- Шаляпин Федор Иванович Дата рождения: 13 февраля 1873 года Дата смерти: 12 апреля 1938 года
БИОГРАФИЯ И ТВОРЧЕСТВО ФЕДОРА ШАЛЯПИНА
Созданные великим певцом оперные образы уникальны и до сих пор остаются никем непревзойденными. Повторить их можно, но превзойти Шаляпина — нельзя. Это Мельник («Русалка» А. Даргомыжского), Борис Годунов и монах Варлаам («Борис Годунов» М. Мусоргского), Иван Сусанин («Иван Сусанин» М. Глинки), Иван Грозный («Псковитянка» Н. Римского-Корсакова). В западноевропейской опере это образы Мефистофеля в «Мефистофеле» А. Бойто и «Фаусте» Ш. Гуно, Дона Базилио в «Севильском цирюльнике» Дж. Россини.
Вершины Шаляпина в вокально-камерной музыке также хорошо всем известны: «Блоха» М. Мусоргского, «Ночной смотр» М. Глинки, «Два гренадера» Р. Шумана... И, конечно же, русские народные песни: «Дубинушка», «Из-за острова на стрежень», «Не велят Маше за реченьку ходить», «Ноченька» и многие-многие другие.
Федор Иванович Шаляпин родился 1 февраля по старому стилю 1873 года в Казани в бедной семье бывшего крестьянина из деревни Сырцово Вятской губернии Ивана Яковлевича Шаляпина. Поскольку в семье недоставало денег, Федору рано пришлось пойти работать: он был учеником сапожника, резчиком по дереву, переписчиком бумаг, столяром, токарем.
ДЕТСТВО ФЕДОРА ШАЛЯПИНА
Уже в детстве у Шаляпина обнаружился красивый голос (дискант). Федор часто подпевал матери, «подлаживая голос». С девяти лет он пел в церковных хорах и мечтал научиться играть на скрипке.
С двенадцати лет Федор Шаляпин стал участвовать в спектаклях гастролировавшей в Казани театральной труппы в качестве статиста. Но отец его был весьма недоволен актерскими увлечениями сына: «В дворники надо идти, скважина, в дворники, а не в театр! Дворником надо быть, и будет у тебя кусок хлеба...»
Пятнадцатилетний Шаляпин обратился в дирекцию театра в Казани с просьбой прослушать его и принять в хористы. Но из-за мутации голоса на прослушивании он спел плохо. Вместо Шаляпина в хористы приняли какого-то долговязого девятнадцатилетнего парня, с «окающим» говором. Этого долговязого конкурента Шаляпин надолго возненавидел. Когда спустя многие годы он познакомился в Нижнем Новгороде с Максимом Горьким и рассказал ему о своей первой неудаче, Горький рассмеялся:
— Дорогой Феденька, так это ж был я! Меня, правда, скоро выгнали из хора, потому что голоса у меня вообще не было никакого...
Но несмотря ни на что, любовь к театру со временем у Шаляпина только крепла. Она приводила юношу в разные театральные труппы, с которыми он ездил по городам Поволжья, Кавказа, Средней Азии. В это время Шаляпин подрабатывал то на пристани крючником, то грузчиком, нередко он ночевал под открытым небом на скамейках и часто голодал.
НАЧАЛО ТВОРЧЕСКОЙ КАРЬЕРЫ ПЕВЦА ФЕДОРА ШАЛЯПИНА
Театральная карьера Шаляпина пока складывалась непросто. Правда, Федор уже дорос до главного статиста в театре. Ему поручили бессловесную роль кардинала, который должен был торжественно проследовать через всю сцену в сопровождении свиты. Перед выходом на сцену Шаляпин так волновался, что у него дрожали руки и ноги. Он долго объяснял младшим статистам их обязанности, предвкушая, как ахнет зал от их величественного шествия.
— Следуйте за мной и делайте все так же, как я, — приказал свите Шаляпин и вышел на сцену.
Но едва он сделал несколько шагов по сцене, как наступил на край своей длинной красной мантии и рухнул на пол. Сопровождавшая кардинала свита решила, что так и надо, и тоже упала. Шаляпин героически пытался встать на ноги, выпутаться из широкой кардинальской мантии, но безуспешно. Он так и прополз на четвереньках через всю сцену. За ним так же на четвереньках проползла и свита. Публика хохотала до колик. Едва Шаляпин приполз за кулисы, как его схватил взбешенный режиссер и спустил с лестницы, дав пинка под зад, и вдогонку сказал, чтобы статист больше и близко не смел подходить к театру.
Дебют Шаляпина, как оперного певца, состоялся 18 декабря 1890 года. Он спел партию Стольника в опере Монюшко «Галька» на сцене городского театра в Уфе.
Певец Федор Шаляпин с другом писателем Максимом Горьким
«По-видимому, и в скромном амплуа хориста я успел выказать мою природную музыкальность и недурные голосовые средства. Когда однажды один из баритонов труппы внезапно, накануне спектакля, почему-то отказался от роли Стольника в опере Монюшко «Галька», а заменить его в труппе было некем, то антрепренер Семенов-Самарский обратился ко мне — не соглашусь ли я спеть эту партию. Несмотря на мою крайнюю застенчивость, я согласился. Это было слишком соблазнительно: первая в жизни серьезная роль. Я быстро разучил партию и выступил.
Несмотря на печальный инцидент в этом спектакле (я сел на сцене мимо стула), Семенов-Самарский все же был растроган и моим пением, и добросовестным желанием изобразить нечто похожее на польского магната. Он прибавил мне к жалованью пять рублей и стал также поручать мне другие роли. Я до сих пор суеверно думаю: хороший признак новичку в первом спектакле на сцене при публике сесть мимо стула. Всю последующую карьеру я, однако, зорко следил за креслом и опасался не только сесть мимо, но и садиться в кресло другого...
В этот первый мой сезон я спел еще Фернандо в «Трубадуре» и Неизвестного в «Аскольдовой молгиле». Успех окончательно укрепил во мне решение посвятить себя театру».
ЖИЗНЬ ФЕДОРА ШАЛЯПИНА В ТИФЛИСЕ
Вскоре Шаляпин перебирается в Тифлис, где берет бесплатные уроки пения у известного певца Дмитрия Усатова, и выступает в любительских и ученических концертах.
Из Тифлиса Шаляпин в 1894 году переехал в Петербург и поступил в частный оперный театр Панаева. Затем Шаляпина пригласили в Мариинский театр, где он дебютировал 5 апреля 1895 года в партии Мефистофеля в опере Ш. Гуно «Фауст».
