14 января Валерию Харламову исполнилось бы 70 лет
Текст: Максим Макарычев
14 января Валерия Харламова помянут во многих уголках когда-то единого государства - шестой части Земли, сходившей с ума от его филигранной техники и залихватской, страстной, сказывались испанские гены, манеры игры.
С самого утра на Кунцевское кладбище Москвы в воскресенье подтянутся теперь уже седовласые мужчины, которые юношами и мальчишками восторгались его талантом. К тому времени, когда на кладбище приедет его сестра Татьяна Борисовна, погост будет очищен от снега, а могила покрыта цветами. Подъедет и лучший друг Александр Николаевич Мальцев. Все больше грустный в последнее время, постоит в сторонке в одиночестве, поговорит с болельщиками…
В этот день невольно всплывет банальная фраза: "Что было бы, да если бы он дожил до этого времени?". Вспомнятся Высоцкий, Шукшин, Даль, Гагарин и многие другие гении, которые ушли, не дожив до "тихой старости".
Комета на то и комета, чтобы ярко пролететь по жизни и сгореть, когда ее светлый путь становится наиболее ярким и ослепительным. Неважно, космическая, поэтическая или хоккейная.
Даже не примета, а планида на Руси такая. Злобная, душу раздирающая. Гении в нашей стране, как правило, не умирают в окружении семей, в той самой кровати, к которой подносится тот самый стакан воды, а родственники в отдающих банальностью некрологах, как в Америке, пишут "о том, каким заботливым отцом, мужем, другом он был".
Наши гении в возрасте Христа разбиваются в автокатастрофах, в небе, умирают в сердечных муках во время съемок. В одиночестве гостиничных номеров или июльской духоте квартир. Истязая себя, проходя через такую адскую боль, что другой бы, в самом начале закричал - "Постойте. Хватит".
За все, за неимоверную любовь народную, за славу людскую приходится платить. Как те поэты, которые по Башлачеву, "ставят" после своих строк "знак кровоточия". Можно сутками пересматривать Суперсерию 1972 года. Но ничто не скажет об этой самой эпической серии в истории хоккея красочнее и трагичнее, чем кровавая полоса на льду, текущая из конька Харламова, которого чумной "всадник без головы" канадец Кларк бил лезвием конька по голеностопу, не в силах в честном бою противостоять русскому таланту.
Валерий Харламов, такой родной Валера, ушел в то время, когда человек был человеку друг, товарищ и брат. Когда души людские были нараспашку, когда мир и люди в нем не смотрели друг на друга злобными глазами, замыкаясь в себе. Когда чувства человеческие еще не "обайфонились" и не "обайпадились". Когда этот мир еще не ушел в "сети, паутины и гаджеты". Не занялся накопительством, все больше утопая в жадности и мещанстве.
Когда блондинка в четвертом ряду, (великая образная фраза Тарасова: хоккеист должен видеть не только площадку, но и блондинку, сидящую в четвертом ряду) приходила во дворец спорта, чтобы влюбленными глазами насладиться их игрой. А не показать свой макияж и "брюлики". Простите автора за такую образность. Наболело.
У Харламова, Мальцева, их товарищей на льду не было миллионов долларов. У них были миллионы сердец, которым они дарили свои веру, надежду и любовь. Было огромное море любви одной шестой части земли. От Ашхабада до Мурманска, от Тбилиси до Владивостока. О котором мечтают миллионы, но в котором купаются действительно всенародные любимцы.
На льду и вне льда они зажигали так, что гремела Москва и в ней поднимался ветер.
Насколько страстным по-испански на льду, настолько сердечным, настоящим «бессеребренником» был Харламов в жизни. Балагур, весельчак, лучший танцор сборной СССР и курортного побережья ("Если идешь по Адлеру и слышишь, играет "От зари до зари", значит Харлам там", - признавался автору этих строк Александр Мальцев). Харламов вместе с тем оставался удивительно скромным и застенчивым человеком. Но все куражи и стеснительность "отлетали", как шайба от клюшки, едва он выходил на лед.
Там на ледовой площадке в сборной СССР по хоккею властвовал дух победителей. Передавшийся спортсменам от их отцов, одолевших коричневую чуму. Они были один за всех и все за одного. На ледовых площадках планеты они бились за свой дом и семью. За товарища, что был рядом. За свою великую Родину. За ее алый стяг. В Северной Америке времен не чета нынешнему, идеологического противостояния, им плевали в лицо, когда они выходили на площадку. А они получали кайф, наблюдая, как самые истеричные недоброжелатели встают со своих мест, когда вверх, в честь их побед поднимается тот самый алый стяг.
