Сергей Потехин, Поэт милостью Божьей
Фамилия его - Потехин. И внешность подстать фамилии - потешная. Но недавно попались на глаза его стихи, и я опешил: ещё один Есенин живёт на Руси, только нет у него всероссийской и мировой славы. И живёт он не в столицах, а в полуразрушенном доме, где нет никаких удобств, включая электричество, хотя ему в своё время предлагали квартиру. Не то чтобы бомжует, просто сам себе выбрал такую жизнь. Как потом я прочитал в одной из статей о нём, он хочет не одиночества, а уединения.
Потехин с Есениным полные тёзки: оба - Сергеи Александровичи. Но роднит их не это. Вот, бывает, читаешь стихи, и вроде всё в них на месте: и рифма, и метафоры, но видно, как поэт тяжело и натужно трудился, подбирая эти рифмы и метафоры. А есть стихи, чистые, как родниковая вода, они выбиваются откуда-то из недр и текут себе свободно и естественно, как всё в природе. Словно и не поэт их писал, а слова сами, помимо чьей-то воли, складываются в рифмы и образы. Такова, на мой взгляд, поэзия Сергея Есенина и Сергея Потехина.
У него вышло несколько поэтических сборников, его публиковали региональные и центральные газеты и журналы. Но особой известности он не обрёл. Да ему она и не нужна. У него есть свой мир, в котором ему уютно.
Предлагаю вниманию завалинцев короткую биографию поэта и много стихов. Любители поэзии меня за это не осудят, а кто к ней равнодушен, могут спокойно пройти мимо.
В Костромской области между Буем и Галичем есть полустанок Рассолово. От него на юг 15 километров по грейдеру до села Костома. Автобус туда больше не ходит, но село еще большое и жилое. Красивейшее место. Село стоит на кромке долины Тебзы, это самая глубокая долина Галичской гряды, перепад высоты от Костомы до русла речки метров 120. Видно с Костомской церкви километров на двадцать за реку. Вот это родина Потехина, он там вырос, ходил в школу, потом поступил в педучилище в Галиче, но не доучился. отслужил в армии и вернулся. Только не в Костому. В долине, в полутора километрах от села у речки стоял раньше маленький сыродельный завод, сейчас от него только руины остались. При нём сторожка. Вот в этой сторожке Потехин и живет последние лет 30. Сначала он пастухом работал в колхозе, пока стадо еще бренчало по долине. В начале 90-х стадо съели и он вообще не работал. Только стихи писал. Пару лет назад ему наконец 60 стукнуло (он родился 14 июня 1951 года), стал пенсию получать. Электричества у него нет, даже не все стекла на месте в избушке, в очень холодные зимы он иногда даже в землянку перебирается. Живет тем, что ставит морды на реке и окрестных ручьях, ловит достаточно рыбы себе и 16 кошкам. Летом он выращивает клубнику, у него гектар под ней, меняет в деревне на деньги и полезные продукты. Засадил все вокруг орешником, но последние два года неурожай на орехи. Еще к нему часто ездят поклонницы, в том числе чухломская поэтесса известная, член СП, которая собирает Потехинские тетрадки - он за ними особо не следит, часто дарит всем подряд, издала несколько книжек его. Сейчас ещё кто-то в Костроме им занялся. Вот такая жизнь.
(Рогволд Суховерко)
Рос я колосом в поле,
В небе птицей парил,
На высоком глаголе
О Любви говорил.
Есть ли в мире наречья,
Чтоб сдружить племена?
Речь моя человечья
Безнадежно бледна.
Все воротимся снова
В край, откуда пришли.
Вспыхни радугой, Слово, —
Горемык окрыли!..
***
Я тушил пожар души
Мокрым веничком
Осторожно, не спешил
Помаленечку!
А она горит, горит
Окаянная
Хоть вода кругом стоит
Океанами.
Разбежаться бы, нырнуть,
Охолонуться...
Отчего-то не могу
С места стронуться.
* * *
Чем рискую? А ничем.
По-собачьи сплю да ем
И люблю тебя такую
Несерьезную совсем.
Но с дровами тянем воз.
Что упало? Вот вопрос.
Непривычен. Не приучен
на цепи сидеть барбос.
Мясоедом и постом
мух ловлю щербатым ртом,
За тобой гоняюсь, дурень,
Как за собственным хвостом.
Ты горчица, а не мед,
Я - колхозный анекдот.
Несуразного такого
Кто полюбит, кто поймет?
* * *
По дождичку из ситечка
Спешу, скользя и хлюпая.
Любовь вошла на цыпочках
В мое сердечко глупое.
От елочки до палочки
Переставляю ноженьки.
Обочь дороги парочки:
то белочки, то ежики.
Мечтал найти красивую,
А ноне нету выбора -
В болоте под осиною
Живет моя кикимора.
Туда добраться пешему -
немалое мучение.
А мне приятно, лешему
Такое приключение.
* * *
Зачерпну из бадейки воды,
Тупоносые сброшу ботинки.
От окошка до ближней звезды
По хрустальной скользну паутинке.
Положу тишину на зубок,
Оторву лепесток у потемок.
Нераспутанных мыслей клубок
До утра прокатает котенок.
На рассвете растает звезда,
Брызнет утро березовым соком,
Заиграет в бадейке вода,
А ботиночки скрипнут с упреком.
* * *
Мой папаша поле пашет,
Я с гитарою стою
Раскрасавице Наташе
Про любовь свою пою
Без почета и без славы
Проживу спокойно век.
Для приятельницы Клавы
Я отличный человек.
А хорошенькая Поля
Все вздыхает при луне.
Ну, конечно, я доволен:
Эти вздохи обо мне.
Мои кудри золотые
Завлекают всех девчат,
Слышу я, как заводные,
У девчат сердца стучат.
Вдруг Наташа мне сказала:
Я такой, мол, и сякой.
Клава кукиш показала
И одна ушла домой.
А мечтательница Поля
Так помяла мне лицо,
Что от ужаса и боли
Я забился под крыльцо.
Мой папаша поле пашет,
Я коровушку пасу.
Полю, Клаву и Наташу
Обегаю за версту.
* * *
Зима начнется в понедельник,
Так предсказали облака:
Закрутит жернов горний мельник,
С небес посыплется мука.
Детишки станут пышки стряпать,
Лепить зверей из той муки,
А мне в чулан придется спрятать
Свой чемодан и башмаки.
В чулане мятой да укропом,
Гнилой картошкою разит.
Бродить в ботинках по сугробам
Какой дурак сообразит?
Друзья мой скит не потревожат,
В пруду издохли караси,
А мне б "монашку" помоложе,
Пока не высох керосин.
Сидят на печке восемь кошек,
Коты приблудные - не в счет.
У них и кости есть, и кожа -
Весною мясо нарастет.
Могли бы сами догадаться,
Мышей в подвале наловить.
Куда пойти, куда податься,
Кого лелеять и любить?
* * *
Ясно, звёздно, морозно
Ветерок, тишина.
Домик маленький в соснах,
Два горящих окна.
Паутинка-тропинка
Меж сугробов крутых.
Вот такая картинка.
Зарисовочка. Штрих.
PS
Вырос в поле
Глупенький
Василек
Голубенький.
Не понять ему
Никак,
Почему же
Он -
Сорняк.
* * *
Звон малиновый,
Звон лиловый!
