнала Сергеем Маковским она сообщала только, что она юная девушка из католической семьи.
Мистификация продлилась всего 3 месяца, затем «Черубину» разоблачили. В ноябре 1909 г. Гумилев цинично о ней отозвался при Волошине, и получил от великого миротворца пощечину. Так состоялась вторая в истории литературы дуэль на Черной речке.
М. Волошин. Автопортрет, 1919
Максимилиан Волошин, замечательный художник-пейзажист, пишет "О самом себе":
"Родился я в 1877 году в Киеве, а в 1893 году моя мать переселилась в Коктебель, а позже и я здесь выстроил мастерскую. В ранние годы я не прошел никакого специально живописного воспитания и не был ни в какой рисовальной школе, и теперь рассматриваю это как большое счастье — это не связало меня ни с какими традициями, но дало возможность оформить самого себя в более зрелые годы, сообразно с сознательными своими устремлениями и методами."
Как мне близок и понятен
Этот мир - зеленый, синий,
Мир живых прозрачных пятен
И упругих, гибких линий.
Мир стряхнул покров туманов.
Четкий воздух свеж и чист.
На больших стволах каштанов
Ярко вспыхнул бледный лист.
Небо целый день моргает
(Прыснет дождик, брызнет луч),
Развивает и свивает
Свой покров из сизых туч.
И сквозь дымчатые щели
Потускневшего окна
Бледно пишет акварели
Эта бледная весна.
Максимилиан Волошин
Ирина, большое спасибо за красивый, интересный пост, за стихи, чудесные пейзажи!!!
Можно добавить?
Максимилиан Александрович Волошин читает два своих стихотворения. Запись 1924 года.
Волошин Максимилиан Александрович - Стихи и творчество (читает А.Демидова)
staroeradio
ИРИНА,СПАСИБО ЗА ПОСТ!
Альбина, спасибо за "живой голос"поэта
БИОГРАФИЯ М.В.(замечательная,кстати) -прочтите,не пожалеете.
Ну и немного еще, с позволения Ирины(грешнО не добавить о таком Колоритном Человеке :поэте, писателе,художнике (и о многих его других достоинствах )
Памяти Максимилиана Волошина
МАРИНА ЦВЕТАЕВА (фрагмент стих-я)
".....Ветхозаветная тишина,
Сирой полыни крестик.
Похоронили поэта
на Самом высоком месте.
Так, даже в смерти своей — подъем
Он даровал несущим.
Стало быть, именно на своем
Месте, ему присущем.
Выше которого только вздох,
Мой из моей неволи.
Выше которого — только Бог!
Бог — и ни вещи боле.
Всечеловека среди высот
Вечных при каждом строе.
Как подобает поэта — под
Небом и над землею.
После России, где меньше он
Был, чем последний смазчик —
Первым в ряду — всех из ряда вон
Равенства — выходящих:
В гор ряду, в зорь ряду, в гнезд ряду,
Орловых, по всем утесам.
На пятьдесят, хоть, восьмом году —
Стал рядовым, был способ!
Уединенный вошедший в круг —
Горе? нет, радость в доме!
На сорок верст высоты вокруг —
Солнечного да кроме
Лунного — ни одного лица,
Ибо соседей — нету.
Место откуплено
до конца
Памяти —
и планеты"..........
Вот здесь девочка читает эти стихи очень проникновенно....
Ну еще немного....фрагментами.
"Круглый и легкий, как резиновый шар, он “перекатывался” по всему миру: водил верблюжьи караваны по пустыне, клал кирпичи на строительстве антропософского храма в Швейцарии...
При пересечении границ у Волошина частенько возникали проблемы: таможенникам его полнота казалась подозрительной, и под его причудливой одеждой вечно искали контрабанду.
Женщины судачили: Макс так мало похож на настоящего мужчину, что его не зазорно позвать с собой в баню, потереть спинку....)))))
Он и сам, впрочем, любил пустить слух о своей мужской “безопасности”.
Волошин усердно создавал себе образ безвредного для дам толстяка, но всегда находилась женщина, готовая бросить все и примчаться к нему в Коктебель.
Он имел бесчисленные романы
Словом, Волошин был самым чудаковатым русским начала ХХ века.
В этом мнении сходились все, за исключением тех, кто знал его мать…
Мать Волошина Елена Оттобальдовна оставила сначала Киев, потом Москву — она считала, что Крым — лучшее место для воспитания сына. Тут тебе и горы, и камни, и античные развалины, и остатки генуэзских крепостей, и поселения татар, болгар, греков…
“Ты, Макс — продукт смешанных кровей. Вавилонское смешение культур — как раз для тебя”, — говорила мать.
