Сергей Патрушев: "Гляжу, не спуская глаз, как приближается космос..."
К стыду своему, только что узнал о том, что еще четыре года назад ушел в мир иной Сергей Патрушев – личность весьма и весьма интересная и местами доставляющая. Его опусы читал на стихире давно, сейчас решил освежить память, а там…
Песни на его стихи знают практически все – он писал тексты для целой плеяды звезд российской эстрады, самые яркие среди прочих – Андрей Мисин, «Автограф», Таня Буланова, «НРГ», Наталья Ветлицкая, Валерий Сюткин, «Браво», Александр Маршал, Вадим Казаченко, Кристина Орбакайте, Валерия, Илья Духовный, а еще (как же без них-то) Леонтьев, Пугачева и Ротару.
Но, в отличие от иных авторов текстов к поп-шлягерам (или шлягерам поп, что, в общей массе, вернее будет), Сергей никогда не был на виду. Будучи многократным лауреатом «Песни года», он никогда не являлся на церемониальные «заключительные концерты», а призовыми статуэтками, которые передавали ему через третьи руки, прижимал обои во время ремонта квартиры (а че, удобно). Не посещал он и иные музыкальные и околомузыкальные мероприятия; с заказчиками общался, как правило, через третьих лиц, а с появлением интернета – по сети. Исключение делал для друзей – Андрея Мисина и Ильи Духовного. С ними, собственно, он и начинал «музыкальную жизнь».
Ведь, вообще-то, профессиональным литератором Сергей не был. Он был дипломированным инженером, выпускником МАИ (что примечательно – данный ВУЗ дал советской и российской культуре, в числе других: Эдуарда Успенского, Михаила Задорнова, Лиона Измайлова, Элема Климова, Александра Проханова, Майю Кристалинскую, Максима Покровского, Андрея Разбаша…) В начале 80х инженеру Патрушеву наскучила постоянная работа в родном НИИМ АН СССР, и он начал параллельно с работой играть на барабанах в группе Сергея Минаева «Город» (репертуар группы не имел ничего общего с последующими опытами Минаева – это был нью-уэйв и пост-панк; были даже две песенки на стихи Маяковского). С тезкой, впрочем, Сергей долго не пробарабанил – «Город» достаточно быстро развалился. А через два года Патрушев окончательно расстался и с НИИ, перейдя на вольные хлеба: писал курсовые работы студентам, подрабатывал разнорабочим, трудился дворником. В 1985 в домашней студии звукорежиссера Андрея Синяева записал магнитоальбом песен на свои тексты – позже филофонисты присвоили ему название «Белая ворона». Синяев познакомил его с выпускником Московской консерватории Андреем Мисиным, который искал автора текстов для своих композиций. Через два года они вдвоем записали магнитоальбом «Пятый угол» (впрочем, записывал Андрей, Сергей написал тексты). Ни первый, ни второй альбомы не изданы официально: Патрушев отвечал отказом на все предложения, поступавшие в 90х годах, он считал тексты и музыку первых опытов «незрелой глупостью». Хорошо бы, чтоб вся попса была такой глупостью…
Так или иначе, но именно с альбома «Пятый угол» началось долговременное сотрудничество Патрушева и Мисина; а одна из песен той записи («Старик») вошла в репертуар Валерия Леонтьева (впрочем, Патрушев открестился от текста, и автором на пластинке Леонтьева значится единолично Мисин). В 1989м Сергей написал тексты почти всех композиций второго альбома «Автографа», а также несколько песен для «Зодчих», что не могло не сказаться на репутации Патрушева как поэта.
Чуть позже, в самом конце 1989го, Мисин и Патрушев случайно познакомились с выпускником эстрадно-циркового училища Ильей Духовным, пытавшимся собрать поп-группу. Группа получила название «Страна чудес»; собственно, вышеперечисленным трио состав участников и ограничился: Мисин и Духовный играли на всех инструментах, Патрушев ваял тексты и пел. Группа поначалу даже не имела названия. Но одна из нескольких песен, записанных «Страной чудес» («Деревенский рок-н-ролл»), внезапно попала в хит-парад «МК», и группу даже пригласили выступить в программе «Шире круг» на ТВ (для сцены «под фанеру» были приглашены несколько участников, имена которых история не сохранила). Фирма «Мелодия» даже собиралась выпустить песню на каком-то сборном лонгплее, но не устроило качество фонограммы; а переписывать ее было уже некому к тому моменту: «Страна чудес» прекратила свое существование.