Солнце лупит в колокола.
Не хватает всего лишь слова,
Чтобы улица в пляс пошла.
Вот народец —
Они уж пляшут?!
Эх, раздайся,
И я спляшу!
Только кудри свои приглажу
Да подруженьку приглашу.
К чёрту шубу!
И шапку к чёрту!
Посмотрите, как я могу!
Ух, вприсядку!
Ведь я не гордый,
Не останусь
У вас в долгу!
А девчонка, моя девчонка…
Недотрога,
Она ли то?!
Удержи-ка поди
Бесёнка, —
Будто птица —
В руке платок.
Что вам пава!
Куда там лебедь!
Кровь горячая с молоком!
Пьяный дед
Целоваться лезет,
Тоже выглядит молодцом!
Эх, Россия!
Народ бедовый!
Нет родней моего села.
Звон малиновый,
Звон лиловый.
Солнце лупит в колокола!
* * *
Коси, коса, пока роса,
Пока трава холодная.
Лягушкой стала в полчаса
Моя рубашка модная.
Поют луга, поют леса,
Им подпевают небеса,
А музыка народная.
Плывут над лугом облака
Без имени, без отчества.
Я не валяю дурака,
Тружусь на благо общества.
Когда любимая со мной,
Перевернул бы шар земной
Я в честь её Высочества…
Рабочим людям не с руки
Щипать ромашки-лютики.
Растут осока у реки
Да ивовые прутики.
И потому как вся роса
Испита солнцем в полчаса,
Пьют воду, как верблюдики.
Устала милочка косить,
Ломает в роще венички.
Кричу ей: «Боже упаси
Бить комаров на темечке…»
Когда высокая трава
Обгонит ростом дерева,
Мы будем щелкать семечки.
Меня любовь свалила с ног
Ночная, беспардонная.
Мы развалили сена стог —
Помилуй, мама родная.
Поют луга, поют леса,
Поют лукавые глаза,
А музыка народная.
* * *
Всё по местам расставил,
Вижу один пробел:
Нынешний снег растаял,
А прошлогодний цел.
Рыхлый он и тяжёлый,
Спрятался между гряд.
В нём золотые пчёлы
Жала свои острят.
В сад захожу украдкой,
Всё повторить готов.
Пчёлы гудят над грядкой,
Но не найдут цветов.
Бледные их побеги
Время хранит от бед.
На прошлогоднем снеге
Клином сошёлся свет.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спи, моя желанная.
Выцвела заря.
Ветром с поля бранного
Убрана зола.
Разлетелось, каркая,
вороньё.
Смотрят звёзды яркие
на жнивьё.
И пока до полночи
далеко,
Пьют из речки белое
молоко.
Спи, моя хорошая,
О былом скорбя,
Никогда не брошу я
Камушком в тебя.
В сны твои наведаюсь
я тайком —
Нежным, незапятнанным
васильком.
Из венка небесного
упаду,
Как тебе предписано
на роду.
Спи, моя любимая,
И прости меня.
В сердце голубиная
Песня-воркотня.
Взмыли сизокрылые
в облака
И забыли милую
на века.
Кабы я покинутым
не бывал,
Эту колыбельную
не певал.
Спи, моя бесценная,
Время лечит нас.
Ты — моя Вселенная
В этот звёздный час.
Что мне птицы-вороны
и цветы?
По любую сторону —
только ты.
Повторился осенью
месяц май.
Спи, моя курносая,
баю-бай.
* * *
Я в малиннике без малины
Заливаюсь, как соловей,
Покоряясь неумолимой
Песне молодости своей.
Бор сосновый — не корабельный,
Не строительный — дровяной.
Если б звери не оробели —
Познакомились бы со мной.
Я у ёжика взял иголки,
Я у волка украл клыки.
В пыльных дулах моей двустволки
Поселяются пауки.
За глоточек водицы свежей
Золотые часы отдам…
Поселился в лесу, как леший, —
Вы не бойтесь меня, мадам.
* * *
Ни к чему поэтам,
Нищим альтруистам,
Щеголять пред «светом»
В платье серебристом.
Лучше быть бродягой,
Рыжим до отрыжки,
И лечить бодягой
Синяки да шишки.
Не рычать сердито
Перед мирным станом,
Знаться с Афродитой,
Бахусом и Паном.
Не бояться чёрта,
Воевать с судьбою.
Оставаясь твёрдо
Лишь самим собою.
* * *
Спокойна тихая обитель.
Цветёт крапива у плетня.
Любите, граждане, любите
Плетень, крапиву и меня.
Плетень — за что? За то, что скромен:
Он о себе не много мнит,
Из прутьев он, а не из брёвен,
И высотой не знаменит.
Крапива смотрится красиво
И обжигает — как огнём,
Но виновата ли крапива,
Что мы и рвём её, и мнём…
Любить меня? Кому охота?
Как ни крути — невзрачен вид.
Я — человек! И это что-то
Кому-нибудь да говорит…
* * *
Одарила своим появленьем
Тёмный скит без огня и души.
Уходила с таким сожаленьем,
Хоть садись и романы пиши.
Но роман ли? Что с нами случилось?
Не туман ли меня закружил?
В том тумане ты ясно лучилась.
Я родился и заново жил.
Я родился красивым, крылатым,
Две стези во единую свёл.
И под взглядом твоим виноватым,
Словно папорот, в полночи цвёл.
Ты ушла, ты сорвать не решилась,
И померк обезличенный мир.
Знать не надо, чего ты лишилась:
Или свет этот станет не мил.
* * *
В тихом омуте черти водятся,
А не окуни да лещи.
Сбереги меня, Богородица,
Мимо омута протащи.
Поопутал хмель мои удочки,
Сердце тиною обросло,
А свободной нет ни минуточки:
Совершенствую ремесло.
Топором тешу пни дубовые,
Нет ни краю им, ни конца.
Гей вы, девицы чернобровые,
Иль не видите молодца?
А вода в реке — сажа чёрная,
Отражается в ней беда.
Голова моя непокорная
Да козлиная борода…
* * *
Осень спешила, шумел листопад,
Падала с клёнов незвонкая бронза,
Я по оранжевым листьям ступал,
Как по осколочкам солнца.
Кто меня выманил, кто пригласил
В жгучий буран красоты и печали?
Каждый листок от тоски голосил,
Бурые ветки молчали.
Может, впервые подумалось мне:
«Время свой бег не замедлит.
Мир без меня обойдётся вполне.
Мне-то его кто заменит?»
* * *
Журавлиный клин
Расколол зарю.
Я стою один.
В небеса смотрю.
Наползает мрак.
Потемнел восток.
Не пойму никак,
Отчего восторг?
Быть зиме пора.
Я и ждал зимы.
Может, снег с утра
Побелит холмы.
Журавли грустны.
Мне же грех страдать.
Я опять весны
Начинаю ждать.
* * *
Кто из нас не терял головы,
Ослеплённый таинственным светом?
Но попробуй тот свет улови,
Даже если родился поэтом.
Воссиял, закружил и померк,
Воротились постылые будни.
Замедляется времени бег,
Продолжаются козни и плутни.
Наказаньем становится сон
Для души, воспалённой и ждущей.
Не забудешь, как был потрясён
Дивной музыкой, с неба идущей.