Незадолго до этого Шаляпин женился на известной итальянской балерине Поле Торнаги (урожденной Ло-Прести, на сцене же она выступала под фамилией Торнаги).
ЭЙ, УХНЕМ! Русская народная песня. Исполняет: ФЁДОР ШАЛЯПИН.
РАСЦВЕТ ТВОРЧЕСТВА ФЕДОРА ШАЛЯПИНА
В 1896 году С. Мамонтов пригласил Шаляпина в Московскую частную оперу, где Федор Иванович сразу же стал ведущим артистом. Он пел Ивана Грозного в «Псковитянке» Н. Римского-Корсакова (1896), Досифея в «Хованщине» М. Мусоргского (1897), Бориса Годунова в одноименной опере М. Мусоргского (1898) и другие ведущие оперные партии. В театре он познакомился с выдающимися художниками того времени: И. Левитаном, В. Серовым, М. Врубелем, В. Поленовым, В. и А. Васнецовыми, К. Коровиным и дружил с ними долгие годы.
Несколько оперных партий Шаляпин подготовил вместе с начинающим тогда композитором и дирижером Сергеем Рахманиновым, дружбу с которым Федор Иванович поддерживал до конца своих дней.
О Шаляпине в Мамонтовской частной опере Константин Коровин вспоминает: «Быстро одеваясь и гримируясь, Шаляпин говорил, смеясь, дирижеру Труффи:
— Вы, маэстро, не забудьте, пожалуйста, мои эффектные фермато.
Потом, положив ему руку на плечо, сказал серьезно:
— Труффочка, помнишь, там не четыре, а пять. Помни паузу...
Публика наполнила театр. Труффи сел за пульт. Раздались нетерпеливые хлопки публики. Началась увертюра.
После арии Сусанина «Чую правду» публика была ошеломлена. Шаляпина вызывали без конца...
Ф.И.Шаляпин с отцом И.Я.Шаляпиным и братом Василием. 1898 г.
К Мамонтову в ложу пришли Витте и другие и выражали свой восторг. Мамонтов привел Шаляпина со сцены в ложу. Все удивлялись его молодости. За ужином, после спектакля, на котором собрались артисты и друзья, Шаляпин сидел, окруженный артистками, и там шел несмолкаемый хохот...
— Это такая особенная человека! — говорил Труффи. — Но такой таланта я вижу в первый раз...
Шаляпин и в Грозном был изумителен. Помню первое впечатление. Я слушал, как Шаляпин пел Бориса, из ложи Теляковского. Это было совершенно и восхитительно. В антракте я пошел за кулисы. Шаляпин стоял в бармах Бориса. Я подошел к нему и сказал:
— Ну, знаешь ли, сегодня ты в ударе.
— Сегодня, — сказал Шаляпин, — понимаешь ли, я почувствовал, что я в самом деле Борис. Ей-богу! Не с ума ли я сошел?
— Не знаю, — ответил я. — Но только сходи с ума почаще...
Публика была потрясена. Вызовам, крикам и аплодисментам не было конца. Артисты это называют «войти в роль». Но Шаляпин больше чем входил в роль, — он поистине перевоплощался. В этом тайна его души, его гения.
Когда я в ложе рассказал Теляковскому, что Шаляпин сегодня вообразил себя подлинным Борисом, тот ответил:
— Да, он изумителен сегодня. Но причина, кажется, другая. Сегодня он поссорился с Купером, с парикмахером, с хором, а после ссор он поет всегда, как бы утверждая свое величие... Во многом он прав. Ведь он в понимании музыки выше всех здесь».
Осенью 1899 года Шаляпин становится ведущим солистом сразу двух театров — Большого и Мариинского.
Федор Шаляпин. Элегия. Романс. Old Russian Romance.
В 1901 году в миланском театре «Ла Скала» Шаляпин с огромным успехом спел партию Мефистофеля в одноименной опере А. Бойто, в этом спектакле пел и Э. Карузо, а дирижировал спектаклем не менее великий, чем певцы, дирижер А. Тосканини.
С 1904 года Шаляпин уже регулярно гастролировал во многих странах мира. В 1904-м — в Риме, в 1905-м — в Монте-Карло и Оранж (Франция), в 1907-м — в Берлине, в 1908-м — в Нью-Йорке и Париже, в 1913-1914-х годах — в Лондоне.
Федор Иванович был в дружеских отношениях со многими великими деятелями искусства и литературы своего времени: Энрико Карузо, Тоти Даль Монте, Анной Павловой, Морисом Равелем, Чарли Чаплиным, Гербертом Уэллсом.
Однажды, находясь на отдыхе в Монте-Карло, он прогуливался по улицам вместе со своим личным секретарем Исаем Дворищиным и случайно встретил Энрико Карузо, который тоже отдыхал в Монте-Карло. Оба очень обрадовались встрече. Шаляпин тут же решил разыграть Карузо и, представив Исая Дворищина как нового совершенно уникального тенора, попросил Карузо прослушать своего секретаря. Карузо неохотно согласился.
В назначенный день Шаляпин с секретарем пришли к Карузо. Исай Дворищин (а он когда-то был тенором и пел в хоре) начал петь арию герцога из «Риголетто», Шаляпин сделал вид, что завороженно слушает. На лице Карузо появилось недоумение. Исай продолжал петь, Карузо, ничего не понимая, смотрел уже только на Шаляпина, который по-прежнему был весь поглощен пением. Наконец Исай взял верхнюю ноту и пустил «петуха». Карузо не выдержал и замахал руками: «Хватит, хватит!» — вскричал он. Тут Шаляпин тоже не выдержал, расхохотался, бросился обнимать Энрико и просить прощения за жестокую для ушей великого Карузо шутку.
Прибытие Ф.И. Шаляпина в Шанхай. С ним его дочь Дася.
Шаляпин был художником с большой буквы. Он слыл и весьма неплохим рисовальщиком, занимался скульптурой, писал стихи и прозу. Его высокий бас, поставленный от природы, звучал бархатисто и мощно. Эффект его художественного перевоплощения на сцене просто изумлял. Особое внимание Шаляпин уделял гриму и костюму. Его жесты на сцене были отточены и выразительны. А в сфере драматического искусства на оперной сцене Шаляпин просто не знал себе равных.
Итальянский дирижер и композитор Д. Гавадзени писал: «Новаторство Шаляпина в сфере драматической правды оперного искусства оказало сильное влияние на итальянский театр... Драматическое искусство великого русского артиста оставило глубокий и непреходящий след не только в области исполнения русских опер итальянскими певцами, но и в целом на всем стиле их вокально-сценической интерпретации, в том числе произведений Верди...»