Чем больше проходит времени с момента его ухода, о Харламове все больше вспоминают не только как о великом спортсмене, но и как о человеке, который умел дарить радость людям. О широте харламовской души, его обаянии, радушии можно говорить часами. О том, как в буквальном смысле снимал с себя рубашки и куртки, отдавая ближнему. Как покупал на суточные заграницей не дефицитные шмотки для перепродажи. А сувениры, дорогие пластинки и дарил близким. Как мог в ночи примчаться на помощь товарищу - ныне прославленному спортсмену и одному из лучших защитников в истории хоккея, через всю Москву, выручая его, попавшего в аварию.
Ведь Валерий Харламов и жил для того, чтобы помогать и дарить радость людям. Прожил до боли мало, но как. Василий Шукшин как-то сказал о Сергее Есенине: "Вот жалеют: Есенин мало прожил. Ровно - с песню. Будь она, эта песня, длинной, она не была бы такой щемящей. Длинных песен не бывает…". Это и о Харламове.
Мы то с вами знаем: легенда обязательно находит продолжение. В России обязательно родятся новые хоккейные таланты. В Москве, Сибири, на Урале. Но в славном ряду предшественников и продолжателей Валерий Борисович Харламов навсегда останется нашим уникальным хоккейным гением. Нашей самой ослепительной хоккейной кометой. Равной которой вряд ли когда-либо будет.
Российская газета от 14.01.2018 г.
Ещё посты памяти Валерия Харламова:
Легенда №17. Памяти Валерия Харламова
Спасибо, Ирина А фильм этот - "Легенда № 17" - просто потрясающий!!!
Сын Валерия Харламова:
«Отец хотел, чтобы я занимался футболом»
Говорят, что большое видится лишь на расстоянии, но современникам хоккеиста Валерия Харламова не понадобилось много времени, чтобы рассмотреть и оценить масштабы его таланта. Неповторимого форварда ЦСКА и сборной СССР болельщики были готовы носить на руках. Сравниться с ним в уровне популярности мало кто мог, но (берите на заметку, современные спортивные «звездочки») он всегда оставался до трогательности скромным и даже застенчивым. Все его друзья и коллеги, с которыми доводилось общаться, говоря о главных достоинствах выдающегося хоккейного мастера, в один голос твердят: скромный. Понимаете: не техничный, быстрый или целеустремленный, а скромный. А ведь речь, напомним, об одном из самых выдающихся спортсменов в мировой истории.
О Валерии Харламове написано множество книг, тысячи газетных заметок, относительно недавно вышел в свет посвященный ему фильм «Легенда №17». На страницах «МК» о нем не раз вспоминали его хоккейные партнеры и соперники, а близкий друг Валерия Борисовича – собравший Харламова буквально по кусочкам после первой автомобильной аварии доктор Андрей Сельцовский (тот самый врач, образ которого в фильме блестяще передала Нина Усатова) – рассказывал нам о том, каким был хоккеист за пределами ледовой площадки. Накануне юбилея Валерия Харламова своими воспоминаниями об отце с нами поделился его сын Александр.
Он принял непосредственное участие в работе над фильмом об отце «Легенда № 17», причем выступил сразу в нескольких качествах – одного из продюсеров, консультанта картины и исполнителя эпизодической роли.
— Какое ваше первое воспоминание об отце?
— Первые воспоминания идут из детства. Это редкие моменты, когда отец был дома. Тогда хоккеисты долгое время находились на сборах, соревнованиях. Когда же удавалось побыть с семьей, отец приезжал, и все в доме были очень рады. Он никогда не возвращался с пустыми руками: привозил игрушки, подарки. Нормальное явление для любых родителей, которые редко бывают дома.
— Удалось ли вам видеть отца на льду, во время матча?
— Конечно, мы ходили на матчи. Когда игры были в Москве, мы ездили на них с мамой. Это была определенная возможность для жен и девушек спортсменов после матча до отправления автобуса 15-20 минут по-быстрому пообщаться, повидаться. Поэтому и я ходил тоже, смотрел, потом виделись с отцом.
— Была ли для вас предопределена дорога в спорт?
— Ничего подобного. Изначально отец не планировал отдавать меня в хоккей. Он хотел, чтобы я занимался футболом, потому что он сам очень любил футбол и хорошо в него играл. К тому же мой старший двоюродный брат, сын сестры отца, занимался футболом. Поэтому отец собирался отдать в футбол и меня.
Но в три года я встал, на коньки, подаренные отцом. Понимаете, когда у тебя в квартире постоянно присутствует частичка хоккейной формы — клюшки, шлемы — они, конечно, неподдельно заинтересовывают. В четыре года я уже потихоньку научился кататься на коньках. И все же по-настоящему хоккей в моей жизни произошел после трагедии с родителями. В шесть лет бабушка отдала меня в хоккейную секцию. Этот вид спорта мне и самому нравился. Возможно, такова своеобразная дань памяти. Может, бабушка размышляла и так. Ведь когда ребенок совсем маленький, никто не знает, кем он вырастет. Отдала — и отдала… Да, наверное, в память об отце.