Вдруг проснёшься в холодном поту,
Ощутив нестерпимость желанья
Бросить всё и ступить за черту,
В даль, откуда исходит сиянье.
* * *
Стало грустно. Сел, притих
И не сделаю ни шагу:
Нету вымыслов таких,
Чтоб слеза прожгла бумагу.
Лживым словом не мани,
Будь оно свежо и ало —
Мне фантазии мои
Только сердце нашептало.
Я без компаса найду
В поднебесной круговерти
Путеводную звезду,
Уводящую в бессмертье.
И когда наступит час
Неземного вдохновенья,
Я заплачу в первый раз
От её прикосновенья.
* * *
Темнота. Огонь погас
В маленькой печурке.
Не завязывая глаз,
Мы играли в жмурки.
За стеною, воя зло,
Лютовала вьюга.
И минуты не прошло,
Мы нашли друг друга.
Ты шепнула: «Не балуй».
И расцвел надеждой
Самый первый поцелуй
В темноте кромешной.
Не сгоревший уголек
Осветил нам лица.
Этот вечер так далек,
Как он часто снится.
***
Две недели завлекала,
Зажигала — как могла.
Загорелся вполнакала —
В доме сумерки и мгла.
Обольстительные речи
Обольщают — как и встарь.
Стеариновые свечи
Обменяю на фонарь.
Ватой стеклышко надраю,
Подровняю фитилек.
Я горю, да не сгораю,
Подпираю потолок.
***
Жил, на целый свет окрысясь.
Все едят, а я — говей?..
Вдруг прислали десять тысяч.
Пискнул в брюхе соловей.
Подлетели кверху гирьки
На тарелочке с нуждой.
Накуплю лапши да кильки,
Побегу, как молодой.
Отскребли на сердце кошки,
Не успел я духом пасть.
Разноцветные сапожки
На одну сменяю масть.
Всех врагов оставил с носом
Важен, как архиерей.
Буду пользоваться спросом,
Словно просо у курей.
Навострил Пегас подкову,
Бьет копытом: и-го-го!
Ой, спасибо Базанкову
И компании его!
* * *
Вы напрасно за мной ходили:
Я с нуждой — не разлить водой.
У меня штаны худые,
И карман у меня пустой.
У меня голова дырява,
Даже имя свое забыл.
На окошке цветок деряба,
За окошком — бурьян да пыль.
Все меняется в этом мире,
Не меняюсь лишь я ничуть.
Дохнут мухи в моей квартире,
Не найдя ничего куснуть.
Сам с собой не найду я сладу,
Не могу по-другому жить.
Мне хотя б на штаны заплату,
Мне хотя бы карман зашить…
* * *
Обрушиться грозится потолок.
Вздыхает крыша, требуя соломы.
Прекрасно видно запад и восток
Через её глазастые проёмы.
Бормочут люди: «Чокнулся чудак!»
И докторша с пристрастьем допросила.
Влечёт меня частенько на чердак
Какая-то неведомая сила.
Худая крыша, право, не беда.
Труба черна, как чёртовы чернила.
В одной прорехе вспыхнула звезда,
В другой зарница небо озарила.
До самых окон высится сумёт.
Трясёт хибару тяжкая простуда.
Любой прохожий сразу же поймёт,
Что в ней живёт гороховое чудо.
Заботиться о кровле недосуг:
Хозяин громко песни распевает.
Стоит избёнка окнами на юг,
И солнышко её не забывает.
Сережа Потехин живет бобылем. Домик его стоит в стороне от родной деревни Костомы среди развалин некогда процветающего сырозавода. Образ жизни Потехина всеми гранями указывает, что он не от мира сего (хрестоматийный чудак!). К тому же автор нескольких поэтических сборников.
Вокруг его дома целые плантации клубники. Сережа сам удивляется, насколько легко она плодится, но это только для него удивительно. Свежему глазу сразу заметно, с какой любовью клубничные грядки возделаны. Естественно, для деревенских мальчишек здесь настоящая Мекка. Воровать приходят в основном ночью: "Пускай берут! Не жалко... Не отказал бы, если бы и попросили. Но на то они и пацаны, чтоб приключения на кое-что искать - сам таким был".
С утра купил чекушечку и карамелек. Выпил, заел сладостями - и вот тебе почти полное счастье. Но надо еще на реку Тебзу сходить, верши проверить. Снасти допотопные, зато весьма продуктивные. Ловят рыбу, плывущую против течения. Потехин уважает идущую именно против. Такой у него принцип.
...Глупый вопрос, откуда берутся стихи, давно нашел в душе Потехина достойный ответ. С небес... Может, Земля, шевеля многочисленными облаками, посылает на Серегу особые импульсы, которые он преобразует в слова. Как бы то ни было, Потехин знает, что стихи сочиняет не он. Ему надо только улавливать токи, приходящие будто ниоткуда...
Стол в его избе густо завален листочками, исписанными мелким почерком. Неизрасходованную творческую энергию поэт тратит на изготовление странных фигурок из глины, которые может лепить тысячами. Не на продажу, а так для себя... Здесь и Смерть верхом на мужике, и птица с четырьмя крыльями, и добрый медведь, и злой зайчик, и русалка...
А вначале была большая и безответная любовь. Сергей убежден, что на свете превыше стихов только женское начало. Сама природа и есть женское начало. "Земля родит - значит, она живая и начало это в себе несет..." Первую любовь Потехина так и назовем Любовью, хотя все знают эту добрейшую женщину, которая до сих пор проживает в Костоме. Она и сейчас остается его главной музой. А детей её Потехин считает почти родными (ведь они могли быть и от него).
Рабочий стол Сергея в неприбранной избе деревенского отшельника. Горка стихов вперемешку с письмами. Один листочек свисает с края стола и кажется, сядь на него муха, улетит под ноги. Вглядываюсь в мелкий почерк:
Мрачна моя опочивальня,
И мрачен свет в окне ночном.
Но изумительно хрустально
Печаль о памятном былом.
Еще не справлены поминки
По тем несбыточным мечтам,
Где в каждой капельке-росинке
Построен мною Божий храм,
Где дивный сад, в котором птицы
Поют зарю в жару и стынь,
А родники живой водицы
Поят солодку и полынь.
Пускай душа лакала зелье,
Непотребимое скотом,
Она справляет новоселье
В парящем замке золотом.
Еще трагичней и нелепей
Бывали беды от разрух.
Мечта жива, покуда в склепе
Любви не выветрился дух...
(cumir.ru)
Татьяна, Владимир, спасибо за отзывы! Рад что наши мнения совпали.
Биографическая справка:
Сергей Александрович Потехин родился 14 июня 1951 года в деревне Костома Галичского района Костромской области. Учился в педагогическом училище, работал в колхозе. Печатался в журналах «Юность», «Огонек», в «Литературной России». Получал премии по итогам года за лучшие публикации. Первая книга «Околица» вышла в 1977 году. Член Союза писателей России. Автор поэтических книг: «Молодой бобыль», «Слеза на песке», «Снежная баба», «А музыка народная…» и др. Увлекается скульптурой малых форм, лепкой из глины. Пишет лирические стихи, злободневные частушки, памфлеты, пародии, посвящения костромским поэтам и прозаикам. Живет в родной деревне, прослыл душевным отшельником, щедрым на подарки тому, кто не излишне «внимателен», не говорит комплиментов, не набивается в друзья. Быт дается трудно, длительное молчание обусловлено образом жизни. А потом опять прорываются строки. Конечно, житейское и поэтическое настроение меняется не только от погоды…
Молодой лирик Сергей Потехин избрал обыкновенность каждодневного бытия в глуши, как в храм, отдалялся в лес. Он знал, что делать: «Покуда нету вдохновенья — паси гусей, коли дрова». Приходилось не только пасти гусей и колоть осиновые дрова, выскабливать полы в колхозном коровнике и рубить мерзлый силос. Крестьянский быт отметает неразумное, «зряшное», учит пониманию истинной ценности всего сущего. Нашелся для поэта самый надежный приют дум и мечтаний — околица.