Однажды в Большом театре шла опера «Дон Карлос». Партию Филиппа пел Шаляпин, а великого инквизитора — Василий Петров.
Петров преклонялся перед гением Шаляпина, а тот, в свою очередь, очень высоко ценил талант и голос Петрова. Стоя за кулисами, перед началом третьего действия, Петров сказал Федору Ивановичу:
— А ведь я тебя сегодня перепою, Федя!
— Нет, Вася, не перепоешь! — уверенно ответил Шаляпин.
— Перепою!
— Нет, не перепоешь!
Начался третий акт.
Петров, обладавший могучим голосом, завершил фразу громоподобным раскатом, который заглушил оркестр и заполнил весь театр — от партера до галерки.
Ф. И. Шаляпин с сыном Борисом.
Шаляпин мгновенно понял, что это перекрыть громкостью уже нельзя. И на слова великого инквизитора король Филипп неожиданно ответил шепотом. Он прошептал свою реплику в абсолютной тишине, и от этих слов, гениально произнесенных Шаляпиным, в зале буквально повеяло зловещим холодом.
Успех был полный, и овация продолжалась несколько минут.
Когда занавес закрылся, Шаляпин сказал Петрову:
— Вот и все, Вася! А ты орешь...
Вот еще один общеизвестный эпизод из жизни артиста: как-то раз в компании, где было много актеров, разгорелся спор о том, что такое искусство. Шаляпин незаметно удалился в соседнюю комнату. Потом внезапно распахнул дверь, встал на пороге смертельно бледный, со взъерошенными волосами, дрожащими губами, с полными ужаса глазами и произнес:
— Пожар!
Поднялась паника, крики... Но Шаляпин вдруг рассмеялся:
— Теперь понятно вам, что такое искусство?..
Разумеется, никакого пожара не было.
Газетчики всегда любили подсчитывать, сколько Шаляпин зарабатывает. Ходили слухи, что он был человеком довольно жадным до денег. И. Бунин писал о Шаляпине: «Деньги он любил, почти никогда не пел с благотворительными целями, любил говорить: «Бесплатно только птички поют».
Бунин был недалек от правды. Действительно, в первые два десятилетия своей артистической деятельности Шаляпин редко соглашался на благотворительные выступления. Но во время Первой мировой войны, когда гастрольные поездки Шаляпина прекратились, он на свои средства открыл два лазарета для раненых солдат, однако этот благотворительный поступок певец особо не афишировал.
В 1917 году и после революции он часто давал благотворительные концерты, особенно перед рабочей аудиторией. (Правда, некоторые концерты были «добровольно-принудительные».) За концерты или спектакли со своим участием он всегда запрашивал огромные гонорары — и ему платили, потому что Шаляпин был уникален. Среди певцов он получал в России самые высокие гонорары.
Несмотря на очень высокие доходы Федор Иванович отличался большой щепетильностью по поводу расходов. Ему всегда казалось, что с него непременно хотят взять лишнее. Константин Коровин вспоминает о таком случае: «В магазине Шанкс на Кузнецком мосту он увидел как-то в окне палку. Палка понравилась. Шаляпин зашел в магазин. Приказчик, увидев его, с поклоном подал ему палку. Шаляпин долго ее примерял, осматривал, ходил по магазину.
— А ручка эта металлическая?
— Серебряная.
— Что ж стоит эта палка?
— Пятьдесят рублей.
— Что-то очень дорого.
— Что же для вас-то, Федор Иванович, пятьдесят рублей? — имел неосторожность сказать приказчик.
— То есть что значит — для вас? Что я, на улице, что ли, деньги нахожу?..
И пошло... Собрались приказчики, пришел заведывающий.
— Как он смеет мне говорить «для вас»?..
И Шаляпин в гневе ушел из магазина, не купив палки...»
Он всегда возмущался людьми, которые считали труд артиста легким.
— Они напоминают мне, — говорил он, — одного извозчика, который как-то вез меня по Москве.
— А ты, барин, чем занимаешься? — спрашивает он меня.
— Да вот пою.
— Я не про то. Я спрашиваю, чего работаешь? Петь — это все поем. И я пою, когда скучно станет. Я спрашиваю — ты чего делаешь?
До 1917 года Шаляпин сделал довольно внушительное состояние, но после революции он был почти разорен. Деньги Федор Иванович вкладывал в ценные бумаги и акции, которые после 1917 года превратились в ни кому не нужную макулатуру.
С.Лобовиков. Отец Фёдора Шаляпина – И.Я.Шаляпин.
Во время революции дом Шаляпина часто подвергался неожиданным ночным обыскам. Искали золото, бриллианты, чтобы конфисковать. Однажды конфисковали серебряные ложки и вилки, а также двести бутылок французского вина. Шаляпин тогда пожаловался Зиновьеву:
— Я понимаю — революция. И, в сущности, я не против обысков, но нельзя ли обыскивать меня в удобное для меня время, с восьми до девяти, например?»
После 1917 года Шаляпин занимался переустройством бывших императорских театров, был выборным членом дирекций Большого и Мариинского театров. В 1918 году руководил художественной частью Мариинского театра. В том же 1918 году он первым из деятелей искусства удостоился звания Народного артиста Республики.
После революции Федор Иванович все чаще начинает испытывать давление в своей творческой жизни. Раздаются призывы «поставить его талант на службу народу», «социализировать» певца. Нередко высказываются сомнения по поводу «классовой преданности» знаменитого артиста. Были попытки привлечь семью Шаляпина к трудовой повинности.
В пору революционных событий возбужденный Шаляпин обратился однажды к одному из своих лучших друзей, Коровину:
— Меня сегодня обязали выступить перед конными матросами. Скажи мне, ради Бога, что такое конные матросы?
— Не знаю, что такое конные матросы, — мрачно ответил Коровин, — но уезжать надо...
Уверенности в завтрашнем дне у певца не было никакой. В своих воспоминаниях Федор Иванович пишет: «Если из первой моей поездки за границу я вернулся в Петербург с некоторой надеждой как-нибудь вырваться на волю, то из второй я вернулся домой с твердым намерением осуществить эту мечту. Я убедился, что за границей я могу жить более спокойно, более независимо, не отдавая никому ни в чем никаких отчетов, не спрашивая, как ученик приготовительного класса, можно ли выйти или нельзя...