После быстрого развала группы все трое ее участников сохранили дружеские отношения. Мисин переключился на прогрессив-рок, используя тексты Патрушева для своих, как он называл тогда собственные песни, «симфорейвов». Духовный начал писать поп-песни, также привлекая в качестве соавтора Сергея. В 1990м появился первый винил Мисина, где в качестве автора текстов примерно половины песен присутствовал Патрушев; следом вышли и два CD, на них тексты Патрушева были преобладающими. В финале «Песни-93» прозвучала «Судьба» на слова Патрушева в исполнении Казаченко, через год победительницей «Песни-94» стала «Колыбельная» Духовного и Патрушева в исполнении Булановой; а еще через год «Скажи мне правду, атаман» тех же авторов в том же исполнении - стала лауреатом «Песни-95».
Патрушев стал популярным поэтом-песенником, посыпались предложения от композиторов и исполнителей. Впрочем, «популярный» - это не про Сергея. На церемонии награждения многочисленными призами он, как правило, не являлся, предпочитал жить в уединении (как, впрочем, и его «поп-соавтор» Духовный, позже написавший музыку к более чем 80 фильмам и сериалам).
Говорят, пил. Говорят, кололся. Не знаю, я лично рядом не стоял и наблюдать не мог. Но даже если и так – нам ли осуждать? Попробуйте написать приличный текст песни (только не в стиле ремесленника Славоросова или бизнесмена Гуцериева, а – реально хороший текст), – слабо? То-то же… Иногда творческие люди употребляют, а как же?..
Кроме того, согласно утверждениям Сергея, он сам, без жены, воспитывал сына (как там у них получилось – никому неизвестно), этого никто не опроверг. Мог ли он пить, колоться и одновременно воспитывать ребенка? Я не знаю…
В 90х годах поэт-песенник мог заработать только одноразово – продав текст композитору, или совместно с композитором – исполнителю. Далее он не получал практически ничего – ни процента от продажи CD, ни от исполнения на концертах. Чтобы иметь этот, хотя бы небольшой, процент, нужно было пройти кучу инстанций, в том числе, возможно, судебных. Патрушеву некогда было светиться в тусовках и бегать по кабинетам – он просто писал хорошие стихи. В свое удовольствие. Если это удовольствие приносит доход – хорошо. А если нет – и хрен с ним. Поэтому Патрушев никогда не был богат, в отличии от большинства своих коллег, поставивших процесс создания шлягеров на поток, в ущерб качеству. Патрушев вспоминал, как шел по улице, и из каждого музыкального киоска, и из каждого окна слышал песни собственного сочинения, а купить хлеб было не на что. И никто не понимал – как это? – твое имя то и дело повторяют по телевизору, а ты – нищий?..
В начале нового века РАО начало наводить порядок с авторскими правами. Сергей вспоминал, что несколько лет подряд его беспокоили оттуда постоянными звонками, на предмет определения авторства того или иного текста. Впрочем, даже после восстановления автора в правах, денег особо не прибавилось. Какую-то мелочь по авторским платили, но это были крохи. Опять же, бегать и обивать пороги Сергей не привык. Он, как и прежде, предпочитал оставаться в тени.
В 2002м на все заработанные в прошлом деньги, плюс большие займы, Патрушев построил дом в Краснодарском крае, а из Москвы уехал, и практически прекратил сотрудничество с композиторами.
Через несколько лет дом продал. Вернулся в Москву, а долги по займам остались. Снова работал с Мисиным. Открыл несколько страниц на стихире и других окололитературных ресурсах, где публиковался под псевдонимами Serp, Деревенский Дурачок, Обыкновенный Сережа, Сепат; через несколько лет все эти страницы удалил. Сейчас на стихире можно найти некоторую часть его стихов, сохраненных другими пользователями. И это – практически единственное место, где можно худо-бедно ознакомиться с тем, что писал Сергей вне текстов к «популярной музыке».
О себе Сергей всегда рассказывал скупо: люблю лежать дома на диване, совершать велопрогулки; на личные вопросы не отвечаю; есть сын, жены нет, машины нет, дачи нет… Как-то так. Тексты к песням считал своим ремеслом, и только те, что для себя – настоящими стихами.
25 марта 2012 года Сергея Патрушева не стало. Родственники не раскрывают обстоятельств смерти поэта; быть может, оно и к лучшему. Говорили, что покончил самоубийством, что были большие проблемы финансового характера… Какая разница?