Бывает жизненная полоса, когда творческого человека сковывает страх потерять собственный голос, и он умолкает. Наш «соловей» или «зяблик» никогда не упивался ерничаньем, не впадал в цинизм и безверие, с болью осознавая, что есть и его вина «в том, что земля бедна», по-крестьянски мудро глядел на прошлое и настоящее.
Не чувствуя подвоха,
Скольжу спиной вперед.
Какая там эпоха
За поворотом ждет?
Он, деревенский житель, надеялся только на себя и еще успевал иронизировать над собой в ожидании «чуда возле книг и простого люда»... Ироничной чудаковатостью прикрывал застенчивую искренность. За щедрой простотой вдумчивый читатель находил житейскую философию.
Но я не винтик и не гвоздь,
Пусть выгляжу комически.
Я — на земле нежданный гость.
Я — диверсант космический
В поэзии Сергея Потехина привлекает космизм приземленной бытовой конкретности, смысловая и эмоциональная многомерность «затертых» слов и понятий. Начинал он с признаний «василька», который не хотел быть сорняком…
«Кто-то должен курлыкать в глуши…»
Однажды подросток мечтательно пошел в леса, долго блуждал без тропинок и не боялся, самостоятельно пробираясь берегом старицы, вырулил к обочине ржаного поля, за ним на взгорье увидел знакомые крыши. Даже цветочки во ржи радовались, что заблудший нашелся, а люди издалека ласково звали его домой. Осенью на уроке впервые слышал учительские повторы своего откровения: «Вырос в поле глупенький василек голубенький…Не понять ему никак, почему же он сорняк».
Сергей учился в педагогическом училище, познавал доступное и сравнивал домашнее житье с общественным. Летом работал в колхозе, развлекал деревенских экспромтами. Когда остался без матери, одолевала печаль одиночества. «Любить меня? Кому охота?/ Как не крути – невзрачен вид./ Я – человек! И это что-то/ Кому-нибудь да говорит». Понимал, грустно получается, но не думал, что в искусстве поэзии много условного: ритмика, обороты с метафорическим содержанием, символы, знаки, аллегории. Просто пел, когда поется.
За ним «гонялось» Центральное телевидение, редакции просили рукописи. А он испугался трескотни, освещения. Затаился в «глуши забытого селенья». При содействии милиции не удавалось его найти. Однако стихи появлялись, будто бы принесенные ветром на оберточных обрывках, амбарных листках. Кто-то неравнодушный записывал, давал на радио, в районную газету. Литераторы заметили - вытащили Сергея в Кострому на семинар. Приехал с чемоданом (нет, не рукописей) глиняных поделок – раздаривал. После шума по поводу нового «голоса» появилась кассетная книжка «Околица».
Складывалось особое отношение к «аборигену» из деревни Костома: не притязателен, но не прост, завидная непринужденность, душа нараспашку и наивная уверенность. Появились в журнале «Юность» первые стихи, обласкал его вниманием Виктор Боков. Однажды Сергей написал про это знакомство: «Вы ласкали когда-то цыпленка,/ Излучая божественный свет./ Кадры эти хранит фотопленка…/ Только счастья и радости нет».
Во втором сборнике «Людские обычаи» прорезались другие переживания. «Ты не радость моя, а совесть,/ Я не счастье твое, а страх». «Но я не винтик и не гвоздь, /Пусть выгляжу комически./ Я – на земле нежданный гость./ Я – диверсант космический». Услышали его, приняли в Союз писателей. Но время благополучия кончилось: издатели замолчали, деревенское производство заглохло, растащено – живи, товарищ, как знаешь. По всей округе на любую вакансию конкурсы пострашнее, чем в театральный институт. Ни зарплаты, ни трудового стажа, ни пособия по безработице, ни пенсионных накоплений, ни льгот, ни статуса творческого работника. Растерянно замолчали не только поэты местного значенья. Сергей окликал окрестности: «Близится ночь, и на мир опрокинутый/ Падает черная, злая звезда». В любовную лирику пришла особая философия, недоступная для ориентированных на другие ценности. «Все спокойно, но в этом покое,/ Даже в гуще беспечных берез,/ Скоро может случиться такое,/ Отчего затоскуешь всерьез».
Способные разнообразно воспринимать природу и человека увидели совпадение этой судьбы с житием известного сказочника и живописца Ефима Честнякова. Да и скульптурный глиняный «театр» Потехина выдавал его собственную мечту о «Городе всеобщего благоденствия», «Чудесном яблоке», которым можно всех накормить. Он, природы славное дитя, признавался: «Мне хорошо в моей глуши,/ Далек исход ее плачевный,/ Для очищения души/ Вхожу я в лес,/ как в храм священный». Его поэтический дневник складывали местные газетчики, сборники составлял прозаик Олег Каликин. А сочинитель не особенно радовался появлению малотиражных книжиц: «Путеводная звезда», «Слеза на песке», «Снежная баба». Местные издания привлекали ходоков на родину чудака, украшающего мир. Навещали его «радетели» от Сибири, Прибалтики, Алтая, гостили, пользовались доверчивостью, увозили рукописи для безответных интересов…
В трудные минуты он определялся по Марку Аврелию: если не можешь изменить обстоятельства, измени свое отношение к ним. Уверенно знал, что делать: «Покуда нету вдохновенья – паси гусей, коли дрова». Крестьянский быт приучил с детства к добыванию прожиточного минимума, отметал неразумное, лишнее, «зряшное». Вспоминались наставления и заботы бабушки: сам радей. «Ох, была б жива сейчас бабка Полинарья».
Нашелся для него самый надежный приют дум и мечтаний. Летом поставил в перелеске надежный шалаш, осенью перешел на хутор. За лесными гривами бушевал другой мир. Горланили митинги, кипятилась публицистика, хлынула коммерческой лавиной «чернуха». Красота стала гонимой, искренность подозреваема. «Не чувствуя подвоха, скольжу спиной вперед./ Какая там эпоха за поворотом ждет?». На домашний огонек и душевное тепло пробирались к нему изгои. Сергей обогревал. «Очумелого пьянчугу волоку в свою лачугу». Кантует, катит, по загривку колотит. А у этого пьянчуги нет шелома, нет кольчуги, нет секиры , нет щита – рвань, щетина, нищета.