Жить за границей одному, без любимой семьи, мне не мыслилось, а выезд со всей семьей был, конечно, сложнее — разрешат ли?.. Я стал развивать мысль, что мои выступления за границей приносят советской власти пользу, делают ей большую рекламу. «Вот, дескать, какие в «советах» живут и процветают артисты!..»
К моей мысли, однако, отнеслись серьезно и весьма благосклонно. Скоро в моем кармане лежало заветное разрешение мне выехать за границу с моей семьей...
Однако в Москве оставалась моя дочь, которая замужем, моя первая жена и мои сыновья. Я не хотел подвергать их каким-нибудь неприятностям в Москве и поэтому обратился к Дзержинскому с просьбой не делать поспешных заключений из каких бы то ни было сообщений обо мне в иностранной печати. Может ведь найтись предприимчивый репортер, который напечатает сенсационное со мною интервью, а оно мне и не снилось. Дзержинский меня внимательно выслушал и сказал: — «Хорошо».
Спустя две-три недели после этого, в раннее летнее утро, на одной из набережных Невы я с семьей стоял на палубе. Мы махали платками. А мои дражайшие музыканты Мариинского оркестра, старые мои кровные сослуживцы, разыгрывали марши.
Когда же двинулся пароход, с кормы которого я, сняв шляпу, махал ею и кланялся им — то в этот грустный для меня момент, грустный потому, что я уже знал, что долго не вернусь на родину, — музыканты заиграли «Интернационал»... Так, на глазах у моих друзей, в холодных прозрачных водах Царицы-Невы растаял навсегда мнимый большевик — Шаляпин».
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ФЕДОРА ШАЛЯПИНА
Весной 1922 года великий русский певец навсегда покинул родину. К этому времени Федор Иванович уже разошелся со своей первой женой Полой и женился на Марие Валентиновне Элухен, в первом замужестве Петцольд. Бывшая жена Шаляпина — Пола Игнатьевна Торнаги-Шаляпина и ее дочь Ирина остались в Москве. Вместе с Федором Ивановичем в Париже обосновались остальные его дети от первого брака — Борис, Федор, Татьяна и Лидия, а также его дети от второй жены — Марии Валентиновны — Марина, Марфа и Дассия.
Певец Федор Шаляпин с женой Ионой Торнаги
За границей Шаляпин начинает свою многолетнюю неутомимую, почти безостановочную гастрольную деятельность. Он побывал во многих странах мира, в том числе в Англии, Америке и Канаде, а также в Китае, Японии и на Гавайских островах.
Об этом периоде своей жизни Федор Иванович вспоминает: «К этому времени, благодаря успеху в разных странах Европы, а главным образом, в Америке, мои материальные дела оказались в отличном состоянии. Выехав несколько лет тому назад из России нищим, я теперь могу устроить себе хороший дом, обставленный по моему собственному вкусу...»
А. Вертинский вспоминает: «Шаляпин любил семью и ничего не жалел для нее. А семья была немалая — десять человек детей. Он работал для семьи. Три раза он зарабатывал себе состояние. Первый раз в царской России — это все осталось там после его отъезда. Второй раз - за границей. Объездив весь мир, получая большие гонорары, он был уже почти у цели.
— Еще год-два попою и брошу! — говорил он мне...»
И Шаляпин соглашался петь почти везде. Его часто приглашали на званые вечера, чтобы он пел для именитых гостей, хотя это ему не всегда нравилось. Однажды в Чикаго некий миллионер пригласил Шаляпина выступить на званом вечере. Об этом эпизоде, со слов Шаляпина, вспоминает А. Вертинский: «Один из местных миллионеров давал большой прием у себя в саду. Желая доставить гостям удовольствие, миллионер решил пригласить Шаляпина. Заехав к нему в отель, он, познакомившись, осведомился о цене.
Шаляпин спросил с него десять тысяч долларов за выступление. Миллионера возмутила эта цифра. Десять тысяч за два-три романса! Это было поистине сказочно много! И вот, чтобы сохранить лицо и чтобы не задеть Шаляпина, он сказал:
— Хорошо, я заплачу вам эту сумму, но в таком случае я не могу пригласить вас к себе в дом наравне с остальными гостями. Вы не будете моим гостем и не сможете сидеть за нашим столом. Вы будете петь в саду, в кустах!
Шаляпин рассмеялся и согласился. В назначенный срок он нарочно приехал в самом скромном и старом своем костюме («Все равно меня никто не увидит») и пел как ни в чем не бывало. Гости, бросив накрытый стол, кинулись в сад и обнаружив в кустах Шаляпина, выражали ему свой восторг. Миллионер был посрамлен. А деньги Федор Иванович получил вперед...
Ф.И.Шаляпин. 1936 г.
Все почти свои деньги, сделанные им за границей, он держал в американских бумагах. Состояние его было огромно. Но в один прекрасный день, очень памятный для многих, случился крах. Эта была знаменитая «черная пятница» на нью-йоркской бирже. В этот день многие из миллионеров стали нищими. Почти все потерял и Шаляпин. Пришлось сызнова составлять состояние, чтобы обеспечить семью.
В третий раз начал Федор Иванович упорно работать. Но годы брали свое. Он устал. Сборы были уже не те. Гонорары сократились. Он уже пел подряд, город за городом. И не выбирал места своих гастролей...»
Шаляпин недурно рисовал, и не только на бумаге, но на салфетках, скатертях, — что под руку попадало. Часто, после окончания спектакля, он заезжал с друзьями в ресторан поужинать и оставлял на скатерти свои рисунки, к большому удовольствию владельца ресторана. Эта привычка — рисовать в ресторане — сохранилась у него до конца жизни.
А. Вертинский так вспоминал о своей встрече с Шаляпиным в Праге: «Однажды мы сидели с ним в Праге, в кабачке у Куманова, после его концерта... После ужина Шаляпин взял карандаш и начал рисовать на скатерти. Рисовал он довольно хорошо. Когда ужин кончился и мы расплатились, хозяйка догнала нас уже на улице. Не зная, что это Шаляпин, она набросилась на Федора Ивановича, крича:
— Вы испортили мою скатерть! Заплатите за нее десять крон!
Шаляпин подумал:
— Хорошо, — сказал он, — я заплачу десять крон, но скатерть возьму с собой!
Хозяйка принесла скатерть и получила деньги, но, пока мы ждали машину, ей уже объяснили в чем дело.
— Дура, — сказал ей один из приятелей, — ты бы выставила эту скатерть в раму под стекло и повесила в зале как доказательство того, что у тебя был Шаляпин. И все бы ходили к тебе и смотрели.