Она приветствовала интерес сына к оккультизму и мистике и нисколько не огорчалась, что в гимназии он отставал.
Максу разрешалось все, за исключением двух вещей: есть сверх положенного (и без того толстоват), и быть таким, как все".....
М.В.с матерью-
Начало....
и конец...
"Лишь самые близкие знали: Макс не столь толстокож, каким хочет казаться.
Он писал своей кузине:
“Объясните же мне, в чем моя особенность? Всюду, и особенно в литературной среде, я чувствую себя зверем среди людей — чем-то неуместным.
А женщины?
Моя сущность надоедает им очень скоро, и остается только раздражение”…)))
А ведь Волошин был добрейшей души человек, бескорыстно помогавший многим, нуждающимся в его поддержке...
КОКТЕБЕЛЬ-М.В.
"В 1922 году в Крыму начался голод, и Волошиным пришлось питаться орлами — их на Карадаге ловила старуха-соседка, накрыв юбкой.
Все бы ничего, да Елена Оттобольдовна стала заметно сдавать. Макс даже переманил для нее из соседнего селения фельдшерицу — Марусю Заболоцкую. Маруся выглядела единственным неорганичным элементом этого всетерпимого дома — слишком заурядна, слишком угловата, слишком забита. Она не рисовала, не сочиняла стихов. Зато была добра и отзывчива — совершенно бесплатно лечила местных крестьян и до последнего дня заботилась о Пра.
Когда в январе 1923 года 73-летнюю Елену Оттобальдовну хоронили, рядом с Максом плакала верная Маруся. На следующий день она сменила свое заурядное платье на короткие полотняные штанишки и расшитую рубаху. И хотя при этом лишилась последних признаков женственности, зато сделалась похожей на Пра.
(ПРА-так Максимилиан называл свою мать)
Мог ли Волошин не жениться на такой женщине?
"Я был вызван в Коктебель известием, - писал Волошин в письме к В. Вересаеву в начале 1923 года, - что маме очень плохо. Застал её в постели, задыхающейся и бесконечно слабой. Так она с постели и не вставала... К великому моему счастью, я всё-таки оказался не один: ко мне приходит из Феодосии, остаётся здесь и помогает мне Марья Степановна Заболоцкая.
Мы с ней дружны давно, а с мамой она очень сдружилась, навещая её во время моего отсутствия летом. Без неё не знаю, что бы я стал делать".
Отзывчивое сердце, забота и доброта, которой окружила Заболоцкая умирающую мать Волошина, не остались безответными.
В марте 1923 года, после смерти Елены Оттобальдовны, Мария Степановна переехала в волошинский дом уже на правах жены Максимилиана Александровича, хотя официально из брак был зарегистрирован только в 1927 году.
По завещанию Волошина, его вдова Мария Степановна стала хранительницей Дома Поэта, а сам Дом перешёл в ведение Союза писателей РСФСР:
"Я, М. А. Кириенко-Волошин, поэт, художник и критик, приношу в дар Всероссийскому Союзу советских писателей каменный флигель моей дачи, закреплённый за мной постановлением КрымЦИК от 29 января 1925 года за №03945, для устройства Дома отдыха для писателей, под именем
Дом Поэта".
Ой, хватит-опять я увлеклась ))Извини, Иринка)))))))))))
Ира, спасибо тебе за пост о Максимилиане Волошине-достойном из достойнейших разносторонних талантов России!
Максимилиан Волошин
Дай слов за тебя молиться,
Понять твое бытие,
Твоей тоске причаститься,
Сгореть
во имя
твое......
11 августа 1915
ПОЭТЫ РОССИИ-Серебряный век
Максимилиан Волошин...
(Кому действительно интересен Максимилиан Волошин, загляните в этот ролик)
В мирах любви, — неверные кометы, -
Закрыт нам путь проверенных орбит!
Явь наших снов земля не истребит, -
Полночных Солнц к себе нас манят светы.
Ах, не крещен в глубоких водах Леты
Наш горький дух, и память нас томит.
В нас тлеет боль внежизненных обид -
Изгнанники, скитальцы и поэты!
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Кому земля — священный край изгнанья,
Кто видит сны и помнит имена, -
Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
**********************
В мирах любви неверные кометы,
Сквозь горних сфер мерцающий стожар -
Клубы огня, мятущийся пожар,
Вселенских бурь блуждающие светы
Мы вдаль несем... Пусть темные планеты
В нас видят меч грозящих миру кар, -
Мы правим путь свой к солнцу, как Икар,
Плащом ветров и пламенем одеты.
Но — странные, — его коснувшись, прочь
Стремим свой бег: от солнца снова в ночь -
Вдаль, по путям парабол безвозвратных...
Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных...
Закрыт нам путь проверенных орбит!