Из натуралистических сцен вырастает космизм бытовой конкретности, появляется смысловая нагрузка «затертых» слов и понятий, прорывается дар волшебной простоты. Камень и снег, пень и солома, топор и лопата, крапива и топинамбур, гриб и цветок – житейски необходимы, но превращаются в кристаллы чувств, мыслей, откровений. Наивность полевого цветка и надежность мудрого дуба оказываются соединенными. Мощное дерево из поэтической сказки «Дубовые грезы» становится великаном: «Корни мои в навозе, крона моя в грозе». Этому великану праведный путь знаком, если даже и рухнет он, то станет новым материком. А сам поэт пребывает в кротости: лишь для карнавала по-волчьи нарядился. На всякий случай лукаво сообщает: «Все меняется в этом мире./ Не меняюсь лишь я ничуть». Однако превращения «василька» в лесовика, ежика, синего зайца, в соловья, поющего хрипло, в зяблика, потерявшего голос, нельзя не заметить.
Может впервые подумалось мне:
«Время свой бег не замедлит.
Мир без меня обойдется вполне.
Мне-то его кто заменит?»
Заботливые «идеалисты» устно и письменно советуют дать другое настроение лирическому герою, любить себя без самобичевания и «меняться», чтобы появилась рядом другая добрая душа: тогда и стихи пойдут светлее, совершенней, на уровне лучших о природе. «Да полно тебе, Сергей, комплексовать! – Поучает бывший земляк. – Не лучше ли вырваться из такой глуши, уехать. Довольно умиляться уединением на природе». Служащий ивановской городской думы нашел такой «рецепт». В газетной публикации призывал: пусть проявят внимание добрые люди – руководители предприятий, фермеры, одинокие ивановские и костромские женщины. Знайте, живет в галичском деревне Костоме работящий мужик, почти непьющий, еще не старый, талантливый поэт, мастер глиняных изделий, душевный и добродетельный. Конечно, адресок подметили. Вновь находились «сердобольные», приезжали с надеждой устроить свою жизнь. Голубились - он тихую надежду имел. «Чтоб взошли золотистые зернышки, / Сколько ласки придется вложить! / Все прекрасно при утреннем солнышке, / А до вечера надо дожить».
- Хороший ты, Сережа, - говорила милая, нежная. – Только телевизора у тебя нет. Уеду зимой, насмотрюсь и опять к тебе вернусь.
И опять привыкал к одиночеству. «Обманусь, мол, прошло увлеченье,/ Над самим же собой посмеюсь». Смеялся, конечно, саркастическими частушками палил.
Под давлением общественных завихрений, обстоятельств не только материального свойства меняется бытование и образ мысли. «У коняги шея в мыле, ноги в ссадинах от пут… чтоб услышать голос вещий, люди лезут на вулкан», а шакалы да волки отлавливают оказавшихся в покорности овечьей. Тут же про себя сказал: «послушным стал малышом, и воздуха негде хлебнуть…». Пришла пора уединяться для новых. Откровений, после юношеского смятения, застенчивой влюбленности– к решительной житейской простоте, к самостоятельному проживанию:
Зачерпну из бадейки воды,
Тупоносые сброшу ботинки.
От окошка до ближней звезды
По хрустальной скользну паутинке.
Положу тишину на зубок,
Оторву лепесток у потемок.
Нераспутанных мыслей клубок
До утра прокатает котенок.
Иронизируя над философствующими умниками, начал выстраивать «новый быт», улыбчиво познавал свои житейские способности: «До самых окон высится сумет, / Трясет хибару тяжкая простуда. / Любой прохожий сразу же поймет, что в ней живет гороховое чудо». Котенок все-таки распутывал клубок, указывал возможные адреса. «Перепутав, где право, где лево./ Чуя жар неуемный в крови, /Я опять преклоняю колени / Перед таинством гордой любви». Бывали новые рассуждения: мужику не полагается жить без бабы да в лесу; дескать, что тебе приспичило в буреломе строить скит?
Мечтательно проглядывал возможный вариант: «Пироги умеем хряпать,/ Надо в срок детей настряпать,/ Чтоб когда не станет сил,/ Кто-то воду подносил». И все же на всякий случай признавался: «Лживым словом не мани, / Будь оно свежо и ало./ Мне фантазии мои / Только сердце нашептало». Музыка была уместна, но оборвана струна...
На мои письма-приглашения Сергей отвечал, что стал « на данный момент не выездной », оказался аборигеном, проживает бобылем, весной перешел на подножный корм: прошлогодняя брусника да клюква из-под снега, щавель, сморчки, рыбешка. Отсюда и появилось название нового сборника «Молодой бобыль» - приложением к ежемесячнику «Литературная Кострома» мы его напечатали. Выслали автору небольшую «помощь» - откликнулся стихами. «Отскребли на сердце кошки,/ Не успел я духом пасть./ Разноцветные сапожки/ На одну сменяю масть./ Навострил Пегас подковы, / Бьет копытом: и-го-го!/ Ой, спасибо Базанкову/ И компании его». Тут же улыбнулся в нашу сторону, насочинял частушек. Среди шуток, иронии, сарказма, удачных и несуразных частушек, отчаянных вскриков и неразборчивого бормотанья прорывался и звенел чистый поэтический родник. За чудаковатой простотой слышались добрые песни, зовущие людей на новые тропинки.
В гости к С. Потехину
Добирались до него и письма-упреки. «Случайно услышала ваши стихи в передаче «От всего сердца» и возмутилась. Поймите же, признаки творческой личности – врожденный вкус и врожденная культура. - В модную линию клонила «звезда». - Откуда они могут взяться в вашей деревне? Для чего вам все это?» И горделивая подпись: «Эстрадная певица». А бойкая журналистка, при лукавом интересе проведав «смешного соловья», прямо спросила: «Зачем вы пишете стихи?» Он простенько ответил: «Люди просят…»
Отзываясь на просьбы Сергей Потехин, бредущий без дорог, еще не раз напомнит о привлекательности полевого цветка и надежности «незамеченного» дуба, протестующим образом жизни естественно явит миру добродетельную «диверсионную» способность остепенить и образумить лезущих на вулкан к последнему извержению. В своем захолустье он имеет тревогу глобального свойства: люди перестают видеть и понимать друг друга, многим из них праведный путь уже не кажется знакомым и спасительным, они сворачивают на кривые дорожки, указанные коварными проповедниками. От своей «кочки», иронизируя над рецептами «умников», наивно зовет себя и других в природную дорогу к согласию, оберегает право каждого довольствоваться малым и не потворствовать алчно диктующим унизительную жизнь для большинства.
С годами стал общительнее, пишет редкие письма, рассказывает о своих житейских радостях и печалях. Вот получил мизерный гонорар. Накупил продуктов. Купил и бутылку – «не пойдешь Новый год встречать с пустыми руками», а на конверты не осталось, потому долго не отвечал. Сообщает, что привык надеяться только на себя. «Голова и руки пока целы. В снегу барахтаюсь, дрова пилю, из полыньи могу рыбку достать. Метельные условия для стихов не шибко подходящие, но зима, считай, сломана, солнышко пригревает уже. Правда, в холодах одичал…Видеть вас, встретиться было бы неплохо для оттаиванья души, но добраться до моей лачуги сейчас не так-то просто. По тропинке, словно по жердине, придется топать. Лучше летом приезжайте, когда у меня рай земной»
В другом письме оценил полученный альманах «Кострома»: «На высоком уровне получилось издание, прочитал с превеликим удовольствием, теперь сия книжка по деревне путешествует из рук в руки. Есть для меня радость…О своих каких-либо перспективах наивно мечтать. На прозу все-таки не перешел, это на меня навалилась она, как и на многих других граждан российских. Насчет новой книжки не знаю, что и сказать. Конечно, любому автору хочется увидеть себя опубликованным. Стоят ли мои сочинительства того? Я и так живу помаленьку. К лету стремлюсь, огород надо посадить. Тогда оживу – не для благих дел, так для более достойного существования. Стишков горсточку все же посылаю, чтобы убедились: нечем особо хвалиться. Прочтете и в корзину бросьте. Может быть, летом веселее споется…».
