https://tunnel.ru/post-ehto-ne-zayavka-no-prosto-zhelanie-napomnit-o-nezasluzhenno-zabytom 

Многим современникам имя Михаила Анчарова, увы, говорит мало.

Этого незаслуженно забытого поэта, прозаика, сценариста, музыканта, художника, фронтовика и немного архитектора, ушедшего почти одновременно с Советским Союзом, можно было бы назвать «человеком-оркестром», но таковым он при всей своей эпохальности не был.

Он творил историю своей страны рука об руку со многими известными деятелям.

 Владимир Высоцкий считал Анчарова своим учителем. Но в отличие от коллег по разнообразным культурным «цехам», Михаил Леонидович, выросший в пролетарской среде, скромно оставался за кадром производственного процесса, будучи при этом воспринятым как официозом, так и андеграундом.

 (вспоминает А.Касс)

 «И пошёл я судьбе поперёк»

Появился на свет Михаил Анчаров 26 марта 1923 года на восточной окраине Москвы, в районе, который носил историческое название Благуша (сегодня входит в границы района Соколиная Гора).

Благуша была окраиной Москвы. Время было голодное и тёмное. А Благуша была — текстильная, воровская, пацанская, — вспоминал потом Анчаров

Впоследствии он посвятит своему «городу детства» стихотворение, «Песня про деда-игрушечника с Благуши»:

«Шёл я пьяный. Ты слушай-не слушай.
Может, сказку, а может, мечту...
Только в лунную ночь на Благуше
Повстречал я в снегу Красоту.
И она мне сказала: „Эй, парень,
Не жалей ты коней расписных.
Кто мечтой прямо в сердце ударен,
Что тому до побоев земных?“
Я оставил земные заботы
И пошёл я судьбе поперёк:
Для людей не жалел я работы.
Красоты для себя не берёг».

Также с Благушей связан сюжет его лирически-производственного романа «Теория невероятности»:

И вот я вылез из такси и пешком, зажав в кулаке нейлоновый берет «болонья», приближался к Благуше.

И в мозгу у меня колотились забытые названия — Семёновская застава, Щербаковка, Мейеровский проезд, Покровская община, Введенский народный дом...

Я шёл через Покровский мост, но не тот маленький каменный мост, через который проходили трамваи — третий, четырнадцатый и еще какие-то, а через холодный мост для машин и троллейбусов.

Дом № 2 на улице Покровской (ныне Кирпичной), в котором прошли его первые годы, не сохранился, но зато до наших дней дожила шестиэтажная конструктивистская «коробка» в Мажоровом переулке, 4/6.

Туда Анчаровы переехали в начале 1930-х.

Новое жильё тогда давали в первую очередь ударникам труда и заслуженным работникам, каковым, несомненно, был отец будущего литератора и барда — инженер-конструктор Московского электролампового завода Леонид Михайлович Анчаров, принимавший участие в возведении знаменитой Шуховской башни на Шаболовке.

Ценным для молодой советской страны кадром была и мать Михаила Леонидовича — Евгения Исаевна, бывшая студентка университета в Тарту работала учителем немецкого языка.  

Детство

Как вспоминал младший брат Анчарова Илья, с ранних лет Михаил «был очень музыкален», и учась в начальных классах, посещал школу искуссв

С родителями 

В середине 1930-х его определили в изобразительную студию.

В это время будущий драматург стал много читать и посещать столичные музеи, а в 1937-м «слабал» первую песню «Не шуми, океан, не пугай», основанную на стихах Александра Грина.

Через несколько десятилетий Михаила Анчарова назовут основоположником советской авторской песни.

Но это будет потом, а пока, окончив школу в 1940-м, он поступает в Московский архитектурный институт

Бросив учёбу, несостоявшийся архитектор просится, как и миллионы его сверстников, добровольцем на фронт, но по направлению военкомата поступает в Военный институт иностранных языков Красной армии (ВИИЯКА), где обучается китайскому и японскому языкам.

В 1945-м его отправляют в Маньчжурию, где он участвует в освобождении Китая от японских милитаристов и встречает окончание Второй мировой войны, а спустя два года уже в Москве демобилизуется.

