TatianaМАРИЯ П Е Т Р О В Ы Х.....
МАРИЯ П Е Т Р О В Ы Х.....
Хроника жизни и творчества Марии Сергеевны Петровых
ПЕТРОВЫХ Мария Сергеевна [13 (26) марта 1908, Норский посад Ярославской губернии - 1 июня 1979, Москва, похоронена на Введенском кладбище], русский поэт. Единственный прижизненный сборник - «Дальнее дерево» (Ереван, 1968). Поэзия любви и правды, утраты и немоты. Плодотворно работала как переводчик, особенно армянской поэзии. Почти полная «скрытость» от читателя её стихов, которые высоко ценили , , , , объясняется осознанным органическим несовпадением поэзии Петровых с господствующим каноном.
1908 13 марта (26 марта по н. с.) - родилась в Норском Посаде Яро славской губернии, Ярославского уезда.
1914 Поступает в подготовительный класс частной начальной школы в г. Ярославле. Три класса начальной школы, подготовка в гимназию, в ко торой учиться уже не пришлось.
1918 Возвращение в Норский посад и обучение в норско-посадской шко ле.
1922 Переезд в Ярославль и обуче ние в ярославской школе им. Нек расова. Участие в собрании ярос лавского Союза поэтов.
1925 Окончание школы. В августе - переезд в Москву. Поступление на Высшие государственные литера турные курсы.
1928 Год знакомства с Б. Пастерна ком.
1930 Закрытие Высших государст венных литературных курсов. В этом же году М. Петровых экстерном око нчила литературный факультет Мос ковского государственного универ ситета. Работала литературным сотрудником в московских издатель ствах - в редакции газеты "Гудок" и в "Сельхозгизе".
1933 Осень - встреча с А. Ахмато вой, знакомство с О. Мандельшта мом.
1934 Начало переводческой деятель ности (переводы стихов П. Маркиша, Абая Кунанбаева и других).
1935 Вступила в группком писателей при Гослитиздате.
1936 Вышла замуж за Виталия Дмит риевича Головачева, библиографа и музыковеда.
1937 19 февраля - рождение дочери Арины. Июнь - арест мужа В. Д. Голо вачева. Постановлением особого со вещания при НКВД СССР он был осу жден к 5 годам ИТЛ и сослан в Медвежьегорск (Карелия).
1941 Начало года - выходит первая книга переводов Молла Непеса. В апреле - смерть отца, Сергея Алек сеевича Петровых. В мае - сгорел дом в Сокольниках, в котором жила семья Петровых.
1941 22 июня - начало Великой Отечественной войны. Летом М. Пет ровых с четырехлетней дочерью вместе с группой писателей и их семь ями были эвакуированы Литфондом СССР в город Чистополь Татарской АССР.
1942 Стихотворный вечер М. Петро вых в Чистополе, организованный Б. Пастернаком. Вступление в Союз пи сателей.
1942 В Карелии в спецлагере умира ет муж М. Петровых В. Д. Головачев.
1942 Осень - стихотворный вечер в Союзе писателей в Москве. Высту павшие (Б. Пастернак, Н. Асеев, К. Кулиев) говорили о необходимости издания книги стихов М. Петровых.
1943 М. Петровых сдает рукопись книги в издательство "Советский писатель" и получает 4 отрицатель ные рецензии.
1943 Выходит книга переводов М. Петровых литовской поэтессы Са ломеи Нерис.
1944 Осень - поездка в Ереван для работы над переводами молодых ар мянских поэтов: С. Капутикян, М. Мар карян, Р. Ованесяна и др.
1950 Поездка в Литву, где М. Петро вых переводит поэму литовского по эта Т. Тильвитиса "На земле литов ской".
1952 С мерть матери М. Петровых Фаины Александровны Петровых.
1960-по 1970 Работа над перевода ми армянской и славянской поэзии - польской, чешской, болгарской, сербо-хорватской, словенской.
1968 Новая книга стихов М. Петровых "Дальнее дерево" в Ереване.
1970 М. Петровых присваивается звание заслуженного деятеля куль туры Армении.
1979 Январь - М. Петровых присуж дается премия СП Армении имени
Е. Чаренца.
1 июня - М. Петровых скончалась после тяжелой болезни. Похоронена на Введенском кладбище в Москве.
Назначь мне свиданье
на этом свете.
Назначь мне свиданье
в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
в том городе южном,
Где ветры гоняли
по взгорьям окружным,
Где море пленяло
волной семицветной,
Где сердце не знало
любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных,
по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй
поднебесный?..
Числа я не знаю,
но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу
по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим,
Пока еще видим,
Пока еще дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
хотя б на мгновенье,
На площади людной,
под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.
1953, Дубулты
Мария Петровых. Домолчаться до стихов.
Ахматова назвала её стихотворение «Назначь мне свиданье на этом свете» «шедевром лирики последних лет».
Мертвеешь от каждого злобного слова,
Мертвеешь от каждого окрика злого,
Застонешь в тоске и опомнишься тут же —
Чем хуже, тем лучше, чем хуже, тем лучше,
Тем лучше, что ты до конца одинока,
Тем лучше, что день твой начнется с попрека,
Тем лучше, что слова промолвить не смеешь,
Тем лучше, что глубже и глубже немеешь,
Тем лучше, коль в эти бессонные ночи
Ясней сердцевина твоих средоточий,
Ты смолоду знала и ты не забыла,
Что есть в одиночестве тайная сила —
В терпенье бесслезном, в молчанье морозном,
В последнем твоем одиночестве грозном.
М.Петровых
Из дневника Марии Петровых: «Я не носила стихов по редакциям. Было без слов понятно, что они «не в том ключе». Да и в голову не приходило не мне, не моим друзьям печатать свои стихи. Важно было одно: писать их». Потом это кредо она выразит в стихах:
Мы начинали без заглавий,
чтобы окончить без имён.
Нам даже разговор о славе
казался жалок и смешон.
Как писал Пастернак: «Цель творчества — самоотдача, а не шумиха, не успех». Это было как о ней сказано. Не все поэты придерживались этого правила. Есенина, например, ужасала участь безвестности. «Не будет славы — никто не услышит, - говорил он. - Всё псу под хвост пойдёт. Так вот Пастернаком всю жизнь и проживёшь». (Участь отшельника Пастернака казалась ему незавидной). Петровых была в этом плане полной его противоположностью. «Отдать стихи в печать, - говорила она, - всё равно что обнажённой показаться людям». Но это, как мне кажется, уже другая крайность.
Маршак жаловался: «Эта женщина — мой палач! Читает мне свои стихи. Я прошу — дайте рукопись! Ручаюсь, я устрою её в издательство. - Ни за что!»
Что это — скромность? Гордость? Тут был целый комплекс причин такого поведения. Марии Петровых было свойственно особое, целомудренное отношение к слову. Она страшилась быть редактируемой. Боялась, что чья-то злая воля будет вторгаться в её выношенные строки. Что ей придётся испытать влияние чьего-то постороннего вкуса, столкнуться с непониманием... Её скромность была равна её гордости. А может быть, эта творческая независимость была средством самозащиты.
Однажды, ещё в 40-е годы Петровых представила в издательство «Советский писатель» свой первый сборник стихов. Влиятельный критик Е. Книпович написала на него отрицательную внутреннюю рецензию, обвинив автора в пессимизме и «несозвучности эпохе». С тех пор Мария замкнулась в себе и больше уже никогда ни к кому со стихами не обращалась.
(СЕТЬ...)