Бывать у него приходилось зимой, летом и по осени. Один приезжал и районное начальство под разными предлогами удавалось зазвать (проводим, к примеру, дни литературы в районе, в школах выступаем – грех Костому не навестить). Засылали писательские «десанты» в страну Сергея Потехина, на его день рождения поехала делегация, телефильм надумали снимать – повод найти можно, вот и спохватятся чиновники: как там бедолага? Напоминаю: пора новую книгу издать? Не сразу, но надо подумать – отвечают.
Районные работники культуры еще одно предложение восприняли: в областной Дом народного творчества привезли скульптора с чемоданом «игрушек» – пусть горожане глазеют, может, купят чего. А он возразил: только не на продажу. Привел я на эту выставку гостей американских: ахают, вопросами автора смущают, про бизнес начали толковать. «Нет, не бизнес, - говорит Сергей Александрович. – Только подарки детям, иногда – для гостей сувенир». Джон – свое: хороший бизнес лучше, подарки – нельзя, много подарков – декларация, большой налог. Не складывался разговор, но строки пригодились: «Положась на волю Божью,/ Я бреду по бездорожью - /С тех, кто ходит без дорог, / Бог не требует налог». Переводчик вряд ли смог объяснить, что хотел сказать этот, по мнению гостей, неформальный «артист»...
Прилипший к разговору костромской веселый собеседник напомнил:
- Не отвертишься, Сергей. Скоро будешь платить налог на имущество, строенья, земельный и за аренду леса, реки с тебя возьмут по новым законам.
- Не я один тропинкой узкой ушел от смуты, суеты, - будто бы только для себя самого сказал «обвиняемый».
А позднее оказалось, что этот его ответ стал началом стиха, завершенного строфой: «Но сам Господь слезу уронит,/ Прощая всех, кто глух и слеп,/ Когда медведь возьмет с ладони / Тобою выстраданный хлеб»...
Верно, не сразу – в течение трех лет в ожидании обещанного чиновниками, готовилась новая книга. Сергей терпеливо жил на хуторе, без замков, без электричества. Есть печь, лампадка, лучина. Бояться некого, меня не трогают, разве рыбку из снастей вытрясут – раньше меня иждивенцы на реку ходят. «Для понимания смысла жизни, чувства свободы необходимо уединение. Живи, радуйся. В этом плане я счастлив». К земному плодородию у него интерес – считает спасительным труд на земле, она легкая здесь, отзывчивая. В хороший год вырастил тыкву, больше двух тонн отправил. Орешник порадовал, свекла, морковь, капуста. Летом был сладкий сезон: клубника хорошо набиралась. Селяне бидончиками и ведрами носили ягоды от него, дети лакомились – часто навещали.
Осенью по согласию еду к нему, чтобы вжиться в пространство и определить графический стиль для сборника «А музыка народная…», композиционно выстроенного уже. С огородных грядок все прибрано, а стебли топинамбура топорщатся, желтыми цветами разгоняют низкие облака. Под сосенками грибы поздние проглянули, в мягкой отаве два зайчонка таились. Белка фыркала и бросала сверху сухие хвоинки. Сергей показывал овощи в землянке с буржуйкой из бочки – тут зимовал сам в прошлом году и сохранял запасы, под Новый год о пальмах под низким потолком мечталось: «Придет весна – посею пальмы/ И буду финики срывать». Не знал, что лето будет дождливое, глухое.
В разговоре между делом (он лопатой компост окучивал) вспомнил телефильм, ему посвященный, - весь район судачил по этому поводу: «Наконец-то заметили. Теперь – знаменитостью стал, живи не тужи!» Последние кадры зимой были сняты. Уходил Сергей под гору на свой хутор. Заснеженное поле белизной слепило глаза.
Читая письмо, слышу тот же его голос: «Удалось посмотреть снятые в наших краях кадры. Красива наша природа…Сделано то, что надо. Простительны некоторые проколы… Для понимания главное показано – нелегкая участь сочинителей в наше время. Буду здравствовать, пока поется».
Но бывает страх потерять песню. «В куче неубранных яблок,/ Скрытых опавшей листвой, / Ищет взъерошенный зяблик/ Голос потерянный свой». А выйдет хуторянин в луга - дергачом себя чувствует или молодым петушком: летать не умеет, «зато кукарекает знатно». И являются стихи без названий то на вдохе, то на выдохе, складываются в историю души. Конечно, тяжело в минуты отчаянья и тоски. Затихает округа, зарастают поля. «За себя не так уж больно, - хрипло скажется на взгорье. – За других – больнее мне». Пока нет гениальных поэтов, а у простых земных жителей застужены голоса…
От осени до весны он живет ожиданием. Тоскует без гостей. Не трудно догадаться, «о чем вздыхает клоун рыжий». Скоро опять будет сообщать друзьям: уже разлив речной широк. И новыми словами скажет о том, что понимающим известно: «О, сколько же за мной грехов! / Лицо зато свое, не в гриме». Мы знаем: не гонялся за синею птицей, прилетела сама на крыльцо. Ложатся строки судьбы, словно камешки в мозаику Сергея Потехина: Ясно, звездно, морозно, / Ветерок, тишина. / Домик маленький в соснах /- Два горящих окна./ Паутинка-тропинка/ Меж сугробов крутых…
По особым картинкам вспоминаю других периферийных поэтов. «Кто-то должен курлыкать в глуши, чтобы мир устоял под грозою», - голосил в самом дальнем районе теперь безвременно ушедший Леонид Попов. Ему было дано спеть свое об этом мире свободно, с предельной полнотой бытия. «Ах, как сладко я нынче живу – целый вторник уже, целый вторник». Друзья вспоминают выстраданные признания и говорят о том, что каждому нужны такие дивные строки, такие вторники самоценной, неповторимой жизни…
Опубликовано в «Литературной Газете» с незначительными сокращениями
Печальное примечание. Подземельное выживание ослабило зрительное восприятие Белого света. После операции в областном центре особого улучшения не получилось – Сергей Александрович Потехин стал инвалидом по зрению. Так условия жизни корректируют творческие судьбы…
М. Базанков
А песни есть на его стихи, у кого не знаю, но есть точно. Сергей Потехин наш земляк, живёт в селе Костома, это км 20 от нашего городка. Живёт и правда как бомж. но не всем же великим талантам жить в Москве в апартаментах. Горжусь тем, что он мой земляк и современник.
Опубликовано в журнале "Юность" №1 за 1980 год.
Сергей Потехин
Живет в селе Костома Костромской области,
работает сторожем на колхозной ферме.
✩ ✩ ✩
От Земли до Луны
Тень твоя пролегла,
А в начале весны
Ты прозрачной была.
Собирал я росу
На хрустальных кустах,
Находил я в лесу
Гнезда розовых птах,
Но такую красу
Не встречал я нигде,
Ни в котором лесу,
Ни в котором гнезде.