Известно, что последним пристанищем Сергея стало Хованское кладбище Москвы. Вернее, ясно лишь, что его кремировали на Хованском; точное место захоронения не афишируется. На кремацию из музыкальных и литературных кругов пришли только Андрей Мисин, Юрий Давыдов (экс-«Зодчие», ныне – президент футбольной команды StarCo) и Маргарита Пушкина (автор текстов «Арии», «Мастера» и др.). Ни Ситковецкий, для которого Патрушев когда-то написал тексты всего второго альбома «Автографа»; ни Сюткина, с которым Сергей сваял четыре альбома песен - не было. Не приехал на прощание и никто из звездного скопления задниц, многим из которых Патрушев сделал своими песнями громкие имена.
Что поделаешь? Тусовка любит и ненавидит только себе подобных. К остальным она равнодушна… А равнодушие – мощный стимул для забвения…
Хотел написать о личном отношении к стихам Патрушева. Но говорить о стихах – глупо.
Их нужно читать… хотя читать не просто. Сергей презирал знаки препинания, заглавные буквы, а иногда – и размер стиха. Несмотря на это – мне всегда было интересно читать его «непопсовые» строки. Попробуйте. Вдруг понравится… Для удобства чтения «неподготовленным читателем» - все же расставил знаки препинания. От этого стихи, на мой взгляд, не стали хуже или лучше…
Предупреждаю сразу: практически ничего общего с текстами песен Патрушева в этой подборке нет (разве что есть интонации, перекликающиеся с текстами, которые он писал для раннего Мисина).
Геометрия Баха
Люди живут по нотам
Геометрии Баха,
Где высота полёта
Соответствует пропасти страха...
Эти долгие, бесконечные фуги –
На глаз – "Амурские волны",
На ощупь – почти буги-вуги,
А на вкус – как чугун из домны...
Кто играл на оргАне – знает,
Что Бог болен полиартритом...
Что когда он Баха играет –
В зале кресла всегда со скрипом...
И звук летит с опозданьем,
Задыхаясь при смене регистров,
А зритель, сверяясь с Писаньем,
Недоволен игрой органиста...
Но музыка – перемещает предметы,
А паузы – двигают мысли.
Все мы под кожей – скелеты,
Так откуда такие выси –
С помощью пера и бумаги,
Серебра и слоновой кости –
Пересекать овраги
Человеческой злости?..
Иоганн Себастьян был негром
На музыкальных плантациях Бога...
Он знал – что такое аллегро,
Но не знал – что такое йога...
День и ночь,
Как клавиши фортепьяно,
Бежали, чередуясь,
Подчиняясь законам,
На которых Бог
Не проставил визу,
Но одобрил по телефону...
И вот – Бах!
Ты уже на вершине!
Как подобает каждому
(Женщины, не волнуйтесь) –
Мужчине...
Все начинали рыбами,
И продолжали рабами...
Но не все становились глыбами,
Вкатываемыми в гору Богами!
Не всем, предположим, нравится,
Не все себя в этом услышат...
Ох! Как ищут слепые праздника,
А глухие ревут – Потише!!!..
Но все мы живём по нотам
Геометрии Баха...
Между вчерашним компотом,
И завтрашней горсткой праха...
А Бог, измученный всеми
Травмами и болезнями Мира,
Склоняет бесплотное темя
Над рецептурой клавира...
Где будем мы после коды,
Одеваясь в гардеробе морга,
Перед выходом на свободу,
После последних аккордов?..
А может быть мы – эти ноты
На линиях Божих ладоней?..
Тусклые, как моментальные фото...
Уставшие от агоний...
Католики и протестанты,
Ламы и муэдзины,
Тюремщики и арестанты –
Разве мы все не едины?..
Нет, аксиомами Баха
Не доказать печенегу,
Что виселица лучше, чем плаха –
Для путешествия в Небо,
Но это совсем не нужно...
И это совсем не важно...
Главное, что даже лужи
На Земле спасают от жажды!
А геометрия Баха
Приводит немых – к Молчанью,
Смешивая – соль и сахар,
Мечтания, и – отчаянье...
И вот, сквозь трубы органа,
Сквозь московское битое небо,
Я карабкаюсь, как обезьяна,
Царапаю многоэтажное Лего,
Туда,
Где нет больше звука...
Туда,
Где нет больше боли...
Туда,
Где кончается мука
Невольников без неволи.
Там – геометриям – амба!
Там – самому себе – крышка!
Но, Господи!
Какая высокая дамба!..
А у меня одышка...
И минуя стадию рвоты,
Познав неизбежность краха,
Я снова –
Живу по нотам
Геометрии Баха!..
Тайны
... или вокруг какой-либо планеты,
сделав витков под сотню иль с тыщу,
убеждаясь что и на этой планете нету
того, ради чего ты по космосу рыщешь...