Демобилизовался я осенью 1947 года. Не отпускали, а я просто смертельно хотел учиться живописи. По ночам краски снились, стонал... Я там на работе портреты всех сослуживцев сделал, но, к сожалению, в институт их представить не мог, потому что физиономии сослуживцев были не для показа. Но именно эти работы всё решили, когда встал вопрос, отпускать меня или нет. Я зашёл к начальству в огромный кабинет и увидел, что эти работы лежат на полу, а через них «журавлями» ходит всякое военное и гражданское начальство и какие-то художники, очевидно, местные. Я сапоги надраил, стою ни жив ни мёртв. Главный мне говорит: «Ведь подохнешь с голоду на гражданке-то...». «Никак нет», — отвечаю. Ну, ладно, отпустили 

(вспоминал.Л.Анчаров)  

Став гражданским, он пребывал в неистовых поисках себя, которые, как и предупреждали его командиры, заставили «жить хоть как-нибудь». Послевоенная голодуха,  случайные заработки, метания...

В 1948-м он поступил во ВГИК, но не проучившись там и месяца, перевёлся в Московский государственный художественный институт имени Сурикова, как и мечтал в военную бытность, окончив его в 1954-м.

В 1950-е он много пишет — стихи, пьесы. Тогда же в его жизни были первые концерты, записи большинства которых просто не сохранились в силу отсутствия технических возможностей.

 Анчаров поступает в 1955-м на курсы киносценаристов, а через год устраивается в мастерскую при Сценарной студии Управления по производству фильмов Минкульта СССР.

В это время он создаёт киноценарий «Солнечный круг», который должны были поставить на студии «Арменфильм», предложив, правда, полностью переписать его.

Но на это автор не идёт и оказывается фактически на обочине.

В конце 1950-х перед Анчаровым открылись перспективы вписаться в «поколение дворников и сторожей». Но вскоре жизнь немного наладилась.

В 1962 году на экраны вышла молодёжная драма Александр Зархи «Мой младший брат», сценарий для которой написал Михаил Анчаров в соавторстве с Василием Аксёновым.

Через год в рамках киноленинианы выходит фильм Юрия Вышинского «Апассионата», также по сценарию Михаила Леонидовича  

Вскоре в свет начинает выходить проза Анчарова, куда он инсталлирует свои поэтические тексты.

В 1964-м журнал «Смена» выпускает рассказ «Барабан на лунной дороге» и «Венский вальс».

В 1965-м журнал «Москва» печатает повесть «Золотой дождь», а в «Юности» выходит роман «Теория невероятности», снабжённый авторскими рисунками. 

Автопортрет 

Помимо журнальных публикаций при жизни Анчарова вышло больше десяти книг.

Литературно-кинематографическая деятельность пересекается с музыкальной — Михаил Леонидович выступал с концертами, в том числе вместе с Владимиром Высоцким и Александром Галичем. 

Одним из самых важных кинематографических следов Анчарова стали снятые по его сценарию сериалы Всеволода Шиловского «День за днём» (1972–1975) и «В одном микрорайоне» (1976).

Это экранизация повседневности угасающего застойного СССР, где все исторические свершения остались в прошлом, а в будущем только ностальгическая героика и потусторонний «полустаночек». Эта вилка отлично показана в попавших в «День за днём» песнях на стихи сценариста «Сойду на полустаночке» и «Слово „товарищ“». 

(ст. М. Анчарова, муз. И. Катаева). Поёт Нина Сазонова Фрагмент телеспектакля "День за днём" 

Последняя точно отражает внутренний мир Михаила Леонидовича, его мечты о светлом коммунистическом будущем, застрявшем в деформированной реальности застоя. В этой песне он описывал советскую «Валгаллу» с её «алым парусом победы двадцатых годов»:

«Там по синим цветам
Бродят кони и дети.
Мы поселимся в этом
Священном краю.
Там небес чистота,
Там девчонки, как ветер.
Там качаются в сёдлах и „Гренаду“ поют».

Эта песня в начале 2000-х вошла в альбом советской лирики панк-группы «Гражданская оборона» — «Звездопад». Примечательно, что Егор Летов включил туда же анчаровскую «Песню про циркача» — воспоминание о Гражданской войне и назидание современникам:

«Сотни тысяч огней
Освещают наш храм.
Сотни тысяч мальчишек
Поют по дворам.
Научу я мальчишек
Неправду рубить!
Научу я мальчишек
Друг друга любить!» 