— Вы сказали, что дома всегда были элементы хоккейной формы. Может быть, какие-то вещи отца вы и теперь храните с особым теплом?
— Что-то сохранилось, но всему очень много лет. Остались клюшки, грамоты… Некоторые вещи мы с сестрой передали в Зал хоккейной славы в Торонто, главный музей хоккея в мире. Когда отца принимали туда, ему выделили свой уголок. Часть его вещей хранится там, а еще часть — в музее хоккейного клуба ЦСКА. Мы считаем, пусть лучше об отце помнят по обе стороны океана, приходят и смотрят дети, знакомятся с историей советского хоккея. Кто-то из них после этого начнет или продолжит заниматься хоккеем дальше.
Что вызывало бы глобальный интерес? Свои медали есть и у меня тоже. Мне больше по душе старые хоккейные коньки отца. Не знаю почему, но они нравятся мне даже визуально. Они находятся в музее на ледовой арене ЦСКА.
Александр Харламов
— То есть самое важное все-таки осталось в России?
— Не сказал бы так. Все сохранившиеся вещи отца для меня равноценны, уникальны. Я не говорю о материальном. Есть и письма, но многое я уже не помню.
— К сожалению. все-таки приходится обращаться к трагическим страницам вашего детства. Можете ли вы отметить кого-то, кто после гибели Валерия Борисовича поддержал вас искреннее и больше всего?
— Конечно, изначально поддержали цээсковские хоккеисты, одноклубники и друзья отца — Слава Фетисов, Алексей Касатонов, Владимир Крутов. Помогала практически вся команда. Я благодарен им в первую очередь. Были и те, кто совершенно не связан со спортом. У отца был очень широкий круг знакомств. Он был очень светлым, открытым, порядочным и веселым человеком: никогда никому не отказывал во внимании. Когда он оказывался дома, у нас бывало очень много гостей. Дружили и со Львом Лещенко, и с Владимиром Винокуром, и с Иосифом Давыдовичем Кобзоном, с театральными деятелями. Близко общались с представителями других видов спорта.
— А вы когда-нибудь хотели стать артистом?
— Нет (смеется). Мы и теперь прекрасно общаемся, но чтобы самому быть актером или певцом — нет, такого желание не возникало.
—Вы продолжатель великой фамилии. Каково это – быть Харламовым?
— Мне часто задают этот вопрос. Так сложилось, что я особо не обращал на это внимания, и груз ответственности не сильно на меня давил. Не могу сказать, что фамилия сильно помогала мне или мешала. Все шло своим чередом. Повышенный интерес привычен, когда играют дети спортсменов. Так происходит до сих пор. Это нормальное явление. Например, журналисты всегда пытаются сравнивать отца и сына, но это немного неблагодарное дело, потому что похожих хоккеистов не бывает. У каждого свой путь, который нужно пройти и достичь чего-то самостоятельно.
Отец с сыном
— И все-таки есть ли в вашей игровой манере черты, унаследованные от отца?
— Думаю, да. Характер. Понимаете, хоккей развивается из года в год. В 1960-1970-х годах отец играл в хоккей одного стиля, я, в 1990, -- иначе. Сейчас хоккей и воспринимается по-другому. Во времена отца выступали выдающиеся мастера. Это факт. Они делали историю советского спорта. Мы учились на их примерах и чтим их.
— Вы бы хотели, чтобы продолжателем без преувеличения великой хоккейной династии стал ваш сын?
— Он уже взрослый, и теперь поздно об этом говорить. Так получилось, что он не спортсмен. Не каждому ребенку дано попасть в профессиональный спорт. К сожалению, это не все понимают. Мы с супругой из тех родителей, которые не считают нужным заставлять ребенка, если у него самого нет большого желания. До определенного возраста он увлекался футболом, а потом возникли определенные проблемы со здоровьем, и пришлось эти занятия закончить. Теперь он учится. Профессиональный спорт – это огромный труд, и таким же должно быть стремление спортсмена.
— Есть ли у вас любимое число? Может быть, 17?
— 17 – номер, который постоянно, уже привычно присутствует в моей жизни.
— В 2008 году вы приняли участие в шоу «Битва экстрасенсов». Чем этот проект вас привлек?
— На тот момент это было увлекательно. Предложение поступило совершенно случайно. Позвонили по телефону и предложили участвовать. Мне стало интересно пообщаться с неординарными людьми. Не буду лукавить, стало любопытно послушать людей с опытом, который дан не всем.
— Что выяснили в итоге?
— Лично для себя определенные выводы я сделал.
— Интерес к истории советского спорта существует. Убедительное свидетельство этого – фильм «Легенда № 17» о личности и судьбе вашего отца.
— Сделать такой фильм – очень большой труд. Я смотрел и «Движение вверх» вместе с сыном. Скажу так, чем больше будет таких картин, тем лучше. Они помогают воспитывать новое поколение в правильном русле.
Автор: Анастасия Клюкина ,mk.ru.