Хозяйка вернулась и протянула с извинением десять крон, прося вернуть скатерть обратно.
Шаляпин покачал головой:
— Простите, мадам, — сказал он, — скатерть моя, я купил ее у вас. А теперь, если вам угодно ее получить обратно, пятьдесят крон!
Хозяйка безмолвно заплатила деньги».
Без преувеличения можно сказать — ни один артист в мире не имел такого абсолютного признания, как Шаляпин. Все склонялись перед ним. Его имя горело яркой звездой. Тех почестей, тех восторгов, которые выпали на его долю, не имел никто.
На многократные настойчивые приглашения из Советской России, присылавшиеся Шаляпину Наркомпросом, он отвечал вежливым отказом. Эти переговоры растянулись на много лет, в конце концов народного комиссара просвещения Луначарского обвинили в том, что он слишком либерален к человеку, покинувшему родину, и последовало требование лишить Шаляпина звания Народного артиста. И 24 августа 1927 года постановлением Совнаркома Шаляпин был лишен этого звания.
26 августа 1927 года Луначарский выступил в «Красной газете»: «Предложение взять обратно дарованное Шаляпину звание возникало в правительственных кругах неоднократно, но каждый раз думали, что, может быть, оно преждевременно, что Шаляпин поймет свой долг и приедет на родину. Приходилось слышать заявления друзей Шаляпина о том, что он действительно слишком связан своими обязательствами «материального характера» по отношению к разным антрепризам. Но все прекрасно знают, что Шаляпин заработал огромные деньги, составил себе немаленькое состояние, и ссылки такого человека на денежный характер его препятствий к приезду на несколько месяцев в свою страну не только кажутся неубедительными, но носят в себе нечто смешное и отталкивающее.
Единственно правильным выходом из создавшегося положения было бы для Шаляпина, несмотря на лишение его звания народного артиста, приехать в Россию и здесь своим огромным талантом искупить слишком дорогую разлуку.
Ф.И.Шаляпин. 1900 г.
Я глубоко убежден, что при желании Шаляпин мог бы и теперь восстановить нормальные отношения с народом, из которого он вышел и принадлежностью к которому гордится. Во время всяких слухов о некорректных поступках Шаляпина за границей некоторые журналисты начали поговаривать о том, что он и вообще-то не талантлив, и еще многое в этом роде. Это, конечно, смешно, нам не к лицу маскировать чисто политический и вполне оправданный шаг какими-то рассуждениями лисицы о незрелом винограде. Ни в коем случае нельзя отрицать, что Шаляпин сохранил в очень большой мере свои необыкновенные голосовые данные и остается тем же замечательным артистом, каким был...»
Сразу же после этой публикации Луначарскому позвонил Сталин и высказал неодобрение по поводу излишне мягкого тона статьи.
Маяковский, обвиняя Горького в затянувшемся пребывании на Капри, писал о Шаляпине в духе времени:
«Или жить вам,
как живет Шаляпин,
раздушенными аплодисментами оляпин?
Вернись
теперь
такой артист
назад
на русские рублики —
я первый крикну:
— Обратно катись,
народный артист республики!..»
В 1929 году Шаляпин жил в Риме, там он в последний раз встретился со своим давним другом — Максимом Горьким, которому так и не удалось уговорить певца вернуться на родину. А в 1930 году Горький написал резкое письмо, в котором высказывался о певце в оскорбительном тоне. Шаляпин тогда с горечью сказал, что «потерял лучшего друга».
С 1930 года Федор Иванович начал выступать в труппе «Русская опера», чьи спектакли пользовались огромным успехом. Триумфальный успех в Париже имели оперные спектакли с участием Шаляпина — «Борис Годунов» М. Мусоргского, «Князь Игорь» А. Бородина и «Русалка» А. Даргомыжского.
В 1932 году Шаляпин снялся в одном из первых звуковых фильмов «Дон Кихот», который также пользовался большим успехом у зрителей.
Федор Иванович награжден орденами Почетного легиона 3-х степеней. Первое награждение было подписано президентом Французской республики К.А. Фальером в 1908 году, после завершения дягилевского сезона в Париже. Следующее награждение 2 ноября 1916 года по распоряжению президента Франции Р. Пуанкаре. Третий командорский крест Почетного легиона Шаляпин получил 30 июля 1933 года.
Всего в репертуаре певца было около оперных 70 партий и примерно 400 песен и романсов. За 1920-е — 1930-е годы Шаляпин сделал приблизительно 300 грамзаписей.
ПАМЯТЬ
В последние годы жизни Федор Иванович очень тосковал по России. Новых оперных партий он не пел, начал часто болеть, писал свои воспоминания «Маска и душа». Весной 1937 года у него обнаружилась грозная болезнь — лейкемия. И через год, 12 апреля 1938 года, Федора Ивановича не стало.
Перед смертью он мечтал быть похороненным на родине. Его желание осуществилось только 29 октября 1984 года, когда прах Шаляпина был перезахоронен на Новодевичьем кладбище.
Награды
1902 — орден Золотой звезды III степени (Бухарский эмират).
1907 — золотой крест Прусского орла.
1908 — кавалер офицерского звания.
1910 — звание Солиста Его Величества (Россия).
1912 — звание Солиста Его Величества итальянского короля.
1913 — звание Солиста Его Величества английского короля.
1914 — английский орден за особые заслуги в области искусства.
1914 — орден Святого Станислава III степени (Россия).
1916 — звание офицера.
1918 — звание Народного артиста Республики (присвоено впервые).
1925 — командор ордена Почётного легиона (Франция).
Мне тоже очень понравился пост. Не содрано целиком с Википедии, что мы и сами прочесть можем....
Пост насыщенный, информационный, очень интересный !
Спасибо!!
Великий Шаляпин любил пошутить
Несмотря на то что управляющий московской конторой Императорских театров Сергей Трофимович Обухов шел на службу, он пребывал в благостном расположении духа. Он только что сытно позавтракал, а его усы послушно приняли нужную форму при утреннем туалете. Да и погоды стояли отменные.
Когда Сергей Трофимович зашел в прохладное парадное своей конторы, настроение его благодаря игривым взглядам дам, встреченных по дороге, было еще лучше прежнего. Приглаживая волосы, управляющий степенно проходил анфиладу залов и преодолевал суровые лестничные пролеты, пока наконец не добрался до собственной приемной.
— Всех просителей отошлите до после обеда, а сами через полчаса пожалуйте ко мне с тетрадями, будем отчет составлять.