Семья
Младшая из пятерых детей, дружных между собою. Отец - инженер-технолог прядильной фабрики. «Детство моё! Кажется, ни у кого не было такого хорошего... До 9 лет - счастье». Любовь к близким стала темой поэзии («Сон», «Сказка», «Сон на рассвете»). Петровых вспоминала: «В 6 лет я «сочинила» первое стихотворение (четверостишие), и это привело меня в неописуемый восторг». В 1916 выпускала «мой журнальчик «Весенняя звёздочка»... С непрерывной сменой убеждений редактора - он же автор. Стихи и проза». Его «финансировали родственники» и иллюстрировали братья.
Ранняя поэзия
В 15 лет Петровых стала ходить на собрания Союза поэтов и ещё школьницей была принята в его Ярославское отделение. В 1925 поступила в Москве на Высшие литературные курсы, где познакомилась с , Ю. Нейманом. После того как курсы были закрыты, экстерном закончила МГУ (1930).
Петровых вспоминала: «Я не носила стихи по редакциям. Было без слов понятно, что они «не в том ключе»... Важно было одно: писать их». В её ранней поэзии отмечаются «черты экспрессивного стиля» () («Муза», «Рьявол»), интенсивность цвета и образов («Карадаг»), дерзкое словообразование (солнцебиенье, водоогонь) («Лесное дно»), парадоксальная сочетаемость слов («Меня оброс дремучий воздух...»). Позже поэтесса «стала писать более сдержанно, тяготея к поэзии скрытого огня» (Мкртчян). В 1933 познакомилась с и . В 1934 Г. А. Шенгели привлек её к переводческой работе, которая формально стала профессией Петровых.
В 1936 вышла замуж за В. Головачёва, который в 1937 был репрессирован и в 1942 погиб в лагерях («Судьба за мной присматривала в оба...»). За четыре месяца до его ареста родилась дочь Арина («Когда на небо синее...»).
С началом Великой Отечественной войны эвакуировалась в Чистополь (с июля 1941 по сентябрь 1942), где находились многие писатели. организовал вечер стихов Петровых, которые поразили слушателей. По совету друзей в конце 1942 она сдала в издательство небольшой сборник. Предполагают, что «чистопольская литературная легенда о рождении поэтического гения» спровоцировала напряжённый интерес цензуры к дебютанту: четыре внутренние рецензии. Перечисляя такие особенности стихов Петровых, как «большая поэтическая культура, мастерство, темперамент, чувство языка, слова», «сложность ассоциативных образов», «смешение чувственного и философического в восприятии природы», «квалифицированные экзерсисы по рифмосочетанию», «литературные реминисценции» (преемственность по отношению к , Н. Львовой, , , сходство с ), - критики однако решают, что такая поэзия нужна «только двум и очень узким категориям читателей. Во-первых, «интеллигентным», одиноким, замкнутым в себя людям (преимущественно женщинам), во-вторых, любителям мастерства и формы как таковых», и печатать их не следует. Петровых не предпринимала больше попыток публикации, лишь в 1968 армянские друзья «заставили» выпустить её классический по составу сборник.
«Не скрыть врождённый дар»
Петровых принадлежит к лучшим поэтам, раскрывшим неизбывную тему любви. Стихотворение «Назначь мне свиданье...» (1953) назвала «шедевром лирики последних лет». Петровых выражает беззаветное чувство («Стихов ты хочешь? Вот тебе...», «Не взыщи, мои признанья грубы...»), просветлённое вопреки безнадёжности («Ты отнял у меня и свет и воздух...», «Что ж, если говорить без фальши...»). Оно родственно общению с природой - олицетворением духа («Не плачь, не жалуйся, не надо...», «После долгих лет разлуки...»). «Таинственная жизнь души» воплощается изобразительно в «Акварелях » (поэтесса была в Коктебеле в 1930), в поэтическом шедевре «Надпись на портрете (Мадригал)». Источник вдохновения Петровых видит в душе поэта: «Стихи... либо от сильного душевного потрясения... - либо от глубокого одиночества... Но всегда - от мелодии» («Какое уж тут вдохновение, - просто...»,«Прикосновение к бумаге...»). Великие поэты - те, чьей «правотой наш век отмечен» («Ахматовой и Пастернака...», «Ты сама себе держава...», «Нет, не поеду я туда...»), сумевшие выразить себя («Ни ахматовской кротости...»).
«Тишина свободы»
Стихи Петровых - свидетельство о духе, несломленном и беззащитном, пережившем «смертную беду» эпохи. Главная его заслуга - правда: «Не ведайте, поэты, Ни лжи, ни клеветы» (из стихотворения «Завещание», «Одно мне хочется сказать поэтам...»). Правда свидетельствует о бессмертье души («Ты думаешь - правда проста?..»), не умаляясь от «вседневной боли» противоречий («Чёрный ворон, чёрный вран...»). Главная потеря от «ночных вздохов и застарелого страха» эпохи («Без оглядки не ступить ни шагу...», «Есть очень много страшного на свете...») - это немота, которая исторически свидетельствует о «самозащите немой свободы» («Тихие воды, глубокие воды...»), о судьбе художника: «И я молчу десятки лет Молчаньем горькой родины» («Что ж ты молчишь из года в год?..»), порождая мотив бесплодно прошедшей жизни: «У меня - пустые строки, Горечь тайного стыда» («Оглянусь - окаменею...», «Постылых «ни гугу»...»), экзистенциальной затерянности человека («Ужаснусь, опомнившись едва...»).
Ответом на бесчеловечность смертей становится долг нравственно распрямиться: «Живи же, сердце, полной мерой... И непоколебимо веруй В звезду народа твоего» («Мы начинали без заглавий...»), возвестить о жертвах исторических трагедий.
ПЕТРОВЫХ, Мария Сергеевна - русская советская поэтесса, переводчица. Окончила экстерном литературный факультет МГУ (1930). Начала печататься в 1926. Петровых - поэт-лирик, автор «самобытных и точных», по словам , стихов (публиковались в журналах). С 1935 Петровых выступает как поэт-переводчик, главным образом, армянской поэзии (А. Исаакян, Г. Сарьян, С. Капутикян, Г. Эмин, М. Маркарян и др.); переводит также с литовского, еврейского, словацкого и других языков (С. Нерис, Ю. Палецкис, П. Маркиш, В. Незвал, Ю. Тувим, Р. Тагор и др.). В переводах Петровых отдельными книгами выходили стихи С. Нерис (1943), М. Непеса (1941), поэма Т. Тильвитиса «На земле литовской» (1951), поэма В. Вальсюнене «Звезда счастья» (1953).
Лит: , Поэзия перевода, «Лит. газета», 1962, 31 мая; «Грядущее, созревшее в прошедшем». (Беседа с ), «ВЛ», 1965, № 4; Мкртчян Л., Наша Мария Петровых, «Коммунист», 1965, 6 мая (Ереван).
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 5. - М.: Советская энциклопедия, 1968
Да, стихи Петровых были «несозвучны эпохе», но это было, скорее, их достоинством. Голос этой поэтессы ни разу не прозвучал в общем хоре лицемерно-бравурных, фальшиво-счастливых голосов, прославлявших ТУ эпоху.
Она сохранила себя, свою душу, свою музу, своё лицо. Вот только цена за это была очень высока. Она заплатила пожизненным отлучением от читателя. А это плохо и для того, и для другого. Читатель — ограблен, поэт — изломан.
Безвестность, отъединённость от читателя рождали неуверенность в себе, постоянные сомнения в собственном даре, ощущение, что она не реализовалась, не воплотилась до конца. С этим мучительным горьким чувством она жила всю жизнь.
У других — пути-дороги,
у других — плоды труда,
у меня — пустые строки,
горечь тайного стыда........