Как и проза, некоторые поэтические тексты Анчарова, которые легко превращались в песни, во многом контрастировали с официальным «соцреалистским» курсом властей, которые тем не менее издавали его. Яркий пример некоторой «маргинальности» — «Песенка про психа»:

«Балалаечку свою
Я со шкапа достаю,
На Канатчиковой даче
Тихо песенку пою».

Впоследствии её пел известный деятель советского рок-андеграунда и парижский эмигрант Алексей Хвостенко.

Находясь между условным официозом и андеграундом, Михаил Анчаров не уходил в диссидентство и оппозицию, но тосковал по тем нереализованным перспективам, которые изначально постулировались советским проектом.

Как отмечал его биограф Юрий Ревич, «Анчаров был коммунистом — не в политическом, конечно, плане, а в идейном», называя Маркса и Энгельса «великими художниками».

Братцы, мы же все — художники. Мы же написали огромную жизнь, и наша картина висит в Эрмитаже. Там, на постели, приподнявшись на локте, лежит обнажённая женщина. Солнце бьёт наискосок, и золотое тело её просвечивает. Она не так уж хороша сама по себе, эта царская дочь, но её чуть вульгарное, как у самой жизни, лицо наполнено ожиданием. И старуха, у которой на лице написано, что она знает всё, отдёргивает тяжёлый бархатный полог и впускает золотой дождь. Рембрандт наша фамилия, — писал Анчаров в «Золотом дожде»

Во многом из-за его стихийной и подлинной народности, нелюбви к публичности и нежелания быть среди рыночной толкорни перестроечных лет, в последние годы жизни Анчарова стали забывать.

И его смерть 11 июля 1990 года стала трагической рифмой с процессами в стране.

Но несмотря на это, наследие художника обрело новые смыслы в ином историческом и политическом контексте.

Помню, люблю,слушаю песни Анчарова-песни нашей юности и, наверное,не я одна.

Добрая и светлая память Михаилу Леонидовичу Анчарову .... 

Большая Апрельская Баллада  

Михаил Анчаров

Пустыри на рассвете.

Пустыри, пустыри...

Снова ласковый ветер,

Как школьник.

Ты послушай, весна,

Этот медленный ритм.

Уходить - это вовсе

Не больно.

Это только смешно -

Уходить на заре,

Когда пляшет судьба

На асфальте,

И зелень свиданий,

И на каждом дворе

Весна разминает Пальцы.

И поднимет весна

Марсианскую лапу.

Крик ночных тормозов -

Это крик лебедей.

Это синий апрель

Потихоньку заплакал

 Наблюдая апрельские

Шутки людей.

Наш рассвет был попозже,

Чем звон бубенцов,

И пораньше,

Чем пламя ракеты.

Мы не племя детей

И не племя отцов,

Мы - цветы

Середины столетья.

Мы цвели на растоптанных

Площадях,

Пили ржавую воду

Из кранов.

Что имели, дарили,

Себя не щадя,

Мы не поздно пришли

И не рано.

Мешок за плечами,

Сигаретный дымок

И гитары

Особой настройки.

Мы почти не встречали

Целых домов

-Мы руины встречали

И стройки.

Нас ласкала в пути

Леденая земля,

Но мы,

Забывая про годы,

Пропозали на брюхе

По минным полям,

Для весны прорубая

Проходы...

Мы ломали бетон

И кричали стихи,

И скрывали

Боль от ушибов

 Мы прощали со стоном

Чужие грехи,

А себе не прощали

Ошибок!

Дожидались рассвета

У милых дверей

И лепили богов

Из гипса.

Мы саперы столетья!

Слышишь взрыв на заре?

Это кто-то из наших

Ошибся...

Это залпы черемух

И залпы мортир.

Это лупит апрель

По кюветам

 Это зов богородиц,

Это бремя квартир,

Это ветер листает

Газету.

Небо в землю упало.

Большая вода

Отмывает пятна

Несчастья.

На развалинах старых

Цветут города -

Непорочные,

Словно

зачатье.

1966 

Татьяна, большое спасибо за великолепный пост!!! 

Это дополнение к  старому  .

посту по ссылке, приведенной выше 

Спасибо, Альбина!

Добрый день, Татьяна
Светлых дней, хорошего летнего отдыха и творческих успехов.
Рад Вам всегда от души.

С уважением Валерий