Седовласый секретарь издал неопределенный звук, означавший, видимо, высшую степень покорности.
Но, едва за патроном закрылась дверь, он впился глазами в ее лакированную поверхность.
И точно, через считанные секунды из двери раздался душераздирающий вопль, а еще через полсекунды Сергей Трофимович как ошпаренный выскочил из кабинета....))))
— Это!.. Это что же!.. Спасайтесь!.. — не договорив, Сергей Трофимович опрометью выскочил из собственной приемной. Звук его побега заглушил могучий хохот, раздавшийся из-за огромного шкафа. Секретарь укоризненно покачал головой.
— Негоже, Федор Иванович. Что за шутки детские, право?
Из-за шкафа тем временем вылезла фигура. Знатная, надо признать, фигура. Высокий человек крепкого сложения со светлыми волосами, такими же светлыми ресницами и открытым смеющимся лицом.
— А что, хорошо я придумал? — отсмеявшись, спросил богатырь.
Оба перевели взгляд на распахнутую дверь кабинета Обухова. Там, прямо на столе управляющего, дымилась и плевалась искрами бомба.
— Это я у Коровина краску взял, арбуз обмазал и воткнул в него «монашку». Экая бомба-красавица у меня получилась!
— Шутник вы, Федор Иванович, да за шутку наказать могут. Посмотрим, что вам Сергей Трофимович выговорит.
Но, когда проделка открылась, Сергей Трофимович, уже успевший вернуться из своего позорного бегства на улицу, лишь поджал губы.
— Вам, Федор Иванович, все допустимо…
Так обычно шутил солист его императорского величества
Федор Иванович Шаляпин.....
Одна из самых поздних фотографий Федора Шаляпина (цветная ретушь)
Шаляпин и Горький....)))))-ШУТЯТ!
Шаляпин-Горький...неразлучные ДРУЗЬЯ.........
Шаляпин
Дмитриевский Виталий Николаевич
(Глава 3- ПРОЩАНИЕ С ГОРЬКИМ) -в сокращении.
1927 год стал поворотным в отношениях Шаляпина с советской властью, он официально становился эмигрантом.
О реакции друзей-соотечественников можно судить по появившимся в эмигрантских газетах откликам.
Два стихотворения Дон Аминадо — своего рода поэтическая дуэль с Маяковским и Демьяном Бедным: последний с большим рвением включился в травлю артиста.
Монолог Шаляпина Дон Аминадо положил на мелодию и тему известного русского романса:
Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан!
Не подходит, матушка,
Он для здешних стран…
А теперь что вздумала,
Обалдела, знать?
Федора Шаляпина
Голоса лишать!..
Нет, не шей мне, матушка.
Красный сарафан,
Пусть рядится в красное
Бедный твой Демьян,
Пусть народным гением
Числится, чудак,
Пусть и тешит пением,
Ежели уж так…
Многие, сочувствуя Шаляпину, понимали: если с великим артистом можно поступить столь сурово, то, видно, советская власть и в самом деле не шутит.
Ну а те, кто окончательно понял, что в Россию им путь заказан, гордились: Шаляпин для родины стал изгоем — нашего полку прибыло!(((((
В Советской России утверждается жестокий диктат в отношении искусства.
В театре под подозрением оказывается классика — «наследие классово враждебного буржуазного прошлого», запрещаются к постановке пьесы Михаила Булгакова, Николая Эрдмана.
Организованно дискриминируется творчество гениального артиста Михаила Чехова — «апологета мелкобуржуазной идеологии», «пророка деклассированных и реакционных слоев». Газеты клеймят его Гамлета, который якобы «заслуживает сурового отпора со стороны марксиста и коммуниста». В 1928 году Михаил Александрович Чехов выезжает на гастроли — и становится очередным «невозвращенцем».
О том, что Шаляпин «исключен из граждан своей родины», пишут европейские газеты. В Советском Союзе «политическую точку» скандала ставит экспроприация имения певца в Ратухине. «22 ноября 1927 года Президиум ВЦИК постановил лишить Ф. И. Шаляпина права пользования усадьбой и домом во Владимирской губернии».
Новость сообщила Федору Ивановичу дочь Ирина. «Насчет Ратухина не беспокойся — это совершеннейшие пустяки. Земля все же велика. Конечно, я понимаю, что вы там выросли, что же, надо простить людям», — успокаивает Ирину отец.
Отношение власти к Шаляпину двойственно.
С одной стороны — лишение гражданства, звания, обвинение в «буржуазности» и прочих идеологических «грехах».
С другой — настойчивые приглашения вернуться.
Так, в одной из лондонских газет появляется снимок Замка искусств с подтекстовкой: «Подарок Советского правительства Ф. И. Шаляпину».
Очередная фальшивка: в реальности замка не существовало — имелся лишь архитектурный проект И. А. Фомина. Зато известно: директор бывшего Мариинского театра (теперь он назывался Государственный академический театр оперы и балета — ГАТОБ) И. В. Экскузович конфиденциально сообщил Ф. И. Шаляпину: власть вернет звание народного артиста, пожалует виллу в Крыму с условием, что он раскается в своей «недружелюбной, антисоветской акции» и окончательно вернется в Советскую Россию.
Начинается многолетняя борьба за возвращение Шаляпина в Россию любой ценой, и миссия эта поначалу поручается Горькому.
В прессе сталкиваются два мифа: «Шаляпин — гнусный отчепенец, враг народа» и «Шаляпин — раскаившийся блудный сын» — кнут и пряник в одной властной руке. Очевидно, Горький, будучи в СССР, обещал Сталину вернуть Шаляпина, уверенный в своем влиянии на певца. Однако события стали развиваться по иному сценарию.
Весной 1928 года писатель совершил четырехмесячную поездку по стране. Выступая с речами, непринужденно беседуя «с народом», с журналистами, Горький отвечал на самые разные вопросы, в том числе и о своем знаменитом друге. «К Шаляпину я отношусь очень хорошо, — признался писатель читателям газеты „Нижегородская коммуна“. — Правда, человек он шалый, но изумительно, не по-человечески талантливый человек». Вернувшись из России, Горький авторитетно сообщил Шаляпину: для возвращения на родину никаких препятствий власти не ставят; его в Москве ждут.
Сопоставление этих двух высказываний Горького в столь тесном временном пространстве озадачивает. Горький — литератор, чуткий к слову, к интонации, смысловому и эмоциональному подтексту, не слышит себя, не чувствует «второго плана» собственной речи. «Правда, человек он шалый», — сообщает Горький широкому читателю, не заботясь о репутации Шаляпина, и в этой шутливо-снисходительной интонации превосходства прослушивается самоуверенная убежденность — но мы-то его конечно же образумим!
