Александр Попов (справа). Радиомастерская в Кронштадте. Фото: minsvyaz.ru

Вторая половина 1990-х в Ленинградской области знаменита регулярными сообщениями о том, что в воды Финского залива унесло очередную льдину с очередными рыбаками, отправившимися на лов корюшки. МЧС России тратило колоссальные деньги и силы на проведение спасательных операций, которые иногда проводились по две в сутки. И никто не задумывался — да вряд ли задумывается и сейчас! — над тем, что каждая такая ситуация в деталях повторяла события вековой давности, вызвавшие к жизни первую в России радиограмму. Она была передана 6 февраля (по новому стилю) 1900 года с береговой радиостанции на острове Кутсало (окрестности города Котка) на остров Гогланд и адресовалась командиру первого русского ледокола «Ермак». А суть ее сводилась все к тому же: попали в беду и ждали помощи полсотни рыбаков, унесенных на льдине …

 Ледокол «Ермак». Художник — Г. Челак

Эта дата — 3 февраля 1900 года — всегда оставалась в тени своей «старшей сестры», дня 7 мая 1895 года, вошедшего в российскую историю как День радио. Той весной выдающийся русский ученый и изобретатель радиотехники Александр Попов впервые продемонстрировал практическую радиопередачу на расстояние нескольких десятков метров во дворе Санкт-Петербургского университета. Изобретением, сулящим колоссальные выгоды в условиях, когда проводной телеграф в принципе неприменим, тут же заинтересовались военные, прежде всего — военные моряки. Что и неудивительно: с 1890 года Попов преподавал в кронштадтском Минном офицерском классе — кузнице инженеров-электротехников военно-морского флота. Так что первые практические опыты по организации радиосвязи изобретатель нового вида коммуникации проводил уже на военных кораблях. И ради них же вскоре был призван создать первую в России постоянно действующую линию радиосвязи.

Поводом для ее создания стало ЧП с новейшим русским боевым кораблем — броненосцем береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин». Построенный в Британии, корабль в сентябре 1899 года совершил переход к месту службы на Балтику, в Кронштадт, а 12 (25) ноября отправился в Либаву (так в то время называлась Лиепая, одна из баз русского ВМФ) к достроечной стенке Либавской верфи. Но до места назначения не дошел: в третьем часу ночи во время шторма, сопровождавшегося снежной бурей, вахтенная команда броненосца приняла огонь маяка за бортовые огни встречного судна, и командир корабля принял решение совершить маневр уклонения. Это была роковая ошибка: во время маневрирования броненосец налетел на камни у юго-восточного берега острова Гогланд в Финском заливе.

Сняться с камней кораблю не удалось ни самостоятельно, ни с помощью других судов Балтфлота, прибывших ему на помощь. Оказалось, что в носовые отсеки корабля довольно глубоко вошла часть подводной скалы, которую предстояло удалять по частям: взорвать ее целиком по понятной причине не было возможности. Такие работы требовали значительного времени, а значит, нужно было налаживать постоянную связь с Кронштадтом и Санкт-Петербургом. Оттуда в сторону Гогланда шла проводная телеграфная линия, но она заканчивалась в финском городе Котка на расстоянии 26,5 миль от сидевшего на камнях броненосца.

Тут-то высокопоставленным морским чиновникам  — председателю Морского технического комитета вице-адмиралу Ивану Дикову и исполняющему обязанности главного инспектора минного дела контр-адмиралу Константину Остелецкому — и пришла в голову гениальная идея: использовать для этой цели новшество физика Попова. 10 декабря докладная записка с этим предложением легла на стол управляющему Морским министерством вице-адмиралу Павлу Тыртову. «Попробовать можно, согласен», — такую резолюцию наложил на докладную Тыртов, тем самым дав старт строительству первой в России радиотелеграфной линии Котка-Гогланд. Общее руководство ее прокладкой осуществлял сам Александр Попов вместе со своим ближайшим помощником Петром Рыбкиным. А непосредственно командовали привлеченными к работам моряками два выпускника Минного офицерского класса, хорошо знакомых с Поповым и его работами: помощник главного инспектора минного дела капитан второго ранга Иероним (иногда указывался как Героним) Залевский и лейтенант Александр Реммерт.