Это было то святое недовольство собой, когда судишь своё творчество по гамбургскому счёту, «ревнуя к Копернику», высоко ставя перед собой планку искусства.
К своей заветной цели
Я так и не пришла.
О ней мне птицы пели,
О ней весна цвела.
Всей силою рассвета
О ней шумело лето,
Про это лишь, про это
Осенний ветер пел,
И снег молчал про это,
Искрился и белел.
Бесценный дар поэта
Зарыла в землю я.
Велению не внемля,
Свой дар зарыла в землю...
Для этого ль, затем ли
Я здесь была, друзья?..
«Ни ахматовской кротости, ни цветаевской ярости...»
Ни ахматовской кротости,
Ни цветаевской ярости -
Поначалу от робости,
А позднее от старости.
Не напрасно ли прожито
Столько лет в этой местности?
Кто же все-таки, кто же ты?
Отзовись из безвестности!..
О, как сердце отравлено
Немотой многолетнею!
Что же будет оставлено
В ту минуту последнюю?
Лишь начало мелодии,
Лишь мотив обещания,
Лишь мученье бесплодия,
Лишь позор обнищания.
Лишь тростник заколышется
Тем напевом, чуть начатым...
Пусть кому-то послышится,
Как поет он, как плачет он..............
Эти строки были написаны ею уже на исходе шестого десятка. Какой суровый и горестный приговор себе! Но при этом какая музыка стиха! Как завораживающе действует именно это сочетание сомнения, разочарования в себе, святого недовольства собой и — отточенного высокого мастерства! Признавался ли кто-нибудь более убедительно и талантливо в собственной несостоятельности, тем более, что несостоятельность эта — лишь субъективное ощущение поэтессы?
Да, стихи Марии Петровых, может быть, не так ярки, броски, рельефны и эффектны, чем у тех, с кем она себя сравнивает, но они берут другим: ясностью, прозрачностью, прямодушием, искренностью, какой-то невыразимой женской тревогой.
Не плачь, не жалуйся, не надо,
Слезами горю не помочь.
В рассвете кроется награда
За мученическую ночь.
Сбрось пламенное покрывало
И платье наскоро надень
И уходи куда попало
В разгорячающийся день.
Тобой овладевает солнце.
Его неодолимый жар
В зрачках блеснет на самом донце,
На сердце ляжет, как загар.
Когда в твоем сольется теле
Владычество его лучей,
Скажи по правде - неужели
Тебя ласкали горячей?
Поди к реке и кинься в воду
И, если можешь, - поплыви.
Какую всколыхнешь свободу,
Какой доверишься любви!
Про горе вспомнишь ты едва ли.
И ты не назовешь - когда
Тебя нежнее целовали
И сладостнее, чем вода.
Ты вновь желанна и прекрасна,
И ты опомнишься не вдруг
От этих ласково и властно
Струящихся по телу рук. А воздух? Он с тобой до гроба,
Суровый или голубой,
Вы счастливы на зависть оба, -
Ты дышишь им, а он тобой.
И дождь придет к тебе по крыше,
Все то же вразнобой долбя.
Он сердцем всех прямей и выше,
Всю ночь он плачет про тебя.
Ты видишь - сил влюбленных много.
Ты их своими назови.
Неправда, ты не одинока
В твоей отвергнутой любви.
Не плачь, не жалуйся, не надо,
Слезами горю не помочь.
В рассвете кроется награда
За мученическую ночь..........
Да, она была другая, и природа её дара иная, чем у Ахматовой и Цветаевой. Если Ахматова писала о своих взаимоотношениях с музой:
Подумаешь! Тоже, работа -
беспечное это житьё:
подслушать у музыки что-то
и выдать шутя за своё... -
то для Петровых поэзия — это всегда тяжкий путь от немоты к слову, внешний мир не отдаёт ей своих красок и звуков так легко, как Ахматовой. Это состояние ей надо выносить, выстрадать.
Всё больше мы боимся слов
и верим немоте.
И путь жесток, и век суров,
и все слова не те.
«Домолчаться до стихов»
Есть у Марии Петровых стихотворение: «Одно мне хочется сказать поэтам: «Умейте домолчаться до стихов». Для неё это была не просто фраза. Она сама поступала так всю жизнь. Пыталась подслушать главные слова у внешнего мира, у природы, учась у них подлинности.
Но у вьюги лучше получалось,
оттого-то мне и замолчалось.
Это тютчевское молчание, "Silentium ", когда страшишься непонимания, неадекватности своих слов правде жизни: «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?»
У Э. Радзинского в пьесе «Сто четыре страницы про любовь» героиня произносит фразу: «Если бы все люди лет на пять замолчали... Тогда у всех слов появился бы смысл...»
Об этом говорил и Николай Ушаков: «Чем продолжительней молчанье — тем удивительнее речь». Вот и Петровых жила и писала по этим заветам.
Во мне живого места нет,
и все дороги пройдены,
и я молчу десятки лет
молчаньем горьким родины.
Её слова были промыты молчанием, как золото в старательском лотке, и лишь самые веские оставались на дне. У М. Петровых есть стихотворение «Немого учат говорить», которое заканчивалось так:
Он мучится не день, не год,
за звук живой — костьми поляжет.
Он речь нескоро обретёт,
но он своё когда-то скажет.
Это стихи о поэте, который ищет свой голос в поэзии.
Многие авторы так привыкают к стихотворству, что все впечатления бытия тащат в стих: что прочитали, увидели, что передумали, пережили в череде дней — всё становится материалом для поэзии. Так пишут многие. «Поэзия валяется под ногами», - говорил Пастернак. «Стихи растут из сора», - считала Ахматова. Мария Петровых пошла другим, редким путём: она писала стихи только в минуты потрясений, оставив за чертой творчества обыденное течение жизни. В её стихах нет быта, узнаваемых примет повседневности, почти нет литературных реминисценций. Она прибегает к лирическому самовыражению лишь в тех редких случаях, когда повод для этого действительно весом и серьёзен.
Петровых — поэт крупных, выстраданных чувств, прорвавшихся сквозь мучительную немоту, и потому всегда настоящих. Это потрясение может быть связано с чем угодно: с горестным сознанием утраты близкого человека, пронзительным чувством материнства, может быть рождено поразившей душу красотой неожиданно открывшегося пейзажа, это может быть воспоминание о потрясениии, испытанном когда-то. Но это, как правило, именно потрясение, а не просто мимолётное движение души. Необходим этот толчок, чтобы что-то дрогнуло в груди. И только тогда рождаются стихи.
Какое уж тут вдохновение, — просто
Подходит тоска и за горло берёт.
И сердце сгорает от быстрого роста,
И грозных минут наступает черёд,
Решающих разом — петля́ или пуля,
Река или бритва, но наперекор
Неясное нечто, тебя карауля,
Приблизится произнести приговор...
И дальше ты пишешь, — не слыша, не видя,
В блаженном бреду́ не страшась чепухи,
Не помня о боли, не веря обиде,
И вдруг понимаешь, что это стихи.
«Вот кого надо записывать»
Пастернак считал, что искусство - это умение сказать правду. Он писал: «Единственное, что в нашей власти — это суметь не исказить голоса жизни, в нас звучащего». Мария Петровых тоже всю жизнь к этому стремилась в творчестве: не солгать перед жизнью. Подолгу мучительно вслушиваясь в своё молчание, она ждала, когда жизнь скажет за неё. Права на иные стихи, не продиктованные судьбой, она за собой не признавала. Ну а много ли таких потрясений наберётся за человеческую жизнь? Потому и стихов у Петровых было так мало: немногим более 150-ти за 70 лет жизни. Но, как говорил Фет о первом сборничке Тютчева: «Вот эта книжка небольшая томов премногих тяжелей».