Не меньше скрытых и явных смыслов содержит письмо Горького Шаляпину от 15 ноября 1928 года.
Казалось бы, прошло всего немногим более года со дня показательно разрекламированного лишения Шаляпина звания народного артиста, а Алексей Максимович сообщает другу: «Очень хотят тебя послушать в Москве. Мне это говорили Сталин, Ворошилов и др. Даже „скалу“ в Крыму и еще какие-то сокровища возвратили бы тебе».
Здесь- интонация снисходительного покровительства «старших», ироническое упоминание о «каких-то сокровищах» сочетаются с очевидным намеком на свою собственную значимость, на близость к власти, допускающую свободные приятельские беседы с вождями на равных, в ходе которых судьбоносные вопросы гражданства и возвращения на родину решаются легко и просто, за застольными беседами.
Впрочем, и в самом деле аргументы Горького и его заманчивые предложения звучат убедительно: если самого Горького одаривают особняком миллионера Рябушинского, усадьбой в подмосковных Горках и виллой в Крыму, а Алексею Толстому жалуют особняк в Царскосельском парке в Пушкине, апартаменты в Ленинграде и Москве и три персональных автомобиля, то почему бы не продемонстрировать высочайшую милость Шаляпину и щедро не подарить ему ранее у него же и отобранное?
Да не оскудеет рука дающего…
Но оказывается — желания советских вождей для Шаляпина не священны, он брезгливо отвергает пошлость примитивного подкупа и торга. Реакция «шалого» Шаляпина лишена умиления щедрой барской милостью, она однозначна и трезва. «Насчет скалы и сокровищ — это, конечно, вздор! — отвечает он Горькому. — Скалу я хотел иметь тогда, когда был полон вздорными мечтами о Шильонском замке искусства. Эти мечты утонули, и их уже не вытащить мне ни на какую скалу: на что мне она?»
Однако отношения Алексея Максимовича и Федора Ивановича остаются до поры вполне доверительными, во всяком случае со стороны Шаляпина.
Тем временем миф о «раскаившемся грешнике» никак не выстраивается.
Горький раздражен: обещание Сталину не выполнено.
Взрыв негодования писателя вызвало переиздание «Страниц из моей жизни» в дополненном артистом варианте, а затем его книги «Маска и душа» — Шаляпин вызывающе открыто демонстрировал достоинство, приверженность к свободе и, наконец, строптивую непокорность, своенравное неподчинение, что было особенно оскорбительно и Горькому, и властям.
…Пока же Горький живет в Италии, в Сорренто, Шаляпин изредка навещает его; встречаются они и в Риме. В Европе интерес к Горькому резко упал, его почти не издают; в трудные моменты Алексей Максимович обращается к другу и всегда получает от Федора Ивановича материальную поддержку. После выхода в Америке «Страниц из моей жизни» Шаляпин посылает Горькому гонорар — 2500 долларов.
Но именно эта книга станет поводом к неизбежному осложнению отношений.
Горький перед выбором: возвращаться в Советский Союз «основателем социалистического реализма» или прозябать на Западе забытым русским литератором
. Прожитые в Европе годы определили выбор: Горький окончательно отрекся от себя, вступил на путь лжи и демагогического лукавства.
И потому разрыв с Шаляпиным, не желавшим идти на сближение с советскими властями, в конечном счете сделался неминуем.
Внучка Шаляпина Лидия Либерати вспоминала:
«В 1929 году Шаляпин давал первое послереволюционное выступление в Риме (он пел Бориса в Королевской опере), на этот спектакль вместе со всей семьей из Сорренто приехал Максим Горький… После спектакля, чтобы отпраздновать успех, выпавший на долю Шаляпина, все отправились ужинать в ресторан „Библиотека“, расположенный в погребах, своды которых были заставлены, наподобие книжных полок, бесчисленными бутылками.
По просьбе Горького Шаляпин запел, и на его голос сбежались со всего ресторана любопытные клиенты и служащие. А когда стало известно, что вместе с Шаляпиным находится Максим Горький, очень популярный тогда в Италии, многие захотели получить автографы знаменитостей, и в ресторане началась такая давка, что дирекции пришлось вызывать на помощь карабинеров, чтобы восстановить порядок».
После этой, казалось бы, радостной встречи с певцом и его семьей Горький пишет о Шаляпине:
«Он скоро умрет. За эти три года он очень одряхлел, точно уже боролся со смертью, и, не победив, она жестко измяла его… Кожа его лица стала дряблой, и лицо великого артиста, послушное малейшим волнениям чувства, утратило изумительную способность говорить больше и лучше, чем могут сказать самые красивые слова…»
Читая заметки Горького 1929 года, понимаешь: предательство совершилось, дальнейшее развитие событий лишь подтверждает его. Право же, как хочется Горькому выдать желаемое за действительное, объявить свой жестокий приговор истинным, справедливым, окончательным, не подлежащим сомнению! Поспешил: впереди у Шаляпина еще восемь лет богатой событиями жизни — спектакли, концерты, триумфальные гастроли в разных частях мира, звуковой фильм «Дон Кихот», собственные мемуары…
Акцентирую :все
это -выдержки из книги автора,без личных комментариев...... Каждый волен интерпретировать все это согласно своим взглядам и убеждениям.
Артист имел собственный четкий взгляд на происходившие события. И этого «вздорного самоуправства» ангажированный советской властью Горький ему простить не мог.
Сталин, как известно, с конца 1920-х годов выстраивал имидж процветающей социалистической державы, потемкинские деревни демонстрировались знаменитым западным гостям. В пространство этого яркого театрализованного пропагандистского представления вписывалась широко рекламируемая кампания по возвращению эмигрантов — великодушно прощенных детей России, счастливо обретающих родину. Одни приезжали по собственной воле — А. Н. Толстой, С. С. Прокофьев, С. Т. Конёнков, А. И. Куприн… За другими, «строптивыми», началась охота — засылали «послов» к М. Чехову, Стравинскому, Рахманинову, Бунину.
В России у Шаляпина оставались заложники: дочь Ирина и первая жена Иола Игнатьевна, это обязывало к осторожности. Тем не менее он писал дочери: «Я у вас там слыву отчаянным преступником… Пошлют на Соловки… Я стар для таких прогулок».