***********************
Закрыт нам путь проверенных орбит,
Нарушен лад молитвенного строя...
Земным богам земные храмы строя,
Нас жрец земли земле не причастит.
Безумьем снов скитальный дух повит.
Как пчелы мы, отставшие от роя!..
Мы беглецы, и сзади наша Троя,
И зарево наш парус багрянит.
Дыханьем бурь таинственно влекомы,
По свиткам троп, по росстаням дорог
Стремимся мы. Суров наш путь и строг.
И пусть кругом грохочут глухо громы,
Пусть веет вихрь сомнений и обид, -
Явь наших снов земля не истребит!
*************************************
Явь наших снов земля не истребит:
В парче лучей истают тихо зори,
Журчанье утр сольется в дневном хоре,
Ущербный серп истлеет и сгорит,
Седая рябь в алмазы раздробит
Снопы лучей, рассыпанные в море,
Но тех ночей, разверстых на Фаворе,
Блеск близких Солнц в душе не победит.
Нас не слепят полдневные экстазы
Земных пустынь, ни жидкие топазы,
Ни токи смол, ни золото лучей.
Мы шелком лун, как ризами, одеты,
Нам ведом день немеркнущих ночей, -
Полночных Солнц
к себе нас
манят
свЕты.......
Немного стихов.......
***
Спустилась ночь. Погасли краски.
Сияет мысль. В душе светло.
С какою силой ожило
Всё обаянье детской ласки,
Поблекший мир далеких дней,
Когда в зеленой мгле аллей
Блуждали сны, толпились сказки,
И время тихо, тихо шло,
Дни развивались и свивались,
И всё, чего мы ни касались,
Благоухало и цвело.
И тусклый мир, где нас держали,
И стены пасмурной тюрьмы
Одною силой жизни мы
Перед собою раздвигали.
<Май 1902>
***
Как мне близок и понятен
Этот мир – зеленый, синий,
Мир живых, прозрачных пятен
И упругих, гибких линий.
Мир стряхнул покров туманов.
Четкий воздух свеж и чист.
На больших стволах каштанов
Ярко вспыхнул бледный лист.
Небо целый день моргает
(Прыснет дождик, брызнет луч),
Развивает и свивает
Свой покров из сизых туч.
И сквозь дымчатые щели
Потускневшего окна
Бледно пишет акварели
Эта бледная весна.
<1902>
***
Я ждал страданья столько лет
Всей цельностью несознанного счастья.
И боль пришла, как тихий синий свет,
И обвила вкруг сердца, как запястье.
Желанный луч с собой принес
Такие жгучие, мучительные ласки.
Сквозь влажную лучистость слез
По миру разлились невиданные краски.
И сердце стало из стекла,
И в нем так тонко пела рана:
«О, боль, когда бы ни пришла,
Всегда приходит слишком рано».
Декабрь 1903, Москва
Старые письма
А. В. Гольштейн
Я люблю усталый шелест
Старых писем, дальних слов…
В них есть запах, в них есть прелесть
Умирающих цветов.
Я люблю узорный почерк –
В нем есть шорох трав сухих.
Быстрых букв знакомый очерк
Тихо шепчет грустный стих.
Мне так близко обаянье
Их усталой красоты…
Это дерева Познанья
Облетевшие цветы.
<1904>
Зеркало
Я – глаз, лишенный век. Я брошено на землю,
Чтоб этот мир дробить и отражать…
И образы скользят. Я чувствую, я внемлю,
Но не могу в себе их задержать.
И часто в сумерках, когда дымятся трубы
Над синим городом, а в воздухе гроза, –
В меня глядят бессонные глаза
И черною тоской запекшиеся губы.
И комната во мне. И капает вода.
И тени движутся, отходят, вырастая.
И тикают часы, и капает вода,
Один вопрос другим всегда перебивая.
И чувство смутное шевелится на дне.
В нем радостная грусть, в нем сладкий страх разлуки..
И я молю его: «Останься, будь во мне, –
Не прерывай рождающейся муки»…
И вновь приходит день с обычной суетой,
И бледное лицо лежит на дне – глубоко…
Но время, наконец, застынет надо мной,
И тусклою плевой мое затянет око!
Лето 1905, Париж
***
Небо в тонких узорах
Хочет день превозмочь,
А в душе и в озерах
Опрокинулась ночь.
Что-то хочется крикнуть
В эту черную пасть,
Робким сердцем приникнуть,
Чутким ухом припасть.
И идешь и не дышишь…
Холодеют поля.
Нет, послушай… Ты слышишь?
Это дышит земля.
Я к траве припадаю.
Быть твоим навсегда…
«Знаю… знаю… всё знаю», –
Шепчет вода.
Ночь темна и беззвездна.