Замолчал соловей.
Стали ночи длинны.
На дороге моей,
Как цветы, валуны.
Никуда их не деть,
Не пройти стороной,
Охраняет их тень
Меж Землей и Луной.
✩ ✩ ✩
Мы встретимся едва ль.
Дорогу замело.
Заботится январь,
Чтоб нам не повезло.
Тепло твоей руки
Осталось навсегда
У той большой реки,
Где не бывает льда.
С высокого холма
Сдувают снег ветра.
Не бросит нам зима
Лебяжьего пера.
Прощальные гудки,
Печальная вода
У той большой реки,
Где не бывает льда.
По улице пустой
Метелицы бегут.
Мне помнится костер
На дальнем берегу.
Потухли угольки,
Погашена звезда
У той большой реки,
Где не бывает льда.
Мы встретимся едва ль,
Дорогу замело.
Заботится январь,
Чтоб нам не повезло.
✩ ✩ ✩
Твои следы в мои следы
Ложатся плотно, совпадая.
Взлетают лебеди с воды,
Горластая, лихая стая.
Отважный миг, протяжный крик.
Земля под крыльями свинцова.
Вороний клюв, медвежий клык.
Весь берег страхом окольцован.
Когда-нибудь, кому-нибудь
Пушинка-перышко поможет.
Оно укажет светлый путь
И силу добрую умножит.
Твои следы, мои следы —
Всего лишь ветра колыханье.
По всей Земле цветут сады,
До нас доходит их дыханье.
✩ ✩ ✩
Между летом и весной
Нет границы четкой.
Посиди чуток со мной,
Глаз не прячь под челкой.
Светит солнце с высоты,
Все бы дни такие.
Отцветут одни цветы,
Зацветут другие.
Стая белых голубей
В синем небе вьется.
Смолкнет в роще соловей,
Иволга зальется.
От полуденного сна
Ветер травы будит.
У меня любовь одна.
И другой не будет.
✩ ✩ ✩
Неудачи мои, неуспехи —
Безобидный ребячий обман.
Отпусти мне грехи за орехи,
Я принес тебе полный карман.
Погрызем их, ядреных, каленых,
Погрызем, не жалея зубов.
Смотрят в окна озябшие клены —
Соучастники наших забот.
Потемнела листва золотая,
А морозец ее побелил.
Мне сказали, что ты занятая.
Занятая, а я полюбил.
Кто на грешной планете безгрешен?
Улыбаешься, ну и добро.
Раскусила ты крепкий орешек,
А внутри золотое ядро.
✩ ✩ ✩
Узелок с заплаткою
Позабыт под горкою.
Ищем правду сладкую,
А находим горькую.
Каменная лестница
Оказалась зыбкою
Горемыка крестится
Над своей ошибкою.
Голова расколется
В поисках решения.
Сердце успокоится
После разрушения.
Единица в табеле
Не итог учения.
Душу б не ограбили
Наши огорчения.
✩ ✩ ✩
Великолепные хоромы
Зима построила в саду.
В них поселились две вороны.
Я к ним за песнями приду.
Порасспрошу про жизнь воронью,
Порасскажу про жизнь свою.
Когда не будет посторонних,
И сам тихонечко спою.
Пускай послушают вещуньи,
Какая в мире благодать.
В любой мороз не стоит нюни,
Как желторотым, распускать.
Анатолий, спасибо за знакомство с интересным поэтом.
Вот нашла в сети документальный фильм о нем.
Действительно...неожиданно-такие замечательные стихи-Завалинка полна неожиданностей...спасибо Анатолию!
И человек Сергей редкостный
На данный момент у Сергея одиннадцать кошек, не считая котят.
Да, без сомнения, он — чудак. Кто бы ещё — скажите — отказался от хорошего жилья, которое ему когда-то предлагали?
Он же живёт в неказистом домишке, где зимой картошку, чтобы не помёрзла, приходится затаскивать на полати.
Кто бы ещё стал кормить целое кошачье стадо, существуя на мизерную пенсию, заработанную настоящими мозолями? Кто ещё может раздаривать свои тетради со стихами и глиняные поделки направо и налево просто так, от широты души?
Чтобы закрыть «кошачью тему», я расскажу об одном маленьком эпизоде из нашей встречи.
Когда пришла пора нам уезжать, мы помогли Сергею убрать со стола оставшиеся продукты: колбасу, сыр, консервы. Я унесла в дом тарелку со «снедью» и спохватилась: кошки! А Сергей сказал, что, мол, не жаль, если и «стянут» они что-то, но ведь разделить всё надо между ними поровну.
И это в нём очень глубоко сидит — жажда справедливости. В данном случае — для кошек, а мечтает он, без сомнения, о справедливо устроенном мире.
В быту он довольствуется самым малым. На вопрос, когда жилось ему лучше всего, он сказал: «При Брежневе». Уточнять мы не стали — в каком смысле «лучше», сам же он ничего более к сказанному не добавил.
Единственное, на что он пожаловался, так это на нехватку, порою, книг — конечно же, не каких попало, но тех авторов, произведения которых ему хотелось бы прочитать. Пантелеймона Романова, например. Или поэтов Леонида Сафронова и Николая Зиновьева.
За все годы нашего знакомства я с Сергеем встречалась не столь уж часто. На поэтических семинарах в Костроме он обычно занимал незаметное место где-нибудь в уголке и внимательно слушал, о чём говорили другие. Молчал не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что он не любил учить, предпочитая учиться.
Да, встречи наши не были частыми, но даже одно сознание, что Сергей Потехин живёт в своей Костоме, грело душу. А однажды, глухим декабрьским вечером, уже в потёмках, наши общие друзья привезли его в мою деревню Галузино — совершенно нежданно-негаданно, и потому для меня его появление было особенно радостным.
…Ветер гудит неистово.
Долог подъём и крут.
По звёздам я путь отыскивал,
По солнцу сверял маршрут.
А как же ещё иначе,
Если идёшь затем,
Чтоб солнце пылало ярче,
Чтоб звёзды светили всем…
ЕЛЕНА БАЛАШОВА-в гостях у Сергея Потехина
С.Потехин-член СП России
Потехин Сергей родился14 июня 1951 г. в селе Костома Галичского района Костромской области. Его отец – участник Великой Отечественной войны, колхозник; мать – работница санэпидемстанции.
Окончил среднюю школу в Костоме.
Учился в Галичском педагогическом училище, но не окончил его.
Получил профессию маляра-штукатура, но работал скотником и пастухом на ферме.
Служил в армии.
Стихи начал писать после службы в армии.
Они были опубликованы в областных газетах и альманахах Верхне-Волжского книжного издательства; там же вышел и первый сборник стихов «Околица».
Стихи Сергея Потехина публиковались и в центральных газетах и журналах: «Литературная Россия», «Юность», «Огонёк», «Сибирские огни» – и в др. изданиях.
В разное время у него вышли сборники стихов:
«Людские обычаи», «Молодой бобыль», «Путеводная звезда», «Снежная дева», «Слеза на песке», «А музыка народная».
На стихи С. Потехина написаны песни.
Член СП России.
Сергей в молодости
В разное время у него вышли сборники стихов «Путеводная звезда» (1991 г.), «Слеза на песке» (1992 г.), «Людские обычаи», «Молодой бобыль» (1993 г.), «Снежная дева» (1995 г.). «А музыка народная» (2001).