Первая книжка Марии Петровых вышла лишь в 1968 году, когда ей было уже 60. Да и вышла не у нас, а в Ереване, усилиями армянских друзей, которых она переводила.
Назывался сборник «Дальнее дерево».
Ахматова называла Это Дерево «осинкой» и говорила, что оно — из самых её любимых, что дерево в нем «с каждой строкой все больше похоже» на саму Марию Сергеевну. .....
Дальнее дерево
От зноя воздух недвижим,
Деревья как во сне.
Но что же с деревом одним
Творится в тишине?
Когда в саду ни ветерка,
Оно дрожмя дрожит...
Что это - страх или тоска,
Тревога или стыд?
Что с ним случилось? Что могло б
Случиться? Посмотри,
Как пробивается озноб
Наружу изнутри.
Там сходит дерево с ума,
Не знаю почему.
Там сходит дерево с ума,
А что с ним - не пойму.
Иль хочет что-то позабыть
И память гонит прочь?
Иль что-то вспомнить, может быть,
Но вспоминать невмочь?
Трепещет, как под топором,
Ветвям невмоготу, -
Их лихорадит серебром,
Их клонит в темноту.
Не в силах дерево сдержать
Дрожащие листки.
Оно бы радо убежать,
Да корни глубоки.
Там сходит дерево с ума
При полной тишине.
Не более, чем я сама,
Оно понятно мне.
Книгу эту украсил портрет Марии Петровых кисти М. Сарьяна (1946), который после войны висел в Третьяковской галерее.
Мария запечатлена на нём, по мнению тех, кто её знал, очень верно и проникновенно. Миловидное лицо, обрамлённое короткими пушистыми волосами, чёлка, но не ахматовская, а своя, разделённая на пряди, открывавшая лоб. Напряжённость устремлённой вперёд фигуры навстречу собеседнику, как воплощённое в жесте внимание к нему. Печальный, скорбный взгляд, словно чуть виноватый. «Мастерица виноватых взоров, маленьких держательница плеч», - писал о ней Мандельштам.
Книжка «Дальнее дерево» вышла тиражом всего в 5 тысяч экземпляров. Сейчас это уже раритет. Это единственная книга Петровых, вышедшая при её жизни.
Черта горизонта
Вот так и бывает: живешь — не живешь,
А годы уходят, друзья умирают,
И вдруг убедишься, что мир не похож
На прежний, и сердце твое догорает.
Вначале черта горизонта резка —
Прямая черта между жизнью и смертью,
А нынче так низко плывут облака,
И в этом, быть может, судьбы милосердье.
Тот возраст, который с собою принес
Утраты, прощанья, наверное, он-то
И застил туманом непролитых слез
Прямую и резкую грань горизонта.
Так много любимых покинуло свет,
Но с ними беседуешь ты, как бывало,
Совсем забывая, что их уже нет…
Черта горизонта в тумане пропала.
Тем проще, тем легче ее перейти, —
Там эти же рощи и озими эти ж…
Ты просто ее не заметишь в пути,
В беседе с ушедшим — ее не заметишь.
«Черта горизонта» - так называлась книга Марии Петровых, вышедшая в Ереване в 1986 году, куда, помимо стихов и переводов, вошли воспоминания 17-ти её современников: сестры, друзей студенческой поры: А. Тарковского, Д. Самойлова, Л. Озерова и других.
Этот нежный, чистый голос,
Голос ясный, как родник…
Не стремилась, не боролась,
А сияла, как ночник, -
писал о ней Давид Самойлов.
Мария рано попала в профессиональную среду. Арсений Тарковский, учившийся с ней на одном курсе, называл её «первой из первых» на поэтическом семинаре. И посвящал ей такие стихи:
Любимая! О, если бы опять
шепнуть тебе, что, сколько ни мудри я -
но эти годы будут мне сиять
чудеснейшим из всех имён: Мария.
Где каждой буквой, каждой из пяти,
протянуты в грядущее пути.
Познакомились они в 1925 году и дружили всю жизнь до самой смерти Петровых в 79-ом. Но ничем большим эта дружба не стала. И Мария, словно сожалея об этом, уже в старости проронила в разговоре с кем-то: «Только недавно заметила, какие у него глаза. Не понимаю, как я умудрилась в него не влюбиться».
Маруся знает язык как Бог...»
Свою литературную деятельность Петровых начала как переводчик, редактор, и относилась к этой работе очень серьёзно, профессионально и ответственно. Была таким строгим и взыскательным редактором, что её, в обычной жизни кроткую и добрую, называли: «зверь».
Язык Мария Сергеевна знала до таких невыразимых тонкостей, что равных ей не было даже среди её друзей, таких мастеров поэзии, как А.Тарковский, С. Липкин, Д. Самойлов. Ахматова к её мнению особо прислушивалась.
М.Петровых пережила А.Ахматову на 13 лет. А.Ахматова умерла в 1966, М.Петровых в 1979 году. Через год после ухода Анны Андреевны Мария Петровых все еще скорбела, чувствуя безысходное одиночество..............
Говорила: «Маруся знает язык как Бог...».
О том, как много значил для неё этот труд, вложенный в чужие рукописи и переводы, свидетельствует вот такое восьмистишие, так и озаглавленное: «Редактор»:
Такое дело: либо — либо…
Здесь ни подлогов, ни подмен…
И вряд ли скажут мне спасибо
За мой редакторский рентген.
Борюсь с карандашом в руке.
Пусть чья-то речь в живом движеньи
Вдруг зазвучит без искаженья
На чужеродном языке. Мария Петровых писала, но при этом в её стихах сказано о гораздо более важных вещах, чем просто правка рукописи. «Здесь ни подлогов, ни подмен» - это был её жизненный девиз.
Одна из её дневниковых записей гласит: «Язык Пушкина забыт, в полном небрежении. Что творится с языком русским!» И вот такие стихи — для себя, в сборники она их не включала:
Горько от мыслей моих невесёлых.
Гибнет язык наш, и всем — всё равно.
Время прошедшее в женских глаголах
Так отвратительно искажено.
Слышу повсюду: «я взя’ла», «я бра’ла»,
Нет, говорите «взяла» и «брала».
(От унижения сердце устало!)
Нет, не «пере’жила», — «пережила’».
Девы, не жалуйтесь: «Он мне не зво’нит!»,
Жалуйтесь, девы: «Он мне не звони’т!»
Русский язык наш отвергнут, не понят,
Русскими русский язык позабыт!
Русский язык, тот «великий, могучий»,
Побереги его, друг мой, не мучай…
«Самым близким человеком был мне в ту пору Борис Пастернак...»
С Пастернаком Мария Сергеевна, по её словам, была знакома с 1928 года. Но подружились они в Чистополе, во время эвакуации, в конце 1941 года, уже после смерти Цветаевой.
Пастернак устроил ей поэтический вечер и М.С. бережно хранила объявление, написанное его рукой. В заметке «О себе» она скажет: «Самым близким человеком был мне в ту пору Б. Л. Пастернак, с которым была давно, с 1928 года, знакома...» И — о его стихах: «Когда я в ранней юности, ещё до знакомства с Б.Л., узнала его стихи — они меня потрясли, я жила ими, они стали для меня не только моим воздухом, но как бы плотью моей и кровью».
В её стихах 1935 года мы встречаем отзвуки поэтики Пастернака:
Февраль! Скрещенье участей,
каких разлук и встреч!
Что б ни было — отмучайся,
но жизнь сумей сберечь.