Кто-то плачет во сне,
Опрокинута бездна
На водах и во мне…
Лето 1905, Париж
***
Как Млечный Путь, любовь твоя
Во мне мерцает влагой звездной,
В зеркальных снах над водной бездной
Алмазность пытки затая.
Ты слезный свет во тьме железной,
Ты горький звездный сок. А я –
Я помутневшие края
Зари слепой и бесполезной.
И жаль мне ночи… Оттого ль,
Что вечных звезд родная боль
Нам новой смертью сердце скрепит?
Как синий лед мой день… Смотри!
И меркнет звезд алмазный трепет
В безбольном холоде зари.
Март 1907, Петербург
Полынь
Костер мой догорал на берегу пустыни.
Шуршали шелесты струистого стекла.
И горькая душа тоскующей полыни
В истомной мгле качалась и текла.
В гранитах скал – надломленные крылья.
Под бременем холмов – изогнутый хребет.
Земли отверженной – застывшие усилья.
Уста Праматери, которым слова нет!
Дитя ночей призывных и пытливых,
Я сам – твои глаза, раскрытые в ночи
К сиянью древних звезд, таких же сиротливых,
Простерших в темноту зовущие лучи.
Я сам – уста твои, безгласные как камень!
Я тоже изнемог в оковах немоты.
Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень,
Незрячий и немой, бескрылый, как и ты.
О, мать-невольница! На грудь твоей пустыни
Склоняюсь я в полночной тишине…
И горький дым костра, и горький дух полыни,
И горечь волн – останутся во мне.
1907 <Петербург>
***
Темны лики весны. Замутились влагой долины,
Выткали синюю даль прутья сухих тополей.
Тонкий снежный хрусталь опрозрачил дальние горы.
Влажно тучнеют поля.
Свивши тучи в кудель и окутав горные щели,
Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя.
Море глухо шумит, развивая древние свитки
Вдоль по пустынным пескам.
1907
Corona Astralis
Елизавете Ивановне Дмитриевой
В мирах любви – неверные кометы –
Закрыт нам путь проверенных орбит!
Явь наших снов земля не истребит, –
Полночных солнц к себе нас манят светы.
Ах, не крещен в глубоких водах Леты
Наш горький дух, и память нас томит.
В нас тлеет боль внежизненных обид –
Изгнанники, скитальцы и поэты!
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, –
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Кому земля – священный край изгнанья,
Кто видит сны и помнит имена, –
Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
Август 1909, Коктебель
***
В неверный час тебя я встретил,
И избежать тебя не мог –
Нас рок одним клеймом отметил,
Одной погибели обрек.
И, не противясь древней силе,
Что нас к одной тоске влекла,
Покорно обнажив тела,
Обряд любви мы совершили.
Не верил в чудо смерти жрец.
И жертва тайны не страшилась,
И в кровь вино не претворилось
Во тьме кощунственных сердец.
1910, C.-Петербург
***
Обманите меня… но совсем, навсегда…
Чтоб не думать, зачем, чтоб не помнить, когда..
Чтоб поверить обману свободно, без дум,
Чтоб за кем-то идти, в темноте, наобум…
И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,
Кто ведет лабиринтом неведомых зал,
Чье дыханье порою горит на щеке,
Кто сжимает мне руку так крепко в руке…
А очнувшись, увидеть лишь ночь да туман..
Обманите и сами поверьте в обман.
1911
***
Как некий юноша, в скитаньях без возврата
Иду из края в край и от костра к костру…
Я в каждой девушке предчувствую сестру
И между юношей ищу напрасно брата;
Щемящей радостью душа моя объята;
Я верю в жизнь и в сон, и в правду, и в игру,
И знаю, что приду к отцовскому шатру,
Где ждут меня мои и где я жил когда-то.
Бездомный долгий путь назначен мне судьбой.
Пускай другим он чужд… я не зову с собой,
Я странник и поэт, мечтатель и прохожий.
Любимое – со мной. Минувшего не жаль.
А ты, кто за плечом, – со мною тайно схожий,
Несбыточной мечтой сильнее жги и жаль!
7 февраля 1913, <Коктебель>
***
Я глазами в глаза вникал,
Но встречал не иные взгляды,
А двоящиеся анфилады
Повторяющихся зеркал.
Я стремился чертой и словом
Закрепить преходящий миг…
Но мгновенно плененный лик
Угасает, чтоб вспыхнуть новым.
Я боялся, – узнав, – забыть…
Но в стремлении нет забвенья.
Чтобы вечно сгорать и быть –
Надо рвать без печали звенья.
Я пленен в переливных снах,
В завивающихся круженьях,
Раздробившийся в отраженьях,
Потерявшийся в зеркалах.
7 февраля 1915, Париж