В августе 1930 года Горький пишет Шаляпину резкое письмо, которое до адресата не доходит. По версии сына артиста, Федора Федоровича, его спрятала Мария Валентиновна, не желая огорчать мужа.
Но следующее письмо Горького Шаляпин получил.
«…писал я тебе о нелепости и постыдности твоего иска к Советской власти, а она — что бы ни говорили негодяи — власть наиболее разумных рабочих и крестьян, которые энергично и успешно ведут всю массу рабочего народа к строительству нового государства, — убеждает Горький Шаляпина. — Я совершенно уверен, что дрянное это дело ты не сам выдумал, а тебе внушили его окружающие тебя паразиты, и все это они затеяли для того, чтобы окончательно закрыть пред тобою двери на родину.
(Горький, конечно, имеет в виду Марию Валентиновну. — В. Д.)
Не знаю, — продолжает Горький, — на чем твой адвокат построил иск, но — позволь напомнить тебе, что к твоим „Запискам“ я тоже имею некоторое отношение: возникли они по моей инициативе, я уговорил тебя диктовать час в день стенографистке Евдокии Петровне… стенограмма обработана и редактирована мною, рукопись написана моей рукой, ты, наверное, не забыл, что „Записки“ были напечатаны в журнале „Летопись“, за что тебе было заплачено 500 рублей за лист. Я, конечно, помню, что с американского издания в 26 г. ты прислал мне 2500 долларов. Каюсь, что принял эти деньги! Но из них я уплатил долг мой тебе 1200 долларов.
Все это я напоминаю тебе для того, чтобы сказать: „Записки“ твои на три четверти — мой труд.
Если тебе внушили, что ты имеешь юридическое право считать их своей собственностью, — морального права твоего так постыдно распоряжаться этой „собственностью“ я за тобой не признаю.
По праву старой дружбы я советую тебе: не позорь себя! Этот твой иск ложится на память о тебе грязным пятном. Поверь, что не только одни русские беспощадно осудят тебя за твою жадность к деньгам… Не позволяй негодяям играть тобой как пешкой. Такой великий, прекрасный артист и так позорно ведешь себя!»
Публицистическая интонация письма объяснима: оно предназначается не столько Шаляпину, сколько советскому «общественному мнению». Вариант текста тут же публикуется в «Известиях» и одновременно направляется полпреду СССР во Франции В. С. Довгалевскому.
Дружеский союз Шаляпина с Горьким завершился трагическим разрывом.
«Что же произошло? — горько вопрошал артист и отвечал весьма определенно — Произошло, оказывается, то, что мы вдруг стали различно понимать и оценивать происходящее в России. Я думаю, что в жизни, как и в искусстве, двух правд не бывает — есть только одна правда…
Все эти русские мужики — Алексеевы, Мамонтовы, Морозовы, Щукины — какие все это козыри в игре нации.
Ну а теперь это — кулаки, вредный элемент, подлежащий беспощадному искоренению!.. И как обидно мне знать теперь, что они считаются врагами народа, которых надо бить, и что эту мысль, оказывается, разделяет мой первый друг Горький».
Да, Горький открыто становится в ряды рьяных обличителей, тех, кто создавал Шаляпину репутацию сутяги, сквалыги, к тому же не имеющему весомых прав на книгу, написанную «на три четверти» (?!) самим Алексеем Максимовичем.
Когда-то восхищавшийся изумительными рассказами друга, Горький теперь публично отрицает саму мысль о том, что Шаляпин вообще способен сочинить какие-либо мемуары…
Да что — мемуары!
Расхождения Шаляпина и Горького имели глубокий мировоззренческий характер. Когда-то, в 1896 году, Горький делился с Е. П. Пешковой пониманием своей правды жизни и верности ее постулатам. Они были близки и Шаляпину — и как художнику, и как человеку. Теперь, в 1929 году, Горький в письме Е. Д. Кусковой без обиняков признавался:
«Я искреннейше и непоколебимо ненавижу правду, которая на 99 процентов есть мерзость и ложь.
Я знаю, что 150-миллионной массе вредно, и что людям необходима другая правда».
А в беседе с начинающими литераторами в июне 1931 года, в очередной свой приезд из Сорренто в Москву, высказывался с неменьшей прямотой:
«Надо поставить перед собой вопрос: во-первых, что такое правда? И во-вторых — для чего нужна нам правда и какая? Какая правда важнее? Та правда, которая отмирает, или та, которую мы строим? Нельзя ли принести в жертву нашей правде некоторую часть той, старой правды? На мой взгляд, можно. Мы находимся в состоянии войны против огромного старого мира, черт бы его побрал с его старой правдой! Нам необходимо утвердить свою».
(Напомним: книга о Беломорканале открывалась статьей М. Горького «Правда социализма».)
Двойственность, неопределенность, умозрительность такой идеологической установки озадачивают и даже обескураживают. Что мог бы ответить Шаляпин на столь размытое понимание правды? Разве что с недоумением процитировать Сальери:
«Нет правды на земле. Но правды нет и выше…»
Очевидно, выявившееся расхождение в мировоззренческих, эстетических, политических, житейских взглядах бывших друзей и, конечно, грубый и оскорбительный намек Горького на творческую немощь, литературную несостоятельность Шаляпина неизбежно вели к разрыву.
Для Шаляпина культура, искусство — это высшее откровение, свобода созидания, творческой мысли и чувства, природной фантазии, полет художественного вдохновения художника и души человеческой. Для Горького 1930-х годов культура — это прежде всего непримиримая борьба с природой, ее естественным развитием. «Культура есть организованное разумом насилие над зоологическими инстинктами людей». …
По сути дела, Горький отказывал человеку, художнику, личности в правах на независимое самовыявление, на свободомыслие, на созидание, на творчество. «Индивидуализм как основа развития культуры выдохся, отжил свой век. Употребляется ли ради развития сознания человека насилие над ним? Я говорю да!» — категорически утверждал Горький в статье «Гуманистам» в «Правде» 11 декабря 1930 года.
Разрыв с Горьким — очень тяжелый удар для Федора Ивановича. Достойным выходом из положения могла стать только новая книга! И она была написана: накануне шестидесятилетия Шаляпина, в 1932 году, в парижском русском издательстве «Современные записки» вышла «Маска и душа».
Горький и Шаляпин в Нижнем Новгороде, 1902–1903. Фотография А. П. Н.
Роли в кино
1915 — Иван Грозный, «Царь Иван Васильевич Грозный»
1933 — Дон Кихот, «1933 — Дон Кихот (нем.) русск.» (режиссёр Георг Вильгельм Пабст)