Что б ни было — храни себя,
Мы здесь, а там — ни зги.
Моим зрачком пронизывай,
Моим пыланьем жги,
Живи двойною силою,
Безумствуй за двоих.
Целуй другую милую
Всем жаром губ моих.
Незадолго до этого, в 1934-ом она вместе с Ахматовой и Мандельштамом была у него в гостях, читала там свои стихи и слышала одобрительный отзыв Бориса Леонидовича. Потом были ещё встречи у него на Волхонке.
Светлому гостю моей жизни. Ахматова с любовью»
С Анной Ахматовой Мария впервые познакомилась в 1933 году. В её дневнике есть запись об этом судьбоносном визите: «Пришла к ней сама в Фонтанный дом. Почему пришла? Стихи её знала смутно. К знаменитостям тяги не было никогда. Ноги привели, судьба, влечение необъяснимое... Не я пришла — мне пришлось. Пришла как младший к старшему».
А. Ахматова с мужем Н. Пуниным у подъезда своего дома
Потом они стали друзьями. Ахматова часто жила у неё, когда была в Москве. Двухэтажный домик Петровых на углу Беговой и Хорошевского шоссе, весь утопавший в зелени, был вторым московским домом Ахматовой после Ардовых. Она чувствовала себя там очень уютно и непринуждённо.
Ахматова показывала Марии все свои стихи, переводы, статьи, прислушивалась к её суждениям и замечаниям. О том, что значила Петровых для Ахматовой, свидетельствует такая её надпись на своей книге, подаренной ей в конце 50-х: «Другу в радости и в горе, светлому гостю моей жизни. Ахматова с любовью».
А Мария Петровых посвятит Ахматовой стихи: «День изо дня и год из года твоя жестокая судьба...» и «Ты сама себе держава, ты сама себе закон...» Ахматова очень любила её, делала её бесценные подарки: покупала у букинистов свои ранние книги и дарила ей с автографом. Подарила как-то великолепный перстень с темно-синим агатом в золотой оправе.
Он был велик Марии, она хранила его в коробочке (да и вообще не носила колец). Потом он перешёл к её дочери,Арине Головачёвой, а позже был передан ею в музей Ахматовой в Фонтанном доме в Петербурге.
ИЗ СЕТИ...спасибо СЕТИ за это:)
Взгляни — два дерева растут
Из корня одного.
Судьба ль, случайность ли, но тут
И без родства — родство.
Когда зимой шумит метель,
Когда мороз суров,—
Березу охраняет ель
От гибельных ветров.
А в зной, когда трава горит
И хвое впору тлеть,—
Береза тенью одарит,
Поможет уцелеть.
Некровные растут не врозь,
Их близость — навсегда.
А у людей — все вкривь да вкось,
И горько от стыда.
Мария Петровых.
Ceniora-Татьяна, спасибо!
Не хочется повторяться...тут все есть и-замечательно!
Светлана Крючкова -(СТИХИ МАРИИ ПЕТРОВЫХ)-ПОСТ 10.
https://tunnel.ru/view/post:191123
Поэзия Марии Петровых.....
http://www.youtube.com/watch?v=VZ4MRHmhYjA
Санкт-Петербургский молодежный театр "Фома на Воскресенском". Вечер поэзии Марии Петровых в Культурно-просветительском центре "Лествица". 14 марта 2014 г. Материал отснят и подготовлен к показу Санкт-Петербургским творческим объединением "ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ВИДЕО
Приходил по ночам...
Пастернак
За одиночество, за ночь,
Простертую во днях,
За то, что ты не смог помочь,
За то, что я лишь прах,
За то, что ты не смог любить,
За грохот пустоты...
Довольно! Этому не быть.
За все ответишь ты.
Ты мне являлся по ночам,
Мгновенно озарив.
Ты был началом всех начал,
Звучаньем первых рифм.
Являлся, чтоб дрожала мгла
Световращеньем строф,
Чтоб насмерть я изнемогла
От щедрости даров.
Ты был безгласен, и незрим,
И полон тайных сил,
Как темнокрылый Серафим,
Что Бога оскорбил.
Ты кровь мою наполнил тьмой,
Гуденьем диких сфер,
Любовью (ты был только мой!),
Любовью свыше мер.
Ты позабыл меня давно,
Но я тебя найду.
Не знаю где. Не знаю. Но
В полуночном бреду
Возможно все...
По склонам скал
Наверх (а эхо - вниз).
Ты здесь, наверно, тосковал -
Здесь мрак плотней навис,
Здесь бесноватых молний пляс,
И треск сухих комет,
И близость беззакатных глаз,
Дающих тьму и свет. Ты близок. Путь смертельных круч
Окончен. Вперебой
Толкутся звезды. Залежь туч.
И бредится тобой.
Ты здесь. Но звездная стена
Увидеть не дает.
Я прошибаю брешь. Она
Надтреснута, и вот
Я в брызгах радости, в лучах,
В лохмотьях темноты,
И, распростертая во прах,
Смотреть не смею: Ты!
Клубится мгла твоих волос,
И мрачен мрамор лба.
Твои глаза - предвестье гроз,
Мой рок, моя судьба...
Глаза!- Разросшаяся ночь,
Хранилище зарниц...
Ветрищу двигаться невмочь
Сквозь душный шум ресниц.
За одиночество... Не верь!
О, мне ли мстить - зови...
Иду, мой демон,- в счастье, в смерть
В предел земной любви.
1929
СОН
Кате
Да, все реже и уже с трудом
Я припоминаю старый дом
И шиповником заросший сад -
Сон, что снился много лет назад.
А ведь стоит только повернуть,
Только превозмочь привычный путь -
И дорога наша вновь легка,
Невесомы наши облака...
Побежим с тобой вперегонки
По крутому берегу реки.
Дом встречает окнами в упор.
Полутемный манит коридор...
Дай мне руки, трепетанье рук...
О, какая родина вокруг!
В нашу детскую не смеет злость.
Меж игрушек солнце обжилось.
Днем - зайчата скачут по стенам,
Ночью - карлик торкается к нам,-
Это солнце из-за темных гор,
Чтобы месяцу наперекор.
В спальне - строгий воздух тишины,
Сумрак, превращающийся в сны,
Блеклые обои, как тогда,
И в графине мертвая вода.
Грустно здесь, закроем эту дверь,
За живой водой пойдем теперь.
В кухню принесем ведро невзгод
На расправу под водопровод,
В дно ударит, обожжет края
Трезвая, упрямая струя,
А вокруг, в ответ на светлый плеск -
Алюминиевый лютый блеск.
В зал - он весь неверию ответ,
Здесь корректно радостен паркет,
Здесь внезапные, из-за угла,Подтверждающие зеркала.
Поглядись, а я пока пойду
На секретный разговор в саду.
Преклоню колени у скамьи:
Ветры, покровители мои!
Долго вы дремали по углам,
Равнодушно обвевали хлам.
О, воспряньте, авторы тревог,
Дряхлые блюстители дорог,
Вздуйтесь гневом, взвейтесь на дыбы,
Дряхлые блюстители судьбы!..
Допотопный топот мне вослед
Пышет ликованьем бывших лет.
Это ветры! Судорга погонь
Иль пощечин сладостный огонь.
На балконе смех порхает твой.
Ты зачем качаешь головой?
Думаешь, наверно, что, любя,
Утешаю сказками тебя.
Детство что! И начинаешь ты
Милые, печальные мечты.
Мы с тобою настрадались всласть.
Видно, молодость не удалась,
Если в 22 и 25
Стали мы о старости мечтать.
В темной глубине зрачков твоих
Горечи хватает на двоих,
Но засмейся, вспомни старый сад..
Это было жизнь тому назад.
1930
Назначь мне свиданье
на этом свете.
Назначь мне свиданье
в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
в том городе южном,
Где ветры гоняли
по взгорьям окружным,
Где море пленяло
волной семицветной,
Где сердце не знало
любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных,
по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй
поднебесный?..
Числа я не знаю,
но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу
по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим,
Пока еще видим,
Пока еще дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье! Назначь мне свиданье,
хотя б на мгновенье,
На площади людной,
под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.
1953, Дубулты
Мария Петровых- поэт, чье имя так и осталось легендой в узких, но таких многочисленных в России кругах истинных любителей высокой поэзии - и почти неизвестным для широкой публики.
Вчитайтесь в ее строки... Первое впечатление- высочайшее мастерство- и не заимствованное у предшественников и прославленных современниц, свой- ни на кого не похожий- почерк, сдержанный огромной культурой и облагороженный высоким талантом пульс страсти...
Ночь нависает стынущей, стонущей,
Натуго кутая темнотой,
Ласковый облик, в истоме тонущий
Манит, обманывая тобой...
Искрами злыми снега исколоты,
Скрип и гуденье в себе таят.
Даль недолетна. Лишь слышно от холода:
Звезд голубые хрящи хрустят.
- Читаем мы в одном из ее ранних стихотворений
***
Ветер воет, ветер свищет -
Это ничего.
Поброди на пепелище
Сердца моего.
Ты любил под лунным светом
Побродить порой.
Ты недаром был поэтом
Бедный мой герой.
Я глазам не верю - ты ли,
Погруженный в сон,
Преклонившийся к Далиле
Гибнущий Самсон.
То ль к Далиле, то ль к могиле,
Только не ко мне, Не к моей невольной силе,
Выросшей в огне,
Взявшейся на пепелище
Сердца моего,
Там, где только ветер свищет,
Больше ничего.
Странная судьба... Почти полная безвестность при жизни- и вместе с тем любовь и преклонение собратьев- поэтов ( среди почитавших ее слово достаточно назвать имена Анны Ахматовой, Арсения Тарковского - ее сокурсника по Литературному Институту, Давида Самойлова... Она не издавала свои стихи - и не стремилась к этому.
****************
Не взыщи, мои признанья грубы,
Ведь они под стать моей судьбе.
У меня пересыхают губы
От одной лишь мысли о тебе.
Воздаю тебе посильной данью -
Жизнью, воплощенною в мольбе,
У меня заходится дыханье
От одной лишь мысли о тебе.
Не беда, что сад мой смяли грозы,
Что живу - сама с собой в борьбе,
Но глаза мне застилают слезы
От одной лишь мысли о тебе.
***************
Люби меня. Я тьма кромешная.
Слепая, путанная, грешная.
Но ведь кому, как не тебе,
Любить меня? Судьба к судьбе.
Гляди, как в темном небе звезды
Вдруг проступают. Так же просто
Люби меня, люби меня,
Как любит ночь сиянье дня.
Тебе и выбора-то нет:
Ведь я лишь тьма, а ты- лишь свет.
******************************
Говорят, от судьбы не уйдешь.
Ты над этим смеешься? Ну что ж,
Покажи мне, любимый, звезду,
По которой тебя не найду,
Покажи мне, любимый, пути,
На которых тебя не найти,
Покажи мне, любимый, коня,
Которым объедешь меня.
zavitokzavitok пишет:
Светлана Крючкова - Назначь мне свиданье на этом свете
Спасибо, Витя
Это стихотворение-мольба, стихотворение-заклинание. В отчаянной просьбе лирической героини, в её неоднократном повторении скрыто настоящее, сильное чувство и явно ощущается вся боль души, сердечный надрыв — особенно при воспоминании о том времени, когда любовь была взаимна.
ДОЧЕРИ.....
Когда на небо синее
Глаза поднять невмочь,
Тебе в ответ, уныние,
Возникнет слово:дочь.
О, чудо светлолицее,
И нежен и высок, -
С какой сравниться птицею
Твой легкий голосок!
Клянусь - необозримое
Блаженство впереди,
Когда ты спишь, любимая,
Прильнув к моей груди.
Тебя держать, бесценная,
Так сладостно рукам.
Не комната - вселенная,
Иду - по облакам.
И сердце непомерное
Колышется во мне,
И мир, со всею скверною,
Остался где-то, вне.
Мной ничего не сказано,
Я не сумела жить,
Но ты вдвойне обязана,
И ты должна свершить.
Быть может мне заранее,
От самых первых дней,
Дано одно призвание -
Стать матерью твоей.
В тиши блаженства нашего
Кляну себя: не сглазь!
Мне счастье сгинуть заживо
И знать, что ты сбылась.
1940
Albina Татьяна, спасибо за столь обширный и интересный рассказ о замечательной поэтессе!!! 
Давид Самойлов-ПАМЯТИ МАРИИ ПЕТРОВЫХ.....
Этот нежный, чистый голос,
Голос ясный, как родник...
Не стремилась, не боролась,
А сияла, как ночник.
Свет и ключ! Ну да, в пещере
Эта смертная свеча
Отражалась еле-еле
В клокотании ручья.
А она всё пряла, пряла,
Чтоб себе не изменить,
Без конца и без начала
Всё тончающую нить.
Ах, отшельница! Ты лета
Не видала! Но струя
Льётся — свежести и света —
Возле устья бытия.
Той отшельницы не стало,
Но по-прежнему живой
Свет лампада льёт устало
Над водою ключевой.
Она ушла к высоким звездам 1 июня 1979 года, но ее светлая, звенящая акварельным серебром рифм поэзия убеждает нас в том, что ЕЕ не может не стать…
Albina пишет:
Татьяна, спасибо за столь обширный и интересный рассказ о замечательной поэтессе!!!
СпасибоПросто я оч. люблю эту поэтессу И спасибо Инету, который нам делает такие подарки:)
zavitok пишет:
Галина Хомчик - Не взыщи, мои признанья грубы...
http://www.youtube.com/watch?v=qF_M0dEZfj8
Я живу, озираясь,
Что-то вспомнить стараюсь –
И невмочь, как во сне.
Эта злая работа
До холодного пота,
Видно, впрямь не по мне.
Но пора ведь, пора ведь
Что-то разом исправить
Распрямить, разогнуть…
Голос тихий и грозный
Отвечает мне: поздно,
Никого не вернуть.
Я живу, озираясь,
Я припомнить стараюсь
Мой неведомый век.
Всё забыла, что было,
Может, я и любила
Только лес, только снег.
Снег – за таинство света
И за то, что безгласен
И со мною согласен
Тишиною пути,
Ну а лес – не за это:
За смятенье, за гомон
И за то, что кругом он,
Стоит в рощу войти…
1969
141054141054 пишет:
Татьяна, СПАСИБО!!!
Приятно, что понравилосьСпасибо и вам на добром слове.....
Скорей бы эти листья облетели!
Ты видел детство их. Едва-едва,
Как будто в жизни не предвидя цели,
Приоткрывалась зябкая листва, —
«Плиссе-гофре», как я тогда сказала
О листиках зубча́тых, и в ответ
Смеялся ты, и вот тебя не стало.
Шумит листва, тебя на свете нет,
Тебя на свете нет, и это значит,
Что света нет… А я ещё жива.
Раскрылись листья, подросла трава.
Наш долгий разговор едва лишь начат.
На мой вопрос ты должен дать ответ,
А ты молчишь. Тебя на свете нет.
Никто не поможет, никто не поможет,
Метанья твои никого не тревожат;
В себе отыщи непонятную силу,
Как скрытую золотоносную жилу.