... или курс держа в пространство вселенной,
не надеясь на жизнь подобную твоей жизни,
играя сам с собой в шахматы на коленках,
наивность свою побеждая харизмой...
... или просто устав от всего что мерещится
завернувшись в теплое одеяло,
изучать на стене иероглифы трещин,
трактуя их смыслы всегда как попало...
... или выпить тёплого чёрного грога,
и, впадая в сознание глупого Кришны -
смотреть как дуальна обязаность Бога:
пряник и кнут, талмуд да горчишник...
... или уснуть и никак не проснуться,
просыпаясь затем чтобы в том убедиться…
Обезьяною белой к себе же вернуться,
и сниться себе обезьяной... и сниться...
... или, дорожку включив беговую,
стать вдруг весёлым, спокойным и сильным,
пока не поймёшь, что бежишь вкруговую,
пока не разбудит опять же будильник...
И все эти сны перепутаны с ложью,
в которой ты просто сплетение букв
в какой-то книжонке в бумажной обложке,
в следах полумесяцев сгнившего лука.
И ветер листает страницы случайно
на старой террасе заброшенной дачи,
и кем-то давненько прочитаны тайны,
к которым летишь ты, стремишься... и плачешь...
Космос
Я мог бы нажать на газ,
Я мог бы нажать на тормоз,
Я мог бы вывернуть руль,
Или просто закрыть глаза...
Но гляжу, не спуская глаз,
Как приближается Космос
Со звездными дырами пуль,
И светом, который за...
Оборотень
Песни мои превращаются в пенсию,
радость моя превращается в старость.
Чистая кровь превратилась в суспензию,
а всё что было - в то что осталось.
Лучшее время для трудолюбия,
для накоплений того, что исчезнет,
для любования кубиком рубика,
собраным и, наконец, бесполезным.
Самое время не помнить о времени,
о направлениях, координатах…
Время идти одеваясь в осеннее,
помня откуда - не зная куда-то.
Всё изменяется, всё превращается,
это уже наконец-то заметно.
Здесь ничего ни на чём не кончается,
старость опять превращается в детство.
Глупые мысли - в безмыслие глупости,
тёмные ночи - в слепящую вечность,
жизнь без забот - в ощущение юности,
и осторожность - в простую беспечность.
И, словно оборотень, превращаюсь я
в то же, чем был, становясь чем я не был:
В клёны и липы, в цветы иван-чая,
в облако белое, в синее небо…
Сын Ильи и дочь Константина
У Ленина была Надежда.
Она его пережила,
как всех переживёт одежда
или дрова бензопила.
Надежда старилась, писала
о встречах с милым ей вождём,
пила и ела и, бывало,
гуляла в Горках под дождём.
Уже базедовой болезнью
ей страшно пучило глаза,
но даже так, с глазною резью,
она таращилась назад,
и вспоминала, вспоминала,
писала строки в мемуар.
Порою, выпив люминала,
слегка ложилась в будуар…
Всё забывала, что намедни,
одним лишь память смела греть,
что умереть должна последней,
или совсем не умереть.
Но умерла.. и нет старушки…
а Ленин вечно будет жив.
В такие вот порой игрушки
со смертью вдруг играет жизнь…
Между любовью и тапком
Одни разводят тараканов,
другие губят на корню.
А я и тех и тех (как странно) -
не ненавижу, а люблю.
Наверно, я родился рано,
ну или поздно, что мне век?
Я просто сам из тараканов,
хотя снаружи - человек.
Снаружи вроде понимаю,
кто тараканов тапком бьёт.
А изнутри я тем внимаю,
кто с ними в нежности живёт.
Коммунист
Я коммунист.. я читаю газету «Правда»,
уходя по ночам за дальние гаражи.
А от массовой прессы мне уже ничего не надо.
Я не вижу в ней ничего, кроме лжи.
Как же я устарел.. втихаря читаю мурзилку
(ну с души воротит читать курсы рубля)
весь мой мир - пропахшая примой курилка,
ветерок в ней единственный выдохом – бля!
Днём живу я как все.. поганой, но новою жизнью,
только ночью в слезах за дальние гаражи.
Ухожу, словно призрак марксистского коммунизма,
и брожу там один, точно пьяный мужик.
А кругом всё реклама.. неонова и не нова -
управляй мечтой накопляя.. скопил - и кути…
Господи.. как же призраком жить тут х**во,
если ты единственный, кто остался жить во плоти.
Да, но я коммунист.. а коммунистам всё пох*й,
если есть ещё место за гаражами во тьме.
Я люблю читать «Правду»... хотя ночью видится плохо,
и не всё даже в «Правде» понятно ослепшему мне.