На эти годы приходится пик жизненных трудностей, и значительные творческие достижения Сергея Потехина. Он активно занимается глиняной скульптурой, участвует в семинарах и выставках.
В 2013 году друзья поэта издали сборник «Стихи», а в 2014 году поэзия Сергея нашла своего благодарного читателя и в Америке. Его начали печатать в русскоязычных газетах и журналах США.
На стихи Сергея Потехина написаны песни, которые исполняют Лев Лещенко и Ольга Сорокина.
Нашла одну песню!!!!
Лев Лещенко
Мы встретимся едва ли (муз. И. Любинский, сл. С. Потехин)
Мы встретимся едва ль-дорогу замело,
Заботится январь, чтоб нам не повезло.
Тепло твоей руки осталось навсегда
У той большой реки, где не бывает льда.
С высокого холма сдувает снег ветра
Не бросит нам зима лебяжьего пера.
Прощальные гудки, печальная вода
У той большой реки, где не бывает льда.
По улице пустой метелицы бегут,
Мне помнится костер на дальнем берегу.
Потухли огоньки, погашена звезда
У той большой реки,
Где не бывает льда......
Мы встретимся едва ль.
Дорогу замело.
Заботится январь,
Чтоб нам не повезло........
Сергей Потехин.
Илья Любинский-Сергей Потехин-Ласка нужна и кошке
Илья Любинский-Сергей Потехин-Ласка нужна и кошке
Ира, спасибо за документальный фильм о Сергее Потехине!
И еще маленький рассказ о Потехине и стихи его.
Нашла барда Ивана Вдовина-У той большой реки(Мы встретимся едва ль)-текст С. Потехина Мелодия Вдовина мне нравится больше, а стихи Потехина-
Татьяна, большое спасибо за все добавления! А Вдовин действительно лучше.
Моя благодарность также Ирине и Сэмюэлю! Рад, что поэзия Сергея Потехина нашла отклик в ваших сердцах! (Немного высокопарно, уж извините.)
Ой, как приятно читать, что труды поиска не напрасны...спасибо, Анатолий))))) Поиски песен на стихи Потехина продолжу
Мне тоже нравится Иван Вдовин .
Не по теме, просто за добрые слова подарочек вам и Рексу от Е.Евтушенко и барда Ивана Вдовина
И всё-таки прав Рубцов, написав о поэзии :"и НЕ ОНА ОТ НАС ЗАВИСИТ, А МЫ ЗАВИСИМ ОТ НЕЁ", Появился ПОЭТ и мы зависли. И пытаемся опоэтизировать всё, что соприкасается с ней - самого Поэта, его жилище, Калугу, возникли бард Вдовин, симпатяга пес Рекс, большая река, где не бывает льда ... и т.д.
Костромская область, Костома Галичского района
Костома — древнее село, находится оно более чем в 30 километрах от Галича. Дорога — сначала выбитый асфальт, а за Россоловом начинается насыпная, гравийная, местами невыносимо тряская. Мелькают поля, луга, перелески, долго тянется лес, и вот перед нами распахивается ширь необъятная: линия горизонта отодвигается вдаль и ввысь — это и есть Костома.
Село стоит на крутом берегу реки Тёбзы.
Если спуститься вниз, к реке, и повернуть налево — увидишь хутор, где живёт Сергей Потехин.
Усадьба Сергея (да, это именно усадьба) — в низине, у реки.
От села это ещё километра полтора-два. Всё в усадьбе в идеальном порядке: трава окошена, грядки с огородной мелочью и картошкой прополоты; всё растёт, цветёт и даёт плоды в свои сроки. На территории усадьбы насажены ели, дубки, орешник… Сколько тут положено труда, знает только сам Сергей. Ведь каждое деревце надо было посадить, поливать, лелеять..........
Вид на Костому со стороны хутора-«усадьбы» С. А. Потехина. Фото В. Ладейщикова. 2011 г.
На «усадьбе» поэта. На переднем плане — Е.Л. Балашова. Фото В. Ладейщикова. 2011 г.
Заброшенные деревни Костромской области...читаю-душа болит, как будто я там жила когда-то
Как же жалко, и какая там красота-природа просто обалденная... и тишина.
А жил бы Сергей в городе-не писал бы такие стихи.
Троицкая церковь в селе Митино Галичского района Костромской области.
Интересный старый любительский фильм о Потехине....
«Съёмки были сделаны осенью 1996 и весной 1997 года. Сам фильм был смонтирован в 2005 году. Я вернулся в Галич в мае 1995 г. и очень хотел лично познакомиться с Сергеем. Меня очень интересовал вопрос — откуда Сергей черпает информацию. Есть ли у него библиотека? Поскольку, читая его стихи, находишь сравнения и метафоры, где встречается и мифология, и средневековые герои, и т.п., и в то же время знаешь, что у него нет элементарного радио, нет электричества. В его библиотеке тогда было несколько стареньких школьных учебников по русскому языку и литературе и толстая книга самиздата какого-то баптиста из Кирова, который хотел бы видеть Сергея в своих рядах. Сергей сказал, что это чтиво ему не нравится. Я в то время не знал, что в Костоме была неплохая библиотека и Сергей был её читателем».
Житье-Бытье Сергея Потехина.....
И стихи, стихи.
Ногам не даю покоя.
Хоромы мне стали тесными.
Брожу над ночной рекою,
Русалок прельщаю песнями.
У лешего храп могучий.
Лохматому все до лампочки.
Я елкам, сбежавшим с кручи,
Приветливо глажу лапочки
................
Вырос в поле
Глупенький
Василек
Голубенький.
Не понять ему
Никак
Почему же
Он-
Сорняк?
.................
СОН)))))))
Вот и вместе мы с тобой
Где была ты раньше!?
Я ,конечно, не ковбой,
А изба -не ранчо
Никакой пока беды-
Говорим да курим.
Но под галстуком кадык
Дергается, дурень
Костромских глухих лесов
Не видавши сроду
Ты набросила лассо
На мою свободу...
Нет обратного пути
Нет билета в кассе
Неужель с ума сойти
Мне в твоем Техасе))))))
Может, лежа на боку,
Снова выпить зелья?
И приснится ж мужику
Экое с похмелья..............)))))
Для информации. Сегодня, 19.03.2017 г. канал НТВ в 16.10 (Москва плюс 2 часа) показал в программе "Сегодня"сюжет О Сергее Потехине. Наконец-то в его домик в лесу провели линию электропередачи, он читал стихи, по радио в доме звучал Лещенко, пел "У той большой реки" и т.п. Я записал цифровой приставкой (расширение mts) , но не могу выставить здесь. Думаю, если кто-то захочет, сделает это. Да, бард Вдовин с песней "У той большой реки" гораздо привлекательней Лещенко.
Точно. Куда бард Вдовин лучше спел, чем Лещенко.Лещенко есть у меня, и все хочется стереть))))Только текст портит.
Ой. Здравствуйте, Вл. Ал.Спасибо за добрую весть о позитивных изменениях в быте Сергея Потехина, это приятно.
Да-да! Так неожиданно.. Но стихи надо перечитывать, тогда и комментировать. Навскидку - да, что-то похожее на есенинское, что-то на рубцовское, но в целом, конечно, своё, неординарное и удивительно талантливое.-