Она затаилась под грохот обвала,
Поверь, о, поверь, что она не пропала,
Найди, раскопай, обрети эту силу
Иль знай, что себе ты копаешь могилу.
Пока ещё дышишь - работай, не сетуй,
Не жди, не зови - не услышишь ответа,
Кричишь ли, молчишь - никого не тревожит,
Никто не поможет, никто не поможет...
Жестоки, неправедны жалобы эти,
Жестоки, неправедны эти упрёки, -
Все люди несчастны и все одиноки,
Как ты, одиноки все люди на свете.
МАРИЯ ПЕТРОВЫХ.
belka22Вот это пост так пост! На докторскую степень тянет! Ну ты и молодца! Поработала как... Удивительно, когда успеваешь? А мне какой урок! Надо, оказывается, везде заглядывать, а не только в музыке сидеть...) Петровых, Цветаева - это для меня целый пласт собственной жизни.
Нетаемо, нетаемо -
Цветаева, Цветаева...
(из моего 
)
Знаешь, Валя, сколько лет назад я открыла для себя Петровых??Много. И читала о ней предостаточно-ОНА того стОит.
Уж если мои непререкаемые авторитеты , такие , как Анненский и Ахматова...и мн.др.....так отзываются о Петровых-значит, она этого заслуживает
Когда успеваю...нифига ничего не успеваю
Такие вот дела.....Но ПОЭЗИЯ для меня-это....это оч. важная грань моей жизни:)
Я думала, что ненависть — огонь,
Сухое, быстродышащее пламя,
И что промчит меня безумный конь
Почти летя, почти под облаками...
Но ненависть — пустыня. В душной, в ней
Иду, иду, и ни конца, ни краю,
Ни ветра, ни воды, но столько дней
Одни пески, и я трудней, трудней
Иду, иду, и, может быть, вторая
Иль третья жизнь сменилась на ходу.
Конца не видно. Может быть, иду
Уже не я. Иду, не умирая...
1942
МАРИЯ ПЕТРОВЫХ.....
Светлана Крючкова читает Мандельштама.
Мандельштам О. Э. «Мастерица виноватых взоров...»-посвящение Марии Петровых....
Средь многих земных чудес
Есть и такое —
Листья кружат на ветру,
Преображается лес,
Нет в нем покоя.
Это не страшно,
это не навсегда,
Настанет покой снежный,
А там, глядишь, и весне подойдет чреда
В срок неизбежный.
У нас похуже, но мы молчим.
Ты, лес, посочувствуй.
Весна — это юность,
а старость — не множество зим,
Минует одна, и место пусто.
Сомкнется воздух на месте том,
Где мы стоим, где мы идем.
Но и это не страшно, коль ты пособишь
И в нашу подземную тишь
Врастет деревцо корнями живыми.
Пожалей нас во имя
Пожизненной верности нашей
Ветвям, и листве, и хвое,
Оставь нам дыханье твое живое,—
Пусть растет деревцо
Все ветвистей,
все краше!..
Мария Петровых
Как Маруся Петровых из Норского посада стала поэтессой.....
Тёплым летним вечером 1914 года на северо-западной окраине Ярославля, именовавшейся тогда Норским посадом, произошло знаковое событие.
За огородами, на брусьях ограды футбольного поля безмолвно сидели подросток лет четырнадцати и две девочки.
Все трое были детьми директора хлопчатобумажного предприятия «Товарищество Норской мануфактуры» Сергея Алексеевича Петровых.
Солнце медленно садилось за фабричный двор, лунный серп разгорался всё ярче.
Вдруг младшая из девочек, лет шести на вид, ткнув пальцем в закат, громко и отчётливо продекламировала:
Солнце спряталось туда,
Зарождается луна.
Это в нашем вкусе,
С принцем обнимусе......)))))
«Товарищество Норской мануфактуры» Сергея Алексеевича Петровых.
Брат и старшая сестра беззлобно посмеялись над последней строкой экспромта.
К их удивлению, малютка с ходу отредактировала первоначальный вариант, заменив финал на
«Еду в омнибу́се».
Юную сочинительницу звали Марусей, и это был первый сознательный опыт стихосложения в её жизни.
Так начала свой путь в литературу известная русская поэтесса Мария Сергеевна Петровых, близкая подруга Осипа Мандельштама и Анны Ахматовой, переводчица поэзии Запада и Востока.
Десятилетия спустя она писала о своём лирическом дебюте: «Я восприняла его, как чудо, и с тех пор всё началось, и мне кажется, моё отношение к возникновению стихов с тех пор не изменилось».
По воспоминаниям нашей героини, исправить последнюю строчку «для приличия» предложила старшая сестра Катя – та, что сидела рядом на ограде.
Её версия уже изложена выше.
К пяти годам освоив азбуку, Маруся принялась отрабатывать навыки чтения вслух на однотомнике Пушкина.
Неудивительно, что вскоре в её голове стали возникать ямбы и хореи собственного сочинения.
Однако для начала требовалось научиться выражать свои мысли в прозе.
Этой цели служил дневник, который будущая поэтесса начала вести очень рано, вдохновлённая примером старшей сестры.
В моменты особого расположения они показывали написанное друг другу.
Екатерине Сергеевне запомнились строки из дневника Маруси:
«Мы играли с Катей, но потом поссорились. Первая затейница была, конечно, я».
«Пожалуйста, не думайте, что вы, Петровых, какие-то особенные! Пожалуйста, не думайте!» – сердито повторял отец. Для подобных наставлений были основания. Речи о своей исключительности два брата и три сестры слушали постоянно.
Маруся Петровых с сестрой Катей
– Это же директорские дети! – говорили немецкие гувернантки на родном языке: иногда с гордостью, но чаще с укоризной.
Русские тётушки любили рассказывать племянникам и племянницам легенду об основании фамилии Петровых самим Петром Первым.
Нередко вспоминали прабабку, происходившую из Сицких, угасшего рода удельных князей Рюриковичей.
«Всё это, конечно, впитывалось нами, откладывалось в сознании и создавало какое-то ощущение особенности, может быть, даже исключительности, которые и заметил наш умный отец», – пишет в своих мемуарах Екатерина Сергеевна Петровых.
В первые послереволюционные годы она вновь ощутила, что «особенная».
Девочке с математическими способностями учителя пророчили «будущность Софьи Ковалевской», однако продолжить образование в институте Катя не могла.
Преградой на пути к высшему образованию стало неподходящее социальное происхождение – из служащих.
«Нельзя было не любоваться ею»
«Маруся была самым младшим (пятым) ребёнком в семье и общей любимицей, – вспоминает Екатерина Петровых. – Внешность её была очаровательна: правильный овал личика, карие глаза, хорошей формы носик, крупные лёгкие локоны цвета недоспелой пшеницы как бы парили над её головой.
Нельзя было не любоваться ею».
Вот так же залюбовалась Марусей, впервые увидев, подруга её юности Маргарита Салова. Девушка была на пять лет старше, но любовь к поэзии оказалась важней разницы в возрасте.
Их знакомство состоялось в начале 1920-х годов.
Мария Петровых училась тогда в ярославской школе имени Некрасова, располагавшейся в здании бывшей
Мариинской женской гимназии
Однажды 18-летняя студентка Ярославского университета Рита Салова ждала возле школы младшую сестру Таню.
Дверь то и дело хлопала, выпуская на улицу очередную стайку учеников.
«Я всматривалась в ребячьи лица, думая, как трудно рисовать их, избежать кукольности, – описывает Маргарита Германовна этот памятный момент.
– И тут вдруг солнце высветило лицо, даже не лицо, а карие глаза и кудри, оттенённые чёрным бархатом шапочки».
Удивительная девочка стояла напротив школы, у Дома Красной Армии.
Так тогда назывался Дом офицеров.
Она заметила пристальный взгляд незнакомки и резко отвернулась. –
Кто эта девочка в чёрной шапочке? – спросила Рита сестру, когда та вышла на улицу. –
Рыбак рыбака видит издалека, – со смехом отвечала Таня.
– Не понимаю, на что ты намекаешь.
– Да она тоже пишет стихи.
И подписывается
«Тильтиль-Митиль».
И Таня крикнула однокласснице: – Маруся, моя старшая сестра хочет с тобой познакомиться!
Девочка перебежала дорогу, и все трое пошли домой к Саловым.
Тильтиль и Митиль – брат и сестра, юные герои знаменитой пьесы Метерлинка «Синяя птица», к числу поклонниц которой, очевидно, принадлежала в ту пору Мария Петровых.
Рите нравилась Маруся. Та, в свою очередь, была очарована её младшей сестрой Таней.
Это была настоящая красавица: тяжёлые золотые косы, зелёные глаза под длинными ресницами.
Татьяна Салова мечтала о сцене, занималась в театральной студии под руководством актёра Волковского театра.
Жизнь девушки оборвалась при трагических обстоятельствах.
В октябре 1922 года из-за неразделённой любви к своему наставнику Таня покончила с собой.
Потрясённая смертью подруги, Маруся посвятила ей цикл стихотворений.
Очень взрослая «малютка»
Именно Маргарита Салова привела Марию Петровых в Ярославское отделение Московского союз поэтов.
Осенью 1922 года на одном из «понедельников» там читали стихи памяти Тани.
Участники Союза пригласили на вечер Риту, а та взяла с собой 14-летнюю Марусю.
Поначалу обе сидели на собраниях молча и с восторженными лицами слушали других.
Однако вскоре старшие товарищи уговорили единственную школьницу в своём кругу выступить со стихами.
Они оказались совсем не детскими.
Рита в этот день задержалась в университете и на «понедельник» не успела.
По дороге домой она встретила двух свидетелей Марусиного дебюта – поэтов Евгения Рокицкого и Дмитрия Горбунова.
«Дружески посмеиваясь, они изобразили малютку в платьице выше колен, читающую стихотворение:
Ты плюёшь в мои алые губы
И глаза, что так любят тебя.
Пред тобой, мой жестокий, мой любый,
Я склоняюсь покорней стебля.
О, как сладки твои оскорбленья,
А презренье дороже любви,
Расставаясь с тобой, каждый день я
От тоски тебя рада убить.
В тот вечер Катя Петровых, возвращаясь домой с товарной станции Всполье, где она работала, тоже повстречала Рокицкого и Горбунова. Когда те принялись со смехом цитировать слишком взрослые стихи юной поэтессы, Екатерина Сергеевна «заставила их серьёзнее посмотреть на этот факт и подчеркнула, что у Маруси особый дар перевоплощения».
Сама «малютка» сохранила о ярославском поэтическом сообществе самые лучшие воспоминания.
«Атмосфера исключительного доброжелательства, чувство духовного единства, полное отсутствие эгоцентризма, дружественность, серьёзное и доброе внимание к работе товарищей по Союзу, молодость, жизнелюбие – вот что нас глубоко и счастливо объединяло, – пишет Мария Сергеевна.
– И, конечно, главное – беззаветная любовь к русской поэзии».
Ярославль в начале 20-хгодов
«А какова Мария!»
В 1925 году самая юная участница литературных «понедельников» окончила школу.
Оставаться в Ярославле Маруся не видела смысла.
Она уехала в Москву, где жили в это время её родители, и поступила на Высшие литературные курсы.
В начале октября Мария Петровых писала из столицы своему будущему мужу, студенту агрономического факультета Ярославского университета Петру Грандицкому:
«Сегодня понедельник. Сейчас 6 часов. Вот скоро вы соберётесь там. Счастливые! А я здесь одна, совсем одна…»
Ярославль вскоре напомнил о себе.
В 1926 году тиражом 500 экземпляров здесь увидел свет коллективный сборник «Ярославские понедельники».
Среди произведений 12 авторов значились два «взрослых» стихотворения 18-летней Марии Петровых.
Это была её первая публикация.
Более сорока лет спустя старые друзья вспоминали Марию Сергеевну Петровых добрым словом, восхищались её талантом.
СПАСИБО ОГРОМНОЕАлександру Белякову из Ярославля за эту публикацию о великолепной Марусе Петровых!
Когда в 1968 году в Ереване вышла книга её стихотворений с портретом работы великого Мартироса Сарьяна, один из участников ярославских «понедельников» Иван Ханаев писал Петру Грандицкому:
«А какова Мария!
Я никогда не слышал от неё, что её портрет писал сам М.Сарьян.
А это куда повыше любого юбилейного шума или официальной премии».
Цветаева жалела себя.....
"Послушайте!
Еще меня любите
за то,что
я
умру.....
Петровых жалела иссохший ручей.....
Мария Петровых
***
Пожалейте пропавший ручей!
Он иссох, как душа иссыхает.
Не о нем ли средь душных ночей
Эта ива сухая вздыхает!
Здесь когда-то блестела вода,
Убегала безвольно, беспечно.
В жаркий полдень поила стада
И не знала, что жить ей не вечно,
И не знала, что где-то вдали
Неприметно иссякли истоки,
А дожди этим летом не шли,
Только зной распалялся жестокий.
Не пробиться далекой струе
Из заваленных наглухо
скважин...
Только ива грустит о ручье,
Только мох
на камнях
еще
влажен.
1967
В 1934 году Мария встречает своего друга юности Виталия Головачева, поэта и пианиста, который вернулся из ссылки, в 1936 году выходит за него замуж.
Но им суждено было недолгое счастье - вскоре Головачева снова отправляют в ссылку на пять лет.
ОН умирает в лагерях в 1942,но Мария продолжает верить и ждать......
Мария остается с четырехмесячным ребенком на руках и в полной неизвестности.
А впереди – еще и война…
Никто не поможет, никто не поможет,
Метанья твои никого не тревожат;
В себе отыщи непонятную силу,
Как скрытую золотоносную жилу…
В начале войны Мария с дочкой Ариной в составе небольшого коллектива писателей, их жен и детей эвакуировалась в Татарстан, в Чистополь.
«Это было трагическое и замечательное время. Это было время необычайной душевной сплоченности и единства. Все разделяющее исчезло. Это было время глубокого внимания друг к другу».....
Николай Асеев, Мария Петровых, Илья Сельвинский, Борис Пастернак.
Мария Петровых-Александру ФАДЕЕВУ.....
"Знаю,что ко мне ты не придешь".....поздняя любовь Марии Петровых
"Назначь мне свиданье на этом свете"-эти стих-е-посвящение Фадееву оч.любила Анна Ахматова и называла его
лучшим образцом лирики последних лет....
Синие глаза Алксандра Фадеева -мучительная запретная любовь Марии(-Фадеев был женат )
В 1956 Фадеев застрелился,и это было огромной мУкой для Петровых
Ал.Фадеев-1952
___keepration_220x220.jpg "foto-1-(convert.io)")
Хочется собрать многое, раскиданное по всему сайту, о МАРИИ ПЕТРОВЫХ-в ПОЭЗИИ,....где ей и место, этой необыкновенной, замечательной ПОЭТЕССЕ-от БОГА.....
http://www.youtube.com/watch?v=8dhCc5gYVzM
НЕ ВЗЫЩИ...........