Строителей радиопередающей линии разделили на две группы. Первая, под командованием лейтенанта Реммерта и Попова, которых сопровождали шестеро кронштадтских телеграфистов, отправилась в Котку, точнее, в окрестности этого города, где на небольшом островке Кутсало начала возводить передающую радиостанцию. Вторая группа, которой руководили капитан второго ранга Залевский и Рыбкин, вместе с тремя телеграфистами отплыла на Гогланд. Вот как описал свое участие в этих работах сам Петр Рыбкин: «В четверг 13 января мы выехали из Ревеля и на «Ермаке» в пятницу пришли к острову Гогланд. Всю дорогу шли по сплошному льду без всякой задержки. Шли малым ходом. Ночью останавливались. Здесь мы устроились прекрасно. Живем на «Ермаке»... Завтра у нас кончаются подготовительные работы и тогда начнутся наши опыты. Всю подготовительную работу ведет капитан 2-го ранга Иероним Игнатьевич Залевский, а я пока свободен: занимаюсь фотографией и понемногу подготовляюсь к опытам... Наши работы продолжатся еще около 10 дней, и я раньше 27 января не попаду в Петербург... Предварительные опыты наши очень удачны. Я уже получил от Александра Степановича несколько телеграмм. Между нами расстояние 40 верст. Теперь осталось закончить только постоянную установку и тогда вернемся домой» (Текст письма Рыбкина к матери цитируется по материалам сайта, посвященного ученому. — РП)

Работы растянулись несколько больше, чем планировал Петр Рыбкин: только 6 февраля 1900 года удалось наладить устойчивую связь Гогланда с Коткой. Станция, которую строил Александр Попов, начала передачи еще 16 января, но принять их на гогландской, построенной в километре от сидящего на камнях броненосца, смогли только через две недели. И первой же радиограммой, которую собственноручно передал на Гогланд изобретатель радио и которую лично принял и записал его помощник, была радиограмма от товарища управляющего Морским министерством вице-адмирала Федора Авелана. Она гласила: «Командиру «Ермака». Около Лавенсаари оторвало льдину с рыбаками. Окажите помощь. Авелан». Расшифровав азбуку Морзе, которой пользовались первые радисты, Рыбкин передал радиограмму Иерониму Залевскому, а тот, в свою очередь, лично вручил ее командиру стоявшего на якоре у Гогланда ледокола — капитану второго ранга Михаилу Васильеву. Тот немедленно отдал приказ разводить пары на корабле, и вскоре «Ермак» уже выходил в море — начиналась первая в мире спасательная операция с участием ледокола. Поздно вечером в тот же день корабль вернулся к Гогланду, доставив на берег спасенных рыбаков.

На фото: ледокол "Ермак" участвует в спасательных работах

С этого дня первая в России постоянная линия радиосвязи работала бесперебойно до самого конца операции по вызволению броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» 11 (24) апреля 1900 года. За 84 дня были переданы 440 радиограмм. Самая длинная из них состояла из 108 слов, а в общей сложности за два с половиной месяца по радио передали 6363 слова. «С установкой сообщения по беспроволочному телеграфу между Гогландом и Коткой на расстоянии 26,5 миль можно считать опыты с этим способом сигнализирования законченными, и Морской технический комитет полагает, что наступило время вводить беспроволочный телеграф на судах нашего флота, о чем и представляет на благоусмотрение Вашего превосходительства», — с такими словами еще до окончания работы линии, 19 марта 1900 года обратился председатель Морского технического комитета вице-адмирал Иван Диков к управляющему Морским министерством вице-адмиралу Петру Тыртову. И тот поддержал это мнение. В том же 1900 году в Кронштадте при непосредственном участии Александра Попова создается радиомастерская, которая в течение двух первых лет своей работы изготовила 12 корабельных радиостанций, а в течение двух следующих — еще 36. Русский флот одним из первых в мире переходил на новый вид связи, пользуясь им в первую очередь для решения своей главной задачи: оказания защиты и помощи тем, кто в них нуждается.

источник: